Добрая и Светлая Сказка о Принцессе-Лани - Игорь Всеволодович Гиркин Страница 5

* * *

Дремучий Пограничный Лес обширен — он велик и в длину, и в ширину, славен своими сосновыми борами и дубовыми рощами, целебными источниками и пушными промыслами, грибной и ягодной благодатью… Славен и населяющими его людьми, каждый из которых немножко воин, немножко колдун, немножко… — не поймешь кто, в общем. Но более всего он известен всей бескрайней Империи тем, что делит Восточный Континент почти поровну — на Великую Половину Добра и Великую Половину Зла. Случилось это разделение много-много то ли столетий, то ли тысячелетий назад — во времена сказочные, короче говоря. Если верить сказителям — то это сама Земля, измученная постоянной магической войной, решила её прекратить, разделив самых могучих Злых и самых могущественных Добрых магов двумя Великими Оврагами и вырастила вокруг и между ними этот растянувшийся на тысячи верст Лес. Постепенно все люди (творения изначально добрые, как в это ни нелегко поверить) и близкие им существа (те же Травяные Боги, лесовики и прочие) переселились на Запад, а все злые (вампиры, оборотни, слонопотамы, драконы, кракены и разные умертвия) — на восток. Впрочем, на Востоке тоже оставались люди, как и на Западе даже в Столице нет-нет да и проводили церемонии «солнечного очищения» — когда очередного пойманного с поличным вампира прилюдно доставали из опломбированного магическими печатями саркофага и выставляли «погреться» на ярком солнышке, а оставшийся пепел и клыки распродавали за бешеные деньги тем же волшебникам и металлознатцам на амулеты, снадобья, эликсиры и присадки для варки особо прочных стальных сплавов…

Но мы непростительно надолго оставили Энниоллу совсем одну в лапах жутких разбойников (ибо кто еще мог её похитить, кроме Хизба, Ута и Тахрира, выполнявших зловещую волю своей Хозяйки?). И если с моей Принцессой что-нибудь случилось, пока Сказочник расписывал достопримечательности Пограничного Леса, то я ему этого никогда не прощу!!! Не знаю, любит ли Энниоллу по-настоящему её ненаглядный Гийом, а вот я её люблю так нежно, что готов дни и ночи… ну, в общем, много на что готов…

Слава Всевышнему! Энниолла жива и даже не испугана — она просто в обмороке — лежит, завернутая в свой собственный светлый плащ на самом краю Оврага Серого Тумана (полностью, кстати, оправдывающего свое неприятное название, ибо этот самый Серый Туман стоит вровень с обрывающимися довольно резко вниз скатами). Если внимательно всматриваться в серую мглу, то можно различить, что и под её покрывалом что-то растет на склонах — клочки какой-то колючей травы, семейки грибов-поганок, полоски черного мха. Есть и животные — вон, мокрица проползла, а вот жук какой-то неприятного вида… Ой-ой! Что-то голова закружилась — нельзя так долго пялиться в хмарь — она может затянуть в себя и удастся ли потом вынырнуть — неизвестно.

А вот и разбойники — они уже без плащей и сразу становится понятно — почему Зиорра называла их вчера «подобиями выродившихся троллей»… это тролли и есть — но выродившиеся… Долгое пребывание на Востоке стало причиной мутаций их предков — и теперь у каждого всего по одной голове — но зато на голове этой — по 4 глаза, по 2 носа и по 2 рта…, а в каждом рту — ЗУБО-О-ОВ! Видимо-невидимо! Вот прямо сейчас старший и самый крупный из братьев-троллей — Хизб — ими страшно клацает, поглядывая искоса на прекрасную принцессу, чье невинное личико с прикрытыми длинными ресницами глазками так божественно спокойно и прелестно, что так и хочется покрыть его сначала нежными, а потом и страстными поцелуями… (ой, что это я!). Но Тахрира обуревают совсем другие чувства:

— «Как думаете, братья — съест её Зиорра целиком или с нами поделится?»

— «Съест непременно — во-он какая беленькая да вкусненькая» — сразу обоими ртами ответил Ут и, с шумом сглотнув слюну, добавил: «Не поделится, как пить дать! Я бы не поделился!» — он завистливо шмыгнул правым носом.

— «Братцы! А может, пока Зиорры нет, отрежем хоть кусочек, а? Незаметно! Совсем-совсем ма-а-а-аленький!» — заныл младший — Тахрир.

— «Цыть, малявка!» — Хизб показал ему внушительный (хоть и трехпалый) кулачище: «Не соблазняй! Сказано — «целой и невредимой» — значит, все кусочки должны быть на месте!» — а потом, подумав, обнадежил молодшего братца: «Ну, может потом косточки даст поглодать — я её попрошу! Мы ведь старались, все же…»

— «Чур мне берцовую! Сахарную!» — тут же отозвался Тахрир: «Мне мама всегда их отдавала!»

— «Отлынь, нехватчик!» — отмахнулся Хизб: «Чую, Зиорра уже рядом!» — он протяжно засопел, втягивая воздух в четыре ноздри: «Вот и она!»

* * *

Некоторые думают, что зло всегда так непривлекательно и неэстетично, как наглядно представленная троица выродков-троллей… В конечном итоге так оно и есть — злые дела накладывают что на человека, что на любое другое творение неизгладимый отпечаток, а когда этих отпечатков становится чересчур много — то и появляются на свет отвратительные козлорогие и низколобые существа, сами себя, впрочем, считающие образцами Привлекательности, Элегантности и Утонченности… Но, до поры до времени, пока не растрачен нехорошими делами изначально заложенный запас Божественной Благодати, внешний облик даже очень-очень злобной твари может быть и эффектен и, по-своему, красив. Вот и Зиорра, если не судить о ней с позиций уже известной нам её коварной и испорченной сущности, могла, на первый взгляд, показаться очень красивой женщиной — особенно в том виде, который она приобрела, готовясь к давно ожидаемому триумфу — мести сопернице. Колдунья въехала на край оврага на паланкине, несомом шестью привидениями жертв неудачных магических опытов, одетая в черное платье с обширным декольте, лиф которого был обильно украшен крупными рубинами в золотой оправе. Густые иссиня-черные волнистые волосы, высоко собранные над тонкой шеей, венчала золотая же диадема с кроваво-красными карбункулами, шедшими очень в тон к сильно накрашенным чувственным губам и теням, умело прорисованным по краям узких аристократических скул… Только в одном была заметна начинающаяся деградация — из под верхней губы выглядывали кончики позолоченных клыков, несколько чрезмерно длинных и остро отточенных… да еще — зрачки — они хоть и не стали еще строго вертикальными, но уже явно стремились к данной метаморфозе…

Полной противоположностью ей смотрелась все