Отпустить или влюбить? - Татьяна Фомина Страница 50

Я ещё раз посмотрела на Рейн, а потом на Эдика. И… этот засранец, был чертовски привлекательным, особенно для юной особы. Не дай бог, он разобьёт ей сердце! Ведь Эд на неё смотрит как на ребёнка!

Несмотря на языковой барьер, который, как я думала, может возникнуть у Рейн при общении, обед прошёл весело и непринуждённо. Роберт, Дима и я говорили на французском. Проблемы были только у Эдика, который никогда не тяготел к языкам, хотя Роберт не раз указывал ему на этот пробел, но брат успокоился, выучив только английский. Думаю, что теперь у него появится достаточный повод для изучения других языков. Ведь всегда хочется дословно понимать своего собеседника, переводчик может недостаточно точно передать смысл фразы, что, собственно, мы и делали, втроём издеваясь над бедным Эдиком.

– Ты как? – Спросила у Рейн, решив заглянуть к ней перед сном.

Не знаю, кто занимался дизайном, но комната полностью соответствовала Рейн, даже на самый придирчивый взгляд.

– Мне нравится, – ответила она. – Роберт очень добрый, а Эдвард такой смешной.

– Эдуард, – поправила её. – Или просто Эд. Так проще.

– Эд. – Пропела Рейн, пробуя имя моего брата на вкус.

– А сама ты как?

– Непривычно. Ты говорила, что у вас маленькое жильё, а дом очень красивый.

– Это дом Роберта. Он решил, что нам будет тесно в квартире. Мы пока поживём у него.

– Это из-за меня, да? – Рейн обеспокоенно распахнула глаза.

– Нет. – Я села с ней рядом и обняла девочку за плечи. – Это Роберт так захотел. Можешь считать это его капризом. И здесь будет отдельная комната для Мари.

Дюран должна была выслать необходимые вещи Рейн, которые мы с ней упаковали перед отъездом, а потом прилететь сама.

– Мари здесь понравится, – заметила Рейн.

– Ты её любишь?

– Я к ней привыкла. Она живёт с нами, сколько я себя помню.

– Вот как?

– Да. Сначала она сидела со мной, пока я была маленькая, а потом ухаживала за мамой. – Голос Рейн дрогнул. – Прости. Я не хотела.

– Не извиняйся. Нет ничего плохого, что ты думаешь о маме. Я тоже вспоминаю и маму, и папу, правда, уже намного реже.

– Ты покажешь свои детские снимки?

– Ты этого хочешь?

– Да.

– Хорошо. Тогда давай, ты завтра поедешь с нами, и я покажу тебе свои детские фотографии.

– Правда?

– Ну, конечно?

– А Э-ду-ард, – Рейн произнесла имя по слогам, – Эд тоже здесь живёт?

– Нет. Он живёт отдельно.

– Он тебе понравился?

– Он красивый и… чудной.

Чудной – это точно. Чуднее не бывает!

– Он тебя не обижал? – спросила на всякий случай.

– Нисколько! – горячо возразила Рейн. – Мне только кажется, что он сердится, когда не понимает, что я говорю, – Рейн нахмурилась.

– Не волнуйся. Эду уже давно надо было заняться языками, но ему было всё лень. Теперь точно придётся, и вы научитесь понимать друг друга.

– Я надеюсь, – вздохнула Рейн.

Пожелав Рейн спокойной ночи, пошла в свою спальню, Роберт и тут умудрился учесть мои и Димины вкусы.

Муж сидел за ноутбуком и хмуро смотрел в экран. Подошла и обняла его со спины. Дима, как всегда, положил свои руки на мои.

– Что-то не получается? – осторожно спросила. Но Дима молчал. – Дим? Что случилось?

Муж устало потёр лоб.

– Пока ничего.

– Дим? Что тебя беспокоит?

– Сложно сказать, – прозвучало уклончиво.

Я отпустила его шею и, перекинув свою ногу, уселась на него верхом.

– А ну-ка признавайся! – Потребовала совершенно серьёзно, но муж полез целоваться, и мне пришлось увернуться. – Ты не увиливай, давай!

– Я не увиливаю, – ответил Дима.

– Лгунишка. Я же вижу. О чём вы говорили с Робертом?

– Он хочет приостановить на зиму работы, ссылаясь на погодные условия, – нехотя ответил Дима.

– А ты?

– А я хочу быстрее закончить строительство.

– Знаешь, я согласна с Робертом. Я, конечно, не особо в этом разбираюсь, но некоторые материалы по-разному переносят морозы.

– Но ведь внутреннюю отделку можно делать.

– Это если ты подключишь отопление. Дим, к чему спешка?

– Соня, мы живём в чужом доме! А я не могу ничего дать ни тебе, ни Рейн! – вырывает из себя признание Дима.

– Дима, ты делаешь очень многое, чтобы он у нас был, – попыталась успокоить мужа.

– Чтобы ты устала ждать и ушла, как это сделала Джулия?

Так вот в чём дело!

– Неужели ты думаешь, что я, посмотрев, как жила Джулия, захочу того же?

– А почему нет? Это вполне естественно.

– Дима, мне не нужно от тебя ничего, как это было нужно Джулии. Мне нужен ты. Сам. Понимаешь?

– Нет.

– Тогда попытайся это понять. Если тебя смущает предложение Роберта, мы можем сами снять себе жильё. Вот и всё.

– Нет. Меня смущает то, что я не могу тебя всем этим обеспечить.

– Я подожду. А пока обеспечь меня своей любовью. Можно прямо сейчас… Ну, и ещё кофе по утрам, который ты так вкусно готовишь.

– София, я серьёзно.

– Я тоже, – шепчу в его губы и ёрзаю, пытаясь придвинуться ближе.

– София, – выдыхает Дима.

– Да? – спрашиваю в унисон.

– Я люблю тебя.

Я замираю. Сердце сбивается с ритма, и я забываю, что нужно дышать. Прячу лицо у него на плече, но не могу сдержать эмоции.

– София, ты плачешь?

– Нет, – бессовестно вру, уткнувшись в мужскую шею, но ничего не могу с собой поделать: предательские слёзы сами катятся из глаз. Кажется, крепкий орешек дал трещину. – Я тоже тебя люблю, – шепчу еле слышно.

Но Дима услышал.

– Повтори, – просит муж.

И я повторяю:

– Я тоже тебя люблю.

Дима стирает пальцами мокрые дорожки на моих щеках, а потом целует так глубоко и чувственно, что начинает кружиться голова. Отстраняюсь, чтобы жадно схватить глоток воздуха и снова попасть в плен его губ.

Не думала, что может так унести с этих простых слов, но признания, который каждый из нас боялся до этого произнести вслух, сорвали плотину, державшую чувства на замке, и вся любовь, вырвавшаяся на свободу,