Медная бабушка - Илона Волынская Страница 5

- Спросим, - кивнул капитан и подал Роману пропуск, - Надеюсь, сами понимаете – в ближайшие дни никуда не уезжать?

- Да куда мне ехать-то? – вздохнул Роман.

И правда, некуда, разве что домой, спать. Роман стоял у входа в Жовтневое отделение милиции и смотрел в ночное небо. Как всегда в городе зимой, небо было противным: грязно-коричневая пленка смога делала его похожим на немытое стекло в кухне одинокого старика.

- Небо – как моя жизнь, - тихо прошептал Роман.

Интересное кино, однако, получается. Внучок оставляет у бабушки конверт, в котором будто бы лежит неизвестное пушкинское стихотворение. И больше за ним не приходит. А возле пятого корпуса университета, как раз напротив бабкиного дома, обнаруживают труп с расплющенной верхней частью туловища. Предприимчивая бабуля лезет в конвертик, находит стихотворение (если оно, конечно, и вправду существует!) и отправляется выяснять, нельзя ли обратить его в деньги. А на следующий вечер тоже оказывается мертвой. Кстати, менты не сказали, как именно ее убили, а сам он не патологоанатом, не определит. Но хотя тело старушки и не превратилось в кашу, как то, первое, но Роману почему-то казалось, что старушку именно сдавили и держали, пока не умерла. Что за способ убийства такой? Мало того, что зверский, так еще и совершенно непонятный. Что конкретно нужно с человеком делать, чтоб его раздавить?

Из этих рассуждений следовало два простых вывода. Если, конечно, старушка и ее внучек не были членами мафии или подпольными миллионерами, то убить их могли только за одну-единственную вещь, имеющею реальную рыночную стоимость. За стихотворение Пушкина. Значит, оно есть, оно действительно существует! И от него надо держаться как можно дальше, если не хочешь непосредственно на собственной шкуре выяснить, как же их давили-то! В конце концов, у него свои дела и свои неприятности. Надо ловить ночную маршрутку и трюхать через мост, за Днепр, в свой спальный район. А там уж тяпнуть пару градусов успокоительного, выспаться, а потом сесть и срочно изобрести как ему работать на гроши, оставшиеся от американского гранта.

- Еще раз здравствуй, Рома, - печальная Танечка прикрыла за собой дверь отделения и пожаловалась. – Я уж думала, никогда не отпустят.

Роман сочувственно вздохнул:

- Тебе хоть возвращаться недалеко, а мне сперва на ту сторону пилить, а утром снова как раз к вашему дому ехать. У моего шефа лекция в пятом корпусе, а я вроде подсобной силы.

- А ты не езди, - Романовой жалобе Танечка неожиданно обрадовалась так, словно ей сообщили о выигрыше в лотерею, - Пойдем к нам, приляжешь… - она глянула на часы. – Ну или просто посидишь с нами до своей лекции. Я тебя накормлю, кофейку сварю… - она стремительно, словно боялась, что он откажет, просунула руку под локоть Романа, - Меня заодно проводишь, а то я живой до дому не дойду, помру от ужаса.

- Что ж Павел тебя не встретит? – Роману не хотелось возвращаться к старому сталинскому дому, где старушек давят в лепешку, а нечто невидимое и нечувствительное впивается когтями в шею.

Танечка поглядела на него с упреком:

- Ты же знаешь, Павел очень много работает. Ему совершенно необходимо высыпаться.

- Ну да, конечно, - хмыкнул Роман.

Насколько Роману нравилась энергичная Танечка, настолько же он терпеть не мог ее мужа Павла, неудачливого художника-иллюстратора. Наверное, потому, что узнавал в нем себя. Утешало лишь, что Роман пока не сидит на шее у жены, как это делал Павел. Но в остальном у них было чересчур уж много общего. Даже увлечение Пушкиным. Но как Роман был никому не нужен со своей кандидатской диссертацией, так и Павел, с его бесконечными рисованными пушкинианам не интересовал заказчиков. Павел пытался делать что-то коммерческое, но все выходило глупо и скучно, вроде попытки создать серию «Пушкинская эротика в Екатеринославе». За две недели, проведенные в городе, ничего особо эротичного поэт сделать не успел. Вот и приходилось Павлу до бесконечности малевать облегающие лосины, в которых Пушкин явился в дом гражданского губернатора Шемиота шокировать провинциальное общество. Деяние довольно пошлое, а в рисунках Павла еще и до невозможности тоскливое.

Впрочем, Павел Романа тоже не выносил и, наверное, за то же самое – за братство по вечным неудачам. И сейчас, открыв дверь на звонок жены, глядел на Романа вовсе не по-доброму.

Танечка наскоро чмокнула мужа в щеку и кинулась на кухню. Роман сбросил пальто и с облегчением почувствовал, что в квартире тепло. Сталинка все-таки, не то что его родное панельное чудовище – зимой холодно, летом сыро, огурцы хранить хорошо, а вот людей…

- Паша, это Ромка нашу Анну Степановну нашел, - крикнула из кухни Танечка. Роман наблюдал как она достает хлеб, расписную масленку, полукружье колбасы и чувствовал, что желудок скручивается в голодном спазме, - Нас менты почти всю ночь продержали… - Танечка отвернула кран, но из хромированного носика донеслось только сиплое шипение, - Вот черт, второй раз за неделю. Это у нас в канализации что-то.

Роман вспомнил развороченный люк, посмотрел на пересохший кран и кофе захотелось в три раза сильнее. Но Танечка оказалась предусмотрительной. Из-под кухонного стола появился баллон с водой и по кухне пополз кофейный аромат.

- Что делается, ужас! Говорят, бедную бабулю каким-то совершенно маньячьим способом убили. - Танечка сунула Роману бутерброд, - Что там было, Ромка?

- Я ведь к ней не подходил, сразу ментов вызвал, - извиняющимся тоном ответил Роман и с наслаждением откусил бутерброд. Танечка слушала, не отрывая глаз от кофейной турки, над которой медленно набухала коричневая пенка.

- Жалко бабульку. Она бывала у нас пару раз, по-соседски, мы с ней о Пушкине разговаривали. Я ей свои рисунки показывал, хотя она эротику не воспринимала. Старорежимная старушка, теперь таких не делают. Менты знают, за что ее убили? – в голосе Павла слышалось то стыдливое оживление, которое появляется в человеческих голосах, когда говорят о несчастье с чужими людьми.

- Говорят, искали у нее что-то, может, ценности.

- Да какие у нее ценности, - хмыкнул Павел, - Пенсионная книжка? Разбитая ваза?

Нечто смущающее было в словах Павла, но вот что именно, Роман никак не мог сообразить.

- Вы не видели, к ней никто не заходил? – спросил он.

И тут вдруг Танечка оторвалась от кофеварки и метнула странный, настороженный взгляд. Не на Романа, на мужа. Кофе, словно подкарауливал этот момент, вскипел, ринулся через край и залил печку.

- Я ментам уже сказала: никто к ней не ходил, зачем, - торопливо заявила Танечка, и только потом сообразила сдернуть выкипевший кофе