Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1982 год Страница 5

В середине февраля 1980 года Патриотический фронт Зимбабве одержал победу на выборах, и диверсионный центр на шахте Биндура прекратил свое существование. Мятежников перебросили в ЮАР, а затем в Намибию. Именно там, с помощью офицеров все того же южноафриканского управления национальной безопасности, и был разработан план переворота. Однако своевременные действия сил безопасности Замбии сорвали готовившуюся диверсию.

Свет и вода

В самом начале центральной улицы Лусаки — авеню Независимости, пересекающей замбийскую столицу с востока на запад,— огромная площадь. На ней из огненно-красных цветов вырастает монумент борцам за свободу Замбии — фигура мускулистого африканца, разрывающего цепь. На постаменте барельеф: рука, держащая факел, короткая надпись «Свобода». Точно такой же факел, вычеканенный на бронзе, я увидел у входа в штаб-квартиру Объединенной партии национальной независимости.

— Факел свободы, зажженный в нашей стране в 1964 году,— рассказывает мне один из основателей партии, член ЦК ЮНИП Б. Литана,— это многозначный символ. Прежде всего он выражает стремление нашего народа самостоятельно прокладывать себе дорогу в будущее.

Сравнивая сегодняшнюю Замбию с колониальной Северной Родезией вчерашнего дня, можно увидеть значительные изменения.

Во внешней политике мы следуем курсом неприсоединения, выступаем за невмешательство во внутренние дела других стран и считаем, что каждое государство имеет право самостоятельно решать свои проблемы. Мы вполне отдаем себе отчет в том, что освобождение народов Южной Африки не может быть достигнуто немедленно, но мы верим, что рано или поздно это обязательно произойдет. Наглядный пример тому — провозглашение независимости Республики Зимбабве, где к власти пришел народ, полтора десятка лет сражавшийся за свободу. Замбия довольно давно добилась независимости, но мы не можем чувствовать себя полностью свободными до тех пор, пока в соседних странах с нашими братьями и сестрами обращаются как с рабами. И мы с нетерпением ждем того дня, когда народы Намибии и Южной Африки сбросят расистское иго.

Вскоре наш разговор с Б. Литаной касается вопросов, о которых сейчас часто пишет замбийская пресса,— вопросов взаимоотношений Замбии с социалистическими государствами.

— Определенные круги,— говорит мой собеседник,— осуждают наше руководство за сотрудничество с СССР, Кубой и другими странами социализма. Но мы не боимся этого, а, наоборот, гордимся выбранным внешнеполитическим курсом. Между Замбией и СССР установились очень хорошие отношения, и я верю, что они получат дальнейшее развитие. Мы знаем: СССР — подлинный, а не мнимый защитник прав человека, и нам радостно, что такая страна стала нашим другом. Наши взгляды совпадают и в отношении к угнетенным народам. Мы видим, как Советский Союз и другие социалистические страны выступают на стороне борющихся за свободу народов Южной Африки, и никакая враждебная пропаганда не может умалить значения этой поддержки...

Я вспомнил, как в городе Ндоле повстречался с советским инженером-энергетиком В. В. Харчевым, который уже несколько лет работает в Замбии. Коренастый, плотно загоревший человек, он широко, белозубо улыбался, рассказывая о поездках по стране, о встречах с людьми, о помощи, которую оказывают наши специалисты замбийцам, и в этой улыбке были удовлетворение от плодотворных трудов и радость человека, всегда открытого дружбе и общению.

— Всюду, где мне приходилось бывать, я встречал лишь доброту и симпатии местных жителей,— говорил инженер.— В самой далекой глуши, в самом нехитром жильце хозяева радушно распахивают двери и угощают чем богаты. Московские специалисты уже построили в Замбии десять дизельных электростанций , буровики тоже оставили о себе хорошую память — в стране действуют сейчас почти четыре сотни артезианских колодцев. И ведь такая помощь — это нечто большее, чем просто свет и просто питьевая вода, которые пришли в замбийские города и деревни. В самых отдаленных уголках республики замбийцы познакомились с «живыми» советскими людьми и поверили в дружбу с нами. Замбийцы старательно учатся, многие просто на лету схватывают необходимые навыки. Наши энергетики без труда подготовили квалифицированных специалистов для обслуживания электростанций, а буровики научили своих подопечных самостоятельно вести изыскательские работы и сооружать новые артезианские колодцы...

...Наша беседа с Б. Литаной закончилась. Я выхожу из здания штаб-квартиры ЮНИП в Лусаке и снова бросаю взгляд на бронзовую плиту у входа. Только сейчас мне открылся второй смысл, заключенный в этом символе. Я представил, как замбийские горняки добывают медную руду в шахтах Коппербелта, как металлурги плавят медь и соединяют ее с оловом, получая бронзовый сплав, как руки мастеров выбивают на золотистом про-вальцованном металле изображение. Множество рабочих рук слились в образе одной руки, крепко держащей факел.

Валерий Волков, корр. «Правды» — специально для «Вокруг света» Лусака — Москва

Своя тропа

Третий час мы толкуем о тайге, об оленях, о Севере.

— Нет, это не самый крупный в стаде олень,— говорит мне Вадим Гаюльский, оленевод из эвенкийского поселка Суринда.— Есть и покрупней. Но он самый умный, самый красивый, самый надежный... Как у нас говорится, настоящий бык.

— А зовут как? — спрашиваю я, зная, что лучшим своим животным оленеводы обязательно дают имена.

— Кудряшок. У него хороший нрав, веселый. Работать, однако, тоже любит.

За окном шумная улица Красноярска. И без того немногословный, Вадим смотрит в окно, на зимний парящий Енисей.

Там за городом, за сопками, где-то за шестьдесят четвертой параллелью, в маленькой Суринде живет его семья: отец, братья, племянники. Все, как один, потомственные оленеводы... Может, видится ему родная Суринда, занесенная снегом, два десятка двухэтажных брусовых домишек. Живут в них охотники, оленеводы, механизаторы. Дымы, как хвосты песцов, неподвижно стоят над занесенными снегом крышами. И рядом олени. А олени — это транспорт, одежда и пища эвенков испокон веков. Оленеводство — их исконное дело.

Все оленеводы Красноярского Севера знают Суринду. Лучшие в Эвенкии стада племенных оленей выводятся здесь. Лучшие быки и важенки, отцы и матери будущих элитных поколений, вывозятся именно отсюда для улучшения породы северного оленя. Верховой олень Вадима, Кудряшок, неприхотливый и сильный, именно из такой, элитной суриндинской породы.

Он был сыном молодой важенки из Тофаларии. Мать его за тысячу с лишним километров привезли из южных Саян. Оленеводы рассчитывали на благополучную акклиматизацию красавицы оленихи. И не ошиблись. Отличные ездовые олени-учуги пошли от нее. Таких животных пастухи особенно любят, берегут. Они крупнее других, красивей, сильней. Ездовой олень поднимает всадника весом до восьмидесяти килограммов.

Вадим хорошо помнит, как четыре года назад он принимал от этой важенки первого олененка, своего Кудряшка. Крепкий, упрямый теленок почти мгновенно вскочил на тонкие ножки, похожие на суставчатые коленца бамбука. Особенно беспокоился о новом потомстве бригадир Август Егорович Гаюльский, родной дядя Вадима. То и дело наведывался: «Как тут молодая мамаша? Как теленок? Смотри у меня, головой отвечаешь!»

Бригадир-то он знатный. Орденоносец. Может, потому и знатный, считает Вадим, что в бригаду к себе выбирает парней, ходивших за оленями с самого детства. Дальний у Августа Егоровича прицел — сделать из них настоящих оленеводов. Так и говорит: «Ты оленевод навсегда, до самой пенсии».

Гаюльских в Суринде несколько. И почти все оленеводы. Отцу Вадима 92 года. Тоже оленевод. Оленевод и старший брат Петр, и семнадцатилетний племянник Никита, взявший поводок учуга осенью прошлого года.

Слушаю Вадима и вспоминаю оленеводов в Тюменской и Томской областях. Там оленьи упряжки селькупов и хантов я встречал на тропах, проложенных где-нибудь рядом с магистральным газопроводом. Упряжка оленей, остановившаяся в рабочем поселке,— это всегда восторг, восхищение и взрослых и детей. Все собираются посмотреть на заиндевевших, окутанных паром оленей. Словно в них скрыта тайна суровой снежной тропы Севера...

Особенно трудным в Суринде оказался семьдесят девятый год. На летнем пастбище, в «огороде», оленей держали с июня по ноябрь. «Огород» для бригадного стада в полторы тысячи голов — это специально отгороженный в тайге участок, окружностью километров в двадцать. Здесь, по долинам таежных речушек, самые вкусные и калорийные травы, хвощ, молодые листья и березовый лишайник, особенно любимый оленями. Дело оленеводов не только умело использовать эти корма, чтобы стадо хорошо откормилось, но и сохранить взрослое поголовье.