Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник Страница 48

Ларик заснул под утро и снился ему его хор и оркестр, который страшно дребезжал. Но это дребезжал старый будильник в Настиной комнате, ей пора было вставать и собираться на работу.

А Настя и не спала, собственно, она давно встала, радостно перевозбужденная событиями, вчерашним поздним чаепитием, ради которого и бабушки после молитвы не спать легли, а вышли в нарядных, ради гостя, кофтах. Долго сидели и разговаривали, песни перебирали старинные. Ларик вытащил записи деда с текстами песен. И когда только тот успевал всё это собирать, хранить, систематизировать. Бабушки, хотя и рады были, глядя на внука, грядущим переменам, а всё же Настя видела в их глазах тревогу: «И что-то его ждёт с этими концертами-театрами?»

Ларик снова «перелез» в цивильную одежду, в свои ботинки. Он не ходил — он летал. Сделал ревизию старенькому пианино, стоящему на сцене клуба, оно оказалось в принципе «ничего», настроить можно было, да две струны перетянуть, да пыль почистить. Дел-то — ерунда! Достал тетради деда, где тот про хор ему писал, выписал на бумажку фамилии, и они вдвоём с Леоном обошли означенные дедом дворы. Почти к изумлению Ларика и Леона, согласились записаться в хор не только те, на кого дед указал, но ещё и друзья друзей: «Да это же луч света в тёмные зимние вечера, да в тёплом клубе с хорошей компанией!»

Договорились, что профком выделит несколько рублей в месяц на чай с конфетами для участников, партком тоже немного добавил. Простой и действенный приём собрать кого-то — взрослые так же, как и ребятня, любят чай с конфетами! А после финансового вмешательства парткома — ещё и с пирожками и с булочками уже получалось.

— Уют внезапному предприятию на первых порах обеспечен! А там пойдёт! Само поедет, — как сказал воодушевлённый Ларик.

Напротив дома бабушек, наискосок, поселилась года два тому назад семья из города. В основном они считались летними дачниками, но в этом году они и на зиму не захотели уезжать. Отправив внучек к сентябрю в город, старики остались здесь, на свежем воздухе. Из окон часто слышался звук пианино, бабушка внучек была когда-то преподавателем игры на фортепиано, вышла на пенсию и сейчас занималась со своими внучками все каникулы, третируя их гаммами по утрам и вечерам. Всё это внезапно всплыло в памяти Ларика. Как говорится, рояль стоял в кустах. И Элька знала Ираиду Ивановну, кода-то ей случилось сдавать той экзамены в «музыкалке».

Есть два типа пенсионеров. Первые — это у которых с наступлением пенсии жизнь в общем закончилась, а у вторых с выходом на пенсию жизнь только начинается!

Ираида Ивановна была из вторых. Всю жизнь она провела в окружении детей, обучая, прививая, заставляя, увлекая, раскрывая, объясняя и вынуждая силой любить музыку. И большая часть этих деток, закончив школу, никогда больше к ней — к музыке — не возвращались. Ираида Ивановна мечтала поделиться своими знаниями с осмысленными, взрослыми людьми — сообщниками. У «пенсов» такое бывает — необузданное желание передать кому-нибудь весь свой багаж, «бездвоздмездно», как говорила одна Мудрая Сова из сказки, даря ослику Иа-Иа потерянный им хвост.

Всё сошлось!

На робкое приглашение выручить их, Ираида Ивановна возопила: «Да я вам сама и пирожки буду печь! Только возьмите!»

В пятницу, надев свои лучшие костюмы(к тому времени Ларик купил себе теплые темные брюки стандартного образца, пиджак остался от костюма, правда манжеты рубахи слишком выглядывали из рукавов, он сильно подрос после школы, но это было ерундой, кто «там» на это посмотрит), и два друга — приятели поневоле — отправились в город. По дороге туда, нервничающий Ларик без конца полушепотом матерился, его всё раздражало, сдали у парня нервы.

Вопреки надеждам Ларика, на рукава его «посмотрели». Ольга долго хохотала, вспоминая уже дома, каким синим бройлерным цыплёнком с красными руками выглядел Ларик. «Как можно было такого заподозрить в каких-то там диссидентских штучках?! Дурачок неотесанный! Где ты его откопал? Лёня?» — и снова хохотала. Леон с ласковой усмешкой смотрел на неё думая: «Вот посмотрим, что ты запоёшь, когда мы его в костюмчик подходящий оденем. Девки-то по нему сохнут. Но откуда он такие матерные завороты знает? Хотя… Он же матросом был. Чего это я? Они умеют», — а вслух только спросил; «Оль, а можно как-то нам помощь попросить на костюмы? Не потянем сами. И этого, переростка, нельзя же с такими короткими рукавами на сцену выпускать? Самому ему купить не получится, две бабушки старые на нём, да дом с двумя печками и полу сиротой, девчонкой-квартиранткой».

— Что тебе ещё нужно, царевич мой прекрасный? — прижимаясь к нему и ощущая там, под полотенцем плотное, его тело, будоражащее её, спросила Ольга Павловна.

— Ты можешь всё, как царевна-лебедь? — он насмешливо смотрел на женщину, которая явно наслаждалась своим «могуществом» сейчас.

— Не всё. Но многое. Костюмы будут, надо вовремя заявку оформить, я дам указание, сделают. Ты хочешь народные костюмы, или классические?

— Я? Я и те хочу, и другие. Ну, если ты сможешь, конечно.

— Я? — она снизу посмотрела на его лицо, в котором не дрогнул ни один мускул. Он не смеялся.

— Я не представляю себе границ твоей компетенции, — спокойно объяснил он ей.

— Нормальная у меня компетенция. Это, конечно, наглость, но я попробую. Что ещё?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Ну, предположим.

— Ладно. Тогда держись, царевна, сама напросилась. Во-первых, мебель сносную, хоть какую-нибудь, в зрительный зал. Списывают же где-то вполне пригодные сиденья? Неужели здесь всегда всё новое у вас, и ничего не меняют никогда? Я честно не понимаю. У нас девчонки ревут, все чулки свои в клочья рвут на наших сидушках. Этим сидушкам в обед сто лет. Никто не помнит, откуда они тут появились и когда. Наверное, довоенные ещё какие-нибудь, фанера вся расщепилась… Во-вторых, шторы. Шторы! У нас окна голые стоят. Неуютно очень. В-третьих, ремонт. Ремонт бы косметический, хотя бы. В-четвертых инструменты музыкальные, микрофоны новые. Рампу. В-пятых, занавес! Занавес поменять. Старый шерстяной весь в дырочку, моль проела. Ещё перечислять? Или хватит? Что ты так на меня смотришь?

— У меня тут такая мысль вдруг мелькнула, а не проще ли будет тебя перевести в другой район, на хорошее место, обжитое, с хорошим клубом. Тебе там что, в Берлушах этих? Намазано?

— Это не