Журнал «Если» - «Если», 2003 № 09 Страница 5

— Именно так. А теперь — не обессудьте, мое время вышло. Я должен вернуться к своим прямым обязанностям: рисованию больших красных стрелок на штабных картах.

Бершов вежливо улыбнулся.

— Так что, адмирал, следующее интервью будет уже на Эрруаке?

— Следующее интервью будет на Земле. Правительство напомнило Ставке, что главная задача боевого планирования высадки — сбережение жизней наших солдат. Если сохранность биосферы и физическая целостность Эрруака войдут в противоречие с минимизацией наших потерь…

Тут наконец проявились следы деятельности цензуры, о которой я уже и думать забыл. Контр-адмирал заткнулся на полуслове, стены кают-компании исчезли и, после второй порции рекламы, моя высшая нервная деятельность вернулась в накатанное русло.

Я вновь обнаружил себя на ходовом мостике «Бетховена». Согласно часам, я пребывал в бессознательном состоянии двадцать семь секунд.

Норма. Обычная секунда равна примерно минуте психовремени, которое является мерой информационного обмена в наведенных новостных галлюцинациях. Кстати, в прошлом веке именно это считалось главным аргументом в пользу перехода на новостные пилюли: экономия времени в пятьдесят и более раз!

Ясно, что за полминуты в большом мире мало что изменилось. «Бетховен» от Паллады отползал, «Симитэр» к ней подползал…

Все произошло быстро.

«Пояс Аваллона» был одновременно прорван в трех секторах.

Р-раз!

Вокруг Паллады с интервалом в пару секунд одна за другой вспыхнули сорок звездочек…

…операторы батарей ПКО в полнейшем непонимании констатировали, что визуально наблюдаемые звездочки по данным радаров и грависканеров являются боевыми кораблями первого класса…

…ответ на запрос «свой-чужой» — отрицательный…

…«Боевая тревога! «Красный Смерч»! Нет, Семь Бездн Аль-Фараби под вашей задницей, повторяю: боевая тревога!!!»

Два!

Плотные клинья торпедных стай, паника, вспышки квантовых установок ближней обороны…

…огонь, океаны лилового и оранжевого пламени, красный смерч, грохот захлопывающихся дверей…

…компьютеры опережают наводчиков, хриплое «ур-ра» — это рассыпался на молекулы первый крейсер тойлангов, вслед за ним исчезают в разрывах торпед еще три…

…на входе в боевой пост кто-то орет не своим голосом — автоматическая переборка раздробила бедолаге голень.

Три!

Тойлангов все больше…

…вслед за первой штурмовой волной, составленной из устаревших типов кораблей и предназначенной на заклание нашей ПКО, из подпространства выходят линейные силы флота — стройные, изящные красавцы, похожие на алмазные сосульки, источенные черными прожилками батарей ближней обороны и закутанные в призрачное дрожание защитных полей…

…ясно: тойланги уже выбросили в районе Паллады больше сотни кораблей первого класса…

…против них выходят лишь семнадцать вымпелов Флота Метрополии.

Где же остальные?!

— Сир, только что приняты сообщения из сектора Трансплутона и из Пятого Октанта: «Красный Смерч».

— К дьяволу, без них все ясно. Сколько нам еще болтаться на джамп-траектории?

— Три минуты восемнадцать секунд. Но, сир, мы числимся в основных списках флота и считаемся боевой единицей. Мы не имеем права покинуть поле боя без приказа вышестоящего начальника.

Не знаю, что думал по поводу бредней своего старпома капитан Гриффин ап Гриффин, но в этот момент противник атаковал наш несчастный док. Нам очень повезло, что вся мощь удара сосредоточилась на Палладе и кораблях Флота Метрополии, а нам достались лишь несколько торпед. К тому же нас поддержали огнем корветы.

Только две «бешеные торпеды» смогли прорваться через заградительный огонь и лопнули в нескольких километрах от мобил-дока, выбросив тучи мелких реактивных снарядов с кассетными боеголовками. Обычно такие штуки используют для экологичного уничтожения площадных планетарных целей вроде солнечных энергоустановок или антенн дальней связи. В нас их выпустили явно по недосмотру.

Основную массу снарядов приняло наше непомерно раздутое чрево, в котором могли вольготно разместиться четыре корвета или суперкрейсер. Но несколько штук задели и кое-что жизненно важное.

Первоклассная док-камера мгновенно превратилась в решето, заполненное вакуумом, а боевой пост, в котором я вел бесплодное общение со старпомом — в угольно-черную пещеру, где воцарились безмолвие и безвременье.

Наконец кто-то тихонько рассмеялся. Весьма нервно, замечу.

— Господа, у меня на коленях чья-то рука, — сообщил незнакомый голос.

Я сообразил, что как-то незаметно переместился из вращающегося кресла на пол. Сотрясение было настолько резким, а болевой шок настолько сильным, что мое сознание, по всей видимости, предпочло несколько секунд пребывать как можно дальше от тела.

— Это моя, правая, — прошипел я, открывая глаза и с трудом переворачиваясь на спину.

Оказалось, что угольно-черной пещерой боевой пост являлся только по моему мнению.

Света стало меньше, но кое-что еще работало, пара экранов светилась, а широкое панорамное окно видеонаблюдения продолжало мерцать в такт биению неравной схватки. Весь пост, от пола до потолка, был заляпан кровью. Рядом со мной лежал старший помощник, превратившийся в рубленую котлету. Я отвернулся.

— Поздравляю. Остальным, по-моему, повезло меньше.

Только теперь я заметил, что повсюду — в креслах, потолочных панелях, в консолях с аппаратурой — едва заметно подрагивают радужные диски. Настолько тонкие, что некоторые невозможно разглядеть, не изменив угла зрения.

— Здесь их тысячи, — словно угадав мои мысли, прокомментировал все тот же голос.

Я поднялся на ноги, что без правой руки оказалось не так уж просто. Но ни боли, ни крови не было.

Кроме меня и незнакомого офицера в форме капитана берсальеров, ни одной живой души на боевом посту мобил-дока «Бетховен» не осталось.

Офицер сидел на полу у входа на боевой пост. За его спиной щерилась длинными сколами развороченная взрывом переборка. Правее горбатилось то немногое, что осталось от капитана Гриффина ап Гриффина.

— Кто вы? — спросил я, неловко вытаскивая уцелевшей рукой пистолет из кобуры на правом боку.

Ничего не могу с собой поделать — как и любой офицер бортовой безопасности корабля, я терпеть не могу появления чужаков на ходовом мостике.

А этот человек был чужаком. По данным на конец истекших суток, среди экипажа и пассажиров не было ни одного капитана. И ни одного берсальера.

Мир вокруг летел в тартарары. Но я был вынужден исполнять свой долг. Даже сознавая, что «Бетховен» через минуту превратится в облако холодной пыли.

Берсальер посмотрел на мои нашивки (благо, они находились у него на коленях вместе с моей рукой), потом перевел взгляд на меня, затем понимающе усмехнулся.

— Меня зовут Джакомо Галеацци. Я был в отпуске на Земле. Прибыл на Палладу вчера на борту корвета «Серый фламинго». Я добился назначения на «Бетховен» за полчаса до вашего отлета. Я очень боялся опоздать в свою роту. Вы ведь знаете, готовится вторжение… Точнее, готовилось…

— Номер вашей части, — потребовал я.

— Меня вносили в вашу базу данных.

Теоретически это было возможно. В последнюю смену в шлюзе «Бетховена» дежурил мой помощник, лейтенант Вяземский.

— Номер вашей части, — повторил я громче.

— Только что назначен командиром Семнадцатой Отдельной роты берсальеров, борт приписки — быстроходный десантный транспорт «Кавур». Можете проверить, я недавно переведен из другой части, постоянно дислоцированной в Метрополии. У меня блестящий послужной список. Не такой, как у вас, конечно, но…

Джакомо снова усмехнулся. Ох уж мне эти ухмылочки! Конечно, посмотрев на срез моей руки, любой осведомленный вояка поймет, что я — активант. И все-таки противно…

Я вяло махнул пистолетом: дескать, какая теперь разница? Такой послужной список, сякой…

— Вы что-нибудь понимаете в этом барахле? — я обвел широким жестом полумертвый боевой пост.

— А что тут понимать? Вон те здоровенные часы отсчитывают время до входа в подпространство. Мы ведь выведены автоматикой на джамп-траекторию… Если автоматика сработает, через минуту нас вынесет из этого пекла. А если нет — прощайте. Приятно было познакомиться, хоть вы и не представились.

— Искандер Эффендишах.

— А я думал, вы тоже итальянец…

— Нет. Я родился в Ширазе.

Четыре!

Паллада чудовищно разбухла, увеличившись почти в полтора раза, потом озарилась изнутри малиновыми сполохами и, разбежавшись частой сетью ослепительных прожилок, превратилась в огромный пузырь свежей магмы.

Почти сразу вслед за этим я почувствовал, как тело мое теряет вес, а сознание — четкость.