Сутки по командирским часам - Тамара Шаркова Страница 4

Может, если бы Антон приехал в форме, а не в новомодной гражданской куртке, Тимке легче было бы связать в своей детской памяти прошлое с настоящим. К тому же и времени у них не хватило друг к другу привыкнуть. И то сказать, пробыли они вместе всего неделю. Так что увидеться-то они увиделись, да не встретились!

Антон Трубников, которого с легкой Вовкиной руки все звали «Каперангом», ждал тогда выхода в море. И хотя он был очень расстроен тем, что сын его не признал, мыслями своими он уже был на своем очень Дальнем Востоке, где его экипаж атомной подлодки нового поколения готовился к походу. Потому решил душу себе не рвать, а с семейными проблемами разобраться, когда вернется.

Михаилу Петровичу многое хотелось рассказать Антону о шестилетнем Тимке. Что никакой он не дикарь и тихоня, а очень даже большой затейник.

Кукольный театр придумал. С Марусей Сытиной, кузиной, и Сенькой представления устраивают. «Синдбада Морехода» показывают. И много еще чего. Только иногда казалось, не нужно все это Антону. Что смотрит он на сынишку и не видит его, а все жену вспоминает, и рану на сердце бередит.

Так и прошла та единственная неделя. Днем вместе с Зиной Антон оформлял документы для школы, а по ночам почти не спал, курил на ступеньках, ждал, когда Михаил из ночной смены возвратится. Но и у них задушевной беседы не получилось. Трубникову и Михаилу Петровичу надо было поговорить о разводе, об опекунстве, но оба не знали, с какой стороны начать разговор. Решили отложить все до следующего приезда. Кто же знал, что подводная «Одиссея» каперанга Антона Трубникова продлится не пару месяцев, а три долгих года. В первые два они пусть и с опозданием, но еще получали от него короткие письма, а потом никаких вестей. Вот уж, действительно, «канул в воду».

Расставание было тягостным для всех, кроме Тимки. Потому что получилось так, как он задумал. А задумал он не понравиться этому молчаливому строгому человеку. Не дурачок он, Тимка, чтоб не понимать, кем ему этот Трубников приходится. А значит, если бы захотел, увез бы его с собой. От папы-Миши, Руны, Зины, Вовки, Сеньки Лозового. Вот уж нет!

Иногда Тимур вспоминал какого-то человека, которого ему очень не хватало. Но Тимка точно знал, что это был не этот… Антон. От Того пахло чем-то горьким, даже от пальцев. Но Тимке это нравилось. И еще Тот всегда смеялся, даже когда Тимур дергал его за пряди черных волос, похожих на жесткую траву.

А этот… Антон… ни разу не засмеялся. И пахло от него чем-то парфюмерным. Вовсе даже неприятным.

Первое время после того, как сестра оставила у них племянника и укатила с какой-то своей знакомой в Канаду, Михаил очень боялся, как это отразится на мальчонке. Уж больно долго он ни с кем говорить не хотел, к Руне прижимался и папу по ночам звал.

Потому Тимкиным детским шалостям Михаил Петрович от души радовался, поражая этим Зинаиду, которая хорошо помнила, как за такие же проделки родному сыну Вовке часто доставалось ладонью пониже спины.

Папа-Миша не расстроился даже тогда, когда на Сеньку и Тимку пожаловались в детсаду, что они на занятиях танцами разбили друг другу носы из-за девочки. Хотя, конечно, и отругал своего Кутика и мороженое не купил в воскресенье. А потом, в назидание, стал по вечерам читать пятилетнему племяннику, как юнкер Александров, герой любимой повести Куприна, готовился к балу в женском училище. Надо сказать, Тимка слушал его с большим интересом и не прочь был продолжить знакомство с «Юнкерами». Но Михаил Петрович до поры до времени истертый зеленый томик спрятал, а предложил Тимке почитать историю про пуделя Артошку и его хозяев.

Собаки в жизни Тимки играли особую роль. В результате сердечной дружбы с Руной, он, как маленький Маугли, в каждой из них видел своего друга. И года в четыре до смерти напугал Клару — сестру Зинаиды, когда залез в будку их злобного цепного пса Цербика, который, на глазах остолбеневших взрослых, нежно скуля, облизал лицо мальчишки длинным шершавым языком. Свидетель этого «подвига» соседский пацан Сенька, пожалуй, впервые посмотрел тогда на приятеля с уважением, хотя тот был младше его почти на год и был новичком в старшей группе детского сада. Но с этих пор Сенька стал часто ходить с Тимкой в обнимку и даже пару раз угощал его жеваной вишневой смолой, вынутой из собственного щербатого рта. Бдительной Зине это показалось подозрительным. Таких озорников, как Сенька, она видела насквозь, потому что имела более чем двадцатилетний опыт общения с собственным сыном Вовкой, бо-ольшим специалистом по части шалостей. И беспокойство ее оказалось не напрасным. Благодаря этому, она успела вовремя выхватить Тимку из вольера, где местный предприниматель разводил бойцовских собак, и куда из природной любознательности Сенька пытался засунуть нового приятеля.

С Сенькой разбирался лично Михаил Петрович. В результате на общение Тимки с Арсением вне детского сада был наложено «вето». Им было категорически запрещено общаться без надзора взрослых и перебегать из двора во двор, для чего папа-Миша приладил на калитке какой-то хитроумный запор.

Все было бы хорошо, но Зинаиду Васильевну вскоре стало беспокоить полное равнодушие друг к другу, которое Тимур и Арсений демонстрировали в присутствии родственников просто-таки по системе Станиславского. Между тем, в детском саду, по словам ее подруги, няни-Маши, дисциплину мальчишки нарушали исключительно вместе!

Спустя некоторое время, у Зины стала пропадать с грядки едва начавшая «набирать тело» морковка-каротелька и сами собой выщипываться зеленые хвосты молодого лука. Идя по следам, оставленным кое-где злоумышленниками, она нашла их тайное убежище за кустами смородины между двумя древовидными сиренями. Это было нечто вроде шалаша двух Робин Гудов, где роль мебели выполняли деревянные обрубки, предназначенные для колки дров. На одном из них стояли миска, которую Зинаида разыскивала вторую неделю, старая деревянная солонка и пара пластиковых стаканчиков. Все было аккуратно накрыто куском задубевшей от