Гарри Поттер и Пушистые проблемы - Таня Белозерцева Страница 4

— Да ничего страшного с ним не случилось, просто ребёнок заскучал, игрушки ему приелись и надоели, ну он и стал капризничать, вредничать, совсем его избаловали. В конце концов ребёнок превратился в сущий кошмар для своих родителей, все ему не нравится, это он видел, это скучное, а это неинтересное, у меня таких десять или двадцать… Вот так-то вот, мистер Люпин.

— О Боже, я уже боюсь за Дадлика.

— А это кто?

— Да так, сын моих знакомых, на днях я его видел в колясочке, супернавороченной, всякими финтифлюшками увешанная, Дадли почти не видно было из-за них. Постойте, ему полтора года и он УЖЕ капризничает, я видел, как он маму пинал за то, что она ему что-то не купила.

— Вот-вот, вы видели наглядный пример сверхизбалованного ребёнка, так что постарайтесь воспитать Гарри нормальным и адекватным.

После доктора нагрянули прочие посетители из разных спецструктур, и Люпину пришлось подписать целую стопку бумаг, чтобы, наконец, узаконить Гарри и получить над ним официальное опекунство.

В перерывах между посетителями Ремус ухитрялся переделать прочие домашние дела, сварить кашу, накормить Гарри, сменить ему описанные штанишки, постирать эти самые штанишки, опять накормить Гарри, почитать ему что-то из учебника по зоологии (ну нету у него сказок, нету!), срочно отобрать у Гарри ножницы, которые он непонятно откуда выудил, еще раз (в третий или четвёртый?) накормить Гарри, снять его с комода, на который он с кровати забрался (что-то надо отодвинуть — или комод, или кровать), завернуть конфорки на газовой плите, которые Гарри зачем-то открыл (хорошо, что огня не было!)…

В общем, к вечеру этого суматошного дня Ремус уже не знал, где его ноги, а где руки, единственное, что он понимал, это то, что Гарри слишком много. Или вернее, Гарри был везде. Или это одно и то же?

Особенно крепко запомнилась прогулка перед обедом. Ремус тепло одел Гарри, спешно оделся сам, в уме ставя галочку о том, что сначала должен одеться взрослый, потому что дети, оказывается, плохо переносят жару. Вышли на улицу. Гарри сначала стоял рядом, не решаясь отойти, потом, видимо, осмелел и стал ходить по дворику, долго кружил вокруг скамейки, что-то лопоча на своем детском языке. Ремус аж поплыл от умиления, чудо что такое! Пушистая от снега скамеечка, рядом кроха зеленоглазая в пуховичке и пушистой красненькой шапочке, стоит, улыбается во все свои четыре зубика, во всяком случае, столько зубиков виднеется, на самом деле их больше, конечно. Глазки сияют, щёчки разрумянились от лёгкого морозца, в рукавичках неумело скатанный снежный ком. Ремус прикинул влажность снега и решил, что из такого вполне можно слепить толкового снеговика. Слепили. И вот стоит он, кособокий, кривенький, но родной, только что созданный своими руками. Гарри назвал его Жек, до Люпина не сразу дошло, что по-детски это «Джек». Ну, Джек так Джек, симпатичное имя, в самый раз для снеговика.

А после ужина Гарри, накормленный картофельной пюрешкой, пристроился под боком Люпина и затих, явно собираясь заснуть, но… В дверь позвонили, мужчина тихо выругался и пошел открывать. Да сколько ещё сегодня посетителей?

Но это из Годриковой Впадины вернулся Лютер. Могучий тополь степенно вошел в гостиную, держа в руках пластиковый контейнер-переноску, присел на корточки и открыл сетчатую дверцу. Из его недр выглянула настороженная кошачья мордочка, окинула видимое пространство подозрительным взглядом.

Гарри медленно сполз с дивана, подошел и, сев на пол перед кошкой, с трепетом всмотрелся в коричневую, до боли знакомую и такую родную мордочку, знакомую до последней шерстинки, до мельчайшего пятнышка. Табита, замерев на месте, казалось, даже перестала дышать, в её огромных зеленых глазах плескалось чистейшее, незамутнённое изумление. В следующий миг кошка, издав громкий и какой-то странный, не кошачий крик, кинулась к мальчику, обняла за шею лапами и лихорадочно стала тереться мордочкой о лицо Гарри, и лизаться, лизаться…

Гарри зарылся пальчиками и личиком в густую шерсть и успокоенно затих. Таби… Таби вернулась… Таби здесь, с ним. Гарри ещё помнил кошку и искренне обрадовался её возвращению.

А Табита тоже была счастлива. Она успела похоронить и проводить в страшное небытие всю свою семью и уже не надеялась, не ждала, что кто-то вернется оттуда. Но случилось чудо. Из жуткого небытия, из безпамятного прошлого вернулся Гарри. Её маленький хозяин. Её любимый подопечный.

Лютер и Рем молча смотрели на эту трогательную встречу, потом переглянулись и кивнули друг другу, соглашаясь с одной-единственной мыслью: Гарри пора спать.

Уложив мальчика в постель, они, как и накануне, устроились в креслах в гостиной перед камином с бутылкой старого Огденского на двоих. Покачивая бокал и любуясь игрой света в вине, Лютер начал рассказ:

— Ну, Рем, это необыкновенная кошка… Маленькая загадка, пушистая тайна. Сначала я зашел домой за переноской, от кота осталась, потом трансгрессировал туда, по твоему адресу. Дом, разумеется, оцеплен полицией, сам понимаешь. Притворился туристом, подошел к ним и спросил ближайшего копа, что, мол, случилось? Отвечает: «Взрыв газа», и тут же мне на ухо, по секрету: «А по-моему — теракт… Взрыв газа, ага, как же, держи карман шире! Теракт это, точно тебе говорю, потому что газовая колонка на кухне и на первом этаже, а взорвался-то, смотри, верхний этаж!» Ну честное слово, до чего умный маггл, Рем. Я его из уважения даже обливиэйтить не стал, наложил на себя чары отвлечения внимания и проник в дом, кошку искать. Ну, в доме её не оказалось, но запах… Хм, запахи сохранились. Людские запахи я отмёл, я там никого не знаю, сосредоточился на одном-единственном, на кошачьем, а он наружу, на улицу ведет, что очень плохо — если кошка убежала, то её практически невозможно найти. Я расстроился, конечно, жаль, что она сбежала. Выхожу, бросаю взгляд вверх по улице, смотрю на крыши и вижу… что я вижу, а?

— Что?

— Маленькую пушистую умницу, сидела на крыше соседнего дома!

— Да ты что!

— А то! Сидит такая, миленькая, умненькая! Мне только и осталось, что достать её с крыши, посадить в переноску и привезти сюда.

— Привезти? А трансгрессировать не мог, что ли? Я тебя весь день ждал, тут такое было… А он на поезде. Тьфу!

— Нет Рем, не мог я, это кошка, а не волшебник. Волшебник хотя бы знает, что он делает, когда трансгрессирует, и то, ощущения при этом сам знаешь какие, а кошке этого не объяснишь, она такого не поймёт и только зря испугается. Ну