Семья волшебников. Том 3 - Александр Валентинович Рудазов Страница 41

— Я обратил внимание, что ты очень долго спишь. Несколько недель. Мне показалось это странным.

— Несколько недель? Ты уверен?

С одной стороны, несколько недель — это плохо. С другой — по крайней мере, несколько недель, а не лет. Что хорошо, учитывая…

— Сорокопут! — вспомнила Лахджа.

— Да, — кивнул Сомнамбула. — Было очень нелегко прийти сюда. Это запертая часть Сновидения. Изолированная.

— Но ты прошел?

— Ну я же стою перед тобой, — хмыкнул Такил. — Матерь щедро одарила меня. В реальном мире я почти бесполезен, но в Сновидении — король над королями. Не фигурально.

На голове у него появилась корона, а плечи покрыла горностаевая мантия. Сомнамбула театрально раскланялся, а Лахджа рассмеялась.

— Короли не кланяются, — сказала она.

— О, вот я растяпа, — развел руками Такил. — Никогда не видел ни одного короля. Хм, почему бы не наведаться? Как думаешь, что снится королям?

— Хорошенькие служанки?

— Вот я и узнаю, — сказал Такил. — Пойду прямо сейчас…

— Подожди! — запаниковала Лахджа. — Ты можешь мне чем-нибудь помочь?!

— Ммм… могу тебя разбудить, — пожал плечами Такил. — Попроси.

В Лахдже взбурлили противоречивые чувства. Унижаться не хотелось. Это Такил. Воспоминания подсказали, что он любит подразнить, понасмешничать. Он чем-то похож на саму Лахджу, только является во сне и корчит рожи безнаказанно. А потом еще и лишает памяти. Или она просто о нем забывает. Лахджа не знала точно.

Но, с другой стороны, если он просто уйдет, оставит ее здесь… ей конец. Второго шанса не будет.

— Помоги мне, братик!.. — наигранно жалким и писклявым голосом взмолилась Лахджа.

— Больше драмы, — потребовал Такил. — Король желает, чтобы перед ним унижались! Ползали на коленях! Целовали ступни!

— Да, теперь я вижу королевское величие, — кисло сказала Лахджа. — Пожалуйста, не бросай меня здесь, ты моя последняя надежда!

— Это ужасно звучит, — сказал Такил. — Никогда не говори мне таких злых слов.

— Злых?.. — растерялась Лахджа.

— Последняя надежда, — повторил Такил. — Это никуда не годится. Звучит, как последнее средство. Что-то неприятное, то, к чему не хочется прибегать, и прибегают, когда ничего другого не остается…

— Тогда… ты моя единственная надежда?.. — терпеливо перефразировала Лахджа.

Теперь она вспомнила еще отчетливей. Это Такил, он… немного не от мира сего.

— Да, вот единственным я быть люблю, — просветлело лицо Такила. — Всегда помни: я — твой единственный настоящий друг.

— Клюзерштатен с тобой бы не согласился, — пробормотала Лахджа.

— Мы убьем его, — проникновенно заглянул ей в глаза Такил. — Мы убьем всех.

— Кого — всех?..

— Опасных. Враждебных. Назойливых. Будем я, ты, семья. Но прежде всего попробуем убить… ах, здесь и сейчас не получится. Сорокопута убьем потом.

— А…

— Я обещаю!.. Сейчас ты проснешься, а дальше все зависит от тебя. Я… тут рядом… да, будет забавно…

Он подошел ближе. Подошел, подлетел… в этой черной бесконечности не было верха и низа. Мозг цеплялся за понятие о пространстве, которого тут на деле не было. Сомнамбула на секунду завис над Лахджой и нежно коснулся губами ее лба.

…Лахджа открыла глаза.

И все тело охватила боль. Чудовищная, непереносимая боль. По нему прошли судороги, Лахджу затрясло, как в ознобе.

Хотелось кричать, но Лахджа принудила себя к молчанию. Страшным усилием воли проглотила вопль. Хозяин этого места может быть рядом. А даже если и нет — неизвестно, как тут все устроено. Возможно, он уже в курсе, что один из пленников очнулся, но, возможно, у нее есть время. И лучше не привлекать к себе внимание.

Лахджа очнулась в… жутком месте. Одновременно прекрасном и кошмарном. Великолепные цветы, буйная растительность… и насаженные на шипы тела. Не мертвые, но застывшие в вечной агонии. Одни совсем свежие, похожие на прелестных бабочек, другие высохшие и окоченевшие, но все еще тлеющие, все еще хранящие искру жизни. Одни абсолютно неподвижны и тихи, другие корчатся и стонут, плачут, бормочут в кошмарном сне.

Лахджа быстро проверила свои возможности. Ме запечатаны, как и демоническая сила. Тело пронзено шипами и ослаблено до предела. Она еле-еле может шевелить руками. И может говорить.

Возможностей… маловато.

И надо спешить. Из шипов сочится дурман, хочется снова закрыть глаза, погрузиться в дрему…

Лахджа повертела головой. Где Майно? Связи с ним тоже нет, но, может, он близко?..

Да, он близко. Прямо над головой. Волосы и полы изорванного плаща свисают, лицо мертвенно-бледное. Вокруг кошмарное обрамление из фамиллиаров — тоже застывших в агонии, насаженных на шипы. Никто не кровоточит, все соки сразу высасываются терниями. По чуть-чуть, по капле.

Они близко… но недостаточно близко. Дотянуться не получается…

Зато получается до кого-то другого. Лахджа коснулась тонких нежных пальцев, посмотрела в лицо соседки… ба-а-а…

Какая ирония. Абхилагаша. Сорокопуту не чуждо ядовитое чувство юмора.

Лахджа сдавила изо всех сил. Стиснула пальцы бывшей сестры-жены, с наслаждением впиваясь когтями в мягкую кожу.

Конечно, это было ничто рядом с той болью, что гхьетшедарийка уже испытывает. Так просто ее из этой черной бездны не вытащить. Но вряд ли Такил разбудил ее только чтобы поиздеваться…

Такил?.. Что за Такил?..

Лахдже что-то приснилось? Она уже с трудом помнила, и это сейчас неважно. Важно разбудить Абхилагашу.

Надо попробовать что-то еще. Хоть что-нибудь.

— Проснись, — уголком рта зашептала Лахджа. — Проснись, Асмодей рядом! Он подкрадывается к твоей жопе!..

Абхилагаша вздрогнула. Ага, значит, пленники этих терний все слышат. Просто тут обычно царит тишина, нарушаемая лишь шелестом терний, да стонами соседей, да иногда голосом Сорокопута, но от него никто не просыпается. От него погружаются в еще большее отчаяние.

— Мама всегда будет красивее тебя, — продолжила злить спящую демоницу Лахджа. — Ты не очень-то и симпатичная. Хальтрекарок взял тебя в жены только из-за происхождения. И в любимых женах держал только из-за этого. А я… я терпеть не могла, когда он сводил нас в постели. Ты… неуклюжая. И воняешь. До тебя я понятия не имела, что гхьетшедарии могут вонять. Как ты это делаешь? Когда ты преобразовывалась, ты была здорова?

Последнее было абсолютной ложью, но такой мерзкой, что подействовало. Глаза Абхилагаши распахнулись, рот начал раскрываться…

— Только не кричи, — торопливо предупредила Лахджа. — Иначе нам крышка.

— Мне… мне… ах… больно!.. — застонала Абхилагаша.

— И ты это полностью заслужила, в отличие от меня. Ты помнишь, где мы?

— Сорокопут! — чуть взвизгнула Абхилагаша.

— Тихо!

— Гнусная тварь! Он… он не имел права! Он не… ты приносишь одни несчастья!

— Кто, я?! — опешила Лахджа.

— А кто же?! Я, что ли?!

— Да. Но сейчас ты можешь исправиться и помочь мне освободиться.

— С чего бы мне это делать?!

— Ты очистишь свою душу. А еще получишь шанс освободиться самой. Это очень щедрое предложение, потому что я