Ужасы Фобии Грин - Тата Алатова Страница 47

Фобия прошла еще немного и остановилась, прислонившись лбом к какому-то дереву.

Тяжелая была ночь.

Нэна была молодой и сильной женщиной, и никаких осложнений рождение ребенка не повлекло, но переволновались они все изрядно.

— У тебя руки в крови. Убила кого-нибудь?

— Наоборот.

Фобия даже не удивилась, услышав этот низкий хриплый голос.

Крест вернулся, а это значило, что эта многодневная усталость была не зря. Не зря ночь за ночью она искала его среди такого же вот белого тумана. Нашла.

В молочной густой вязкости его было почти не видно — только силуэт. Фобия оттолкнулась от дерева, сделала еще несколько шагов вперед и застыла.

Крест присел перед ней на корточки — прямо в грязной мутной луже, достал какой-то платок из кармана и стал стирать багровые пятна с ее ладоней.

— Значит, малышка Нэна родила младенца? — спросил он сосредоточенно.

Убить человека куда проще, чем помочь родиться.

Убить — это всего лишь нажать на курок.

Кровь и в том, и другом случае.

— Да, — отозвалась Фобия. Она смотрела в небо, которого не было видно.

— Однажды я принимал роды, — сказал Крест. — Это очень нелегкое занятие.

— Как тебя угораздило?

— Зира была на сносях, когда Наместник пленил ее.

— Зира была девственницей и ты попрал ее невинность, — возразила Фобия.

— Да, я читал об этом у Авроры Галл. Любопытная теория, — согласился Крест.

Он перестал водить платком по коже ее ладоней, но не выпустил их из своих рук, все еще оставаясь на коленях.

— Так где ты был? — спросила Фобия, не ощущая в себе никакого интереса или волнения.

— Нигде, — отозвался Крест слегка удивленно, так, словно его спросили о чем-то слишком очевидном.

— Ясно.

Светлое марево вдруг прорезал тонкий и нахальный солнечный лучик, и туман раскололся пополам. Фобия засмеялась, глядя на то, как золотистый зайчик прокладывает дорогу своим собратьям, и верхушки деревьев оживают под этим еще робким светом.

— Человек родился, — медленно, по слогам, словно Крест был глупым или глухим, произнесла она.

Он улыбнулся ей, снизу вверх — неуверенной, не идущей ему улыбкой, которая смотрелась на звериной физиономии нелепо, будто бусы на вобсе.

— Зачем ты это сделала, Фоб? — спросил Крест. — Милосерднее было бы оставить меня там, где я был.

— Ты не заслуживаешь милосердия, — отрезала она, все еще злая после прочтенной книжицы. — Ты заслуживаешь…

— Этой лужи?

— Меня.

Она опустилась с ним рядом, запуская руки в его волосы, опрокидывая голову назад для того, чтобы солнечный луч осветил и всегда сумрачные глаза тоже.

Не было во взгляде Креста обычной усталости или обреченности, или постоянной хмурости. Он смотрел прямо и спокойно, будто весенний дождь омыл его многострадальное и потрепанное сердце.

Он был свободен. Впервые за много веков Крест был свободен от клятвы, которую он когда-то дал Наместнику.

— Ты убила меня, — пробормотал он, не пытаясь вырваться из ее рук, которые наверняка слишком сильно и даже больно тянули за волосы. — И я был тебе благодарен. А потом выдернула из ниоткуда. Эти сны… Как ты умудрилась сделать ловушку?

— Цепь. Вокруг тебя всегда прекрасные женщины, не замечал?

— Нет, — ответил Крест, рывком притягивая ее к себе, и Фобия только засмеялась, ощутив спиной холодную влагу набухшей от частых дождей земли.

Они упали вниз, вцепившись друга в друга среди клочьев тумана, и Фобия обхватила Креста не только руками, но и ногами.

Он пытался целовать ее с неспешной небрежностью, но получалось совсем плохо, потому что жадность победила, и Фобия уже не отдавалась покорно торопливому натиску, но и сама набрасывалась и кусалась, и готова была даже драться от переполнявшего ее ликования. Все стало просто и легко, и мир, который еще час назад казался непосильной ношей, пригибающей к земле, превратился в пушинку.

А потом Крест вдруг обмяк, тяжело навалившись сверху, и Фобия закричала, испугавшись того, что он снова умер, и чуть оттолкнула его, чтобы нащупать пульс, и увидела Антонио, с совершенно белым лицом склонившегося над ними. В руке у него был камень.

— Спятил? — крикнула Фобия яростно, переворачивая Креста на спину и прислушиваясь к работе его сердца.

— Он же напал на тебя, — гневно ответил Варна.

— Боже, невинное дитя, ты в состоянии отличить людей, которые хотят потрахаться от тех, кто хочет убить друг друга?

— По правде говоря, вы были похожи и на тех, и на других, — сказал Антонио, отбрасывая камень в сторону.

Глава 22

— А пальчики! Пальчики какие крохотные!

— Носик сморщил.

— Антонио, посмотри скорее, он носик сморщил!

— Кряхтит… неужели видит какие-то сны?

Антонио смотрел на трех женщин, склонившихся над младенцем, и не мог понять, почему у них, таких разных, одинаковое выражение лица.

За окном сгущались сумерки.

В лазарет вошел Крест, сказал скучающим голосом:

— От кухни идет какой-то черный дым. Это специально, чтобы за ним нас враги не заметили?

— Перловка! — охнула Сения Кригг и рванула с места.

— Почему в этом лагере все время перловка? — раздраженно бросил Антонио. Он вообще был очень раздражен в этот день.

— Перловка — это хорошо, — отозвался Крест, — в тюрьме кормили куда хуже.

Фобия не видела его целый день: бывший начальник лагеря бодро взялся за приведение в порядок места их обитания. Нашел где-то еще несколько печек — зимой бы их! — газовые баллоны, горячие пузыри для купания — разбиваешь один такой и пятнадцать минут в душевой кабинке сохраняется горячий и влажный воздух, вполне достаточно времени, чтобы принять душ. Притащил из неведомых запасов брикетный уголь, которым можно топить котлы для воды, а они-то все время мылись в тазике в лазарете.

— Конечно, у нас нет твоей живучести, — сказал Антонио. — Мне кажется, что ты не то что перловку, ты можешь питаться и куда худшими вещами и чувствовать себя нормально. Ты вообще не человек.

Крест посмотрел на него задумчиво, потом встал.

— Фобия, пойдем.

— Куда? — спросила она, не отрывая глаз от младенца.

— Ты же не думаешь, что мы останемся ночевать в этом общежитии. Я поставил печку в бывшем домике Оллмотта.

Фобия неохотно вышла на крыльцо вслед за Крестом, но со ступенек спускаться не стала.