Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном - Сергей Николаевич Ульев Страница 41

Полковник Швабре, спешившись, пихнул кулаком в бок худощавого мужчину в черном сюртуке, подталкивая его к императору. За ним из толпы отделилась напудренная, не первой молодости женщина. Она несла на полотенце блюдо с караваем.

Откуда — то сбоку выскочил секретарь — переводчик, приготовившись переводить язык варваров на французский.

— Добро пожаловать в Третий Рим, ваше величество, — поклонился худощавый, стуча от страха зубами. — Милости просим.

— Боярам милостыню не подаю, — пошутил Наполеон.

Женщина согнулась в глубоком поклоне, уперши в живот императору блюдо с караваем.

— Приятно аппетито, ваше величество.

— Мерси, боярыня, я не голоден.

— Но, мон сир, — приглушенно обронил Коленкур, — таковы обычаи.

— Дикари… А что нужно делать?

— Отломите кусочек, обваляйте его в солонке и съешьте.

— Вуаля! Только во имя традиций.

Величаво поскребя ногтями по поджарой корке каравая, Наполеон выдрал внушительный ломоть и, сунув его пару раз в солонку, с торжественной миной возложил себе в рот.

Соль неприятно защипала на языке; хлеб показался лежалым и невкусным.

Наполеон с сарказмом посмотрел на Коленкура.

— Жуйте, жуйте, мон сир, — ободрил тот.

Император Франции стал жевать, борясь с желанием выплюнуть пересоленное угощение. Перед лицом московской депутации он мнил себя новым Мессией, и только эта мысль заставляла вращаться его тяжелую челюсть.

Маршалы и генералы с умилением следили за старательно жующим императором.

— А теперь глотайте, — подсказал Коленкур.

Кадык Наполеона судорожно дернулся.

— У — ва — ва… — забормотал император, выпучив глаза на Коленкура.

— Да, мон сир, такая трогательная минута…

— Баван! Вовы!

— Простите, как?

— Воды, болван! Дайте запить.

Наполеону налили целый кубок пунша. Он жадно осушил его до дна.

— Черт возьми, — сказал он, переведя дух. — Я издам декрет, чтобы вместо хлеба с солью подавали пирожное «Наполеон». И непременно с красным вином!

— Как вам будет угодно, сир, — сказал Коленкур.

Император кивнул свите на блюдо.

— Прошу, господа, чтоб не осталось ни единой крошки! И не забудьте посолить.

Свита без особого удовольствия принялась за каравай.

Полковник Швабре дал пинка какому — то старику из депутации, и тот быстро предстал перед императором.

— Салам аллейкам, сир, — испуганно промямлил старик, протянув связку увесистых ключей, болтавшихся на железном кольце.

— Вуаля! — просиял Бонапарт, взвесив связку на ладони. — Вот ключи к сердцу Азии! — Он ласково взял старика за ухо. — Вы тоже боярин?

Старичок замялся. Он видел, как полковник Швабре украдкой показывает ему кулак, но солгать самому императору Франции не посмел.

— Я цирюльник, — ответил он.

— Какой — то странный боярин… — Наполеон обернулся к Коленкуру. — С каких это пор брадобреев стали зачислять в бояре?

— Полагаю, со времен Петра Великого, мон сир. За особые заслуги по сбриванию кремлевских бород.

Несмотря на невозмутимое лицо обершталмейстера, в душе Наполеона зародились сомнения.

— А вы из какого сословия? — обраттился Наполеон к мадам, которая угощала его караваем.

Она неуклюже сделала ему книксен.

— Горничная, сир. Моя мама была итальянка, а отец русский. Но я считаю себя истинной француженкой, потому что ношу только французское белье и мечтаю о Париже…

Изменившись в лице, Наполеон бросился к оставшейся части депутации и обнаружил: табачника, учителя танцев, директора сиротского приюта, двух старьевщиков и трех гувернеров. Все они оказались из обрусевших иностранцев. Старый табачник к тому же был вдрызг пьян и настойчиво лез целоваться, добродушно ругаясь по — голландски.

— Кто их сюда привел? — рассвирепел Наполеон, оттолкнув от себя пропахшего табаком старика.

— Я, сир, — храбро выступил вперед полковник Швабре.

— Это же плебеи!

— Да, сир. Но это лучшее из того, что можно было отыскать.

Наполеон потряс в воздухе связкой ключей.

— Что это за ключи?

— От пивной лавки, — признался Швабре. — Я отобрал их у солдат авангарда. И еще пару штук нашел на дороге.

— Прохвост! — Наполеон запустил в него ключами. — Где московская аристократия? Где бояре?

— Виноват, сир, но бояр в Москве нет. Там вообще никого нет. Только толпы пьяной черни.

— Вы бредите, полковник!

Наполеон оглядел свою свиту, словно предлагая посмеяться над потерявшим рассудок офицером; но по озабоченным лицам своих подданных вдруг понял, что им отчего — то не до смеха.

Наполеон подскочил к директору приюта, который выглядел поприличнее остальных.

— Где московские власти?

— Уехали.

— А губернатор?

— Открыл тюрьму и тоже уехал.

— Скифы… кочевники… — пробормотал император и вдруг затопал ногами на сиротливо притихшую депутацию: — Вон! Вон отсюда, канальи!

Немного успокоившись, Наполеон подошел к карте Москвы. Как бы то ни было, великая древняя столица по — прежнему лежала у его ног.

— Я еду на Дорогомиловскую заставу, — объявил он свите. — А моим доблестным солдатам настала пора вкусить плоды своих побед.

Император подал знак, раздался выстрел сигнальной пушки, и армия завоевателей хлынула неудержимым водопадом с Поклонной горы на улицы и площади Москвы.

Воздух задрожал от грохота сотен повозок, цокота тысяч копыт и нескончаемого лошадиного ржания.

До самого вечера Наполеон не оставлял надежды получить заветные ключи из рук городских властей.

Но тщетно.

Москва была неприветлива и равнодушна к узурпатору всей Европы.

Наступившую ночь император Франции провел в занюханном кабаке у Дорогомиловской заставы.

Клопы пировали до утра.

Глава 42. Французский мундир

В четвертом часу пополудни Ржевский дожидался Наполеона в Кремле. Рядом с ним у Кутафьевских ворот стояло около дюжины вооруженных горожан. Это были простые московитяне. До последнего дня они мечтали о решающем сражении у стен Москвы и теперь, несмотря на уход русской армии, были готовы погибнуть за священные стены Кремля.

— Хоть бы генерала какого — нибудь прихлопнуть, — говорил тощий старик, сжимая в руках ружье екатерининских времен. — Тогда и помереть не грех.

— А лучше самому Бонапарту в лоб залепить, — кивал коренастый мужик с пищалью. — Чтоб аж звезды из глаз!

— Только, чур, без моей команды не стрелять, — предупредил Ржевский.

На него недовольно покосились. Холеный гусарский офицер смотрелся среди этой толпы горожан как породистый жеребец среди извозчицких лошадей.

— Мы люди простые, ваше благородие, — сказал мужчина в дырявом кафтане. — Над нами только Бог да царь. А коли вам охота покомандовать, то ваш полк, небось, еще недалеко удрапал, глядишь, и нагоните.

Ржевский нахмурился.

— У меня, любезный, начальников поболее твоего. И, будь моя воля, ни за что бы Москву французам не отдали. Только мы здесь собрались не затем, чтобы ворон пугать. Нам нужен сам Наполеон. А стреляю и командую я, будьте уверены, получше вашего.

— Ну, знать, так тому и быть, ваше благородие, — поддержал его тощий старик. — Вы командуйте, а мы уж как — нибудь не промахнемся.

— Калякают, Егорыч, ты с самим Суворовым Исмаил брал? — спросил кто —