Будешь моим героем? - Марго Томсон Страница 53

В коробке лежали свежие эклеры, и Яна непроизвольно сглотнула слюну, пока перекладывала их на тарелку — эклеры на полках кулинарии обычно не залеживались. За ними нужно еще успеть прийти. И хотя нужная кулинария находилась совсем близко от их дома, сама Яна никогда не сторожила в ней свежие лакомства.

— О чем ты хотела поговорить? — настороженно спросила она, когда все было готово к чаепитию.

Дина отхлебнула из кружки — и как только не обожглась? — и похвалила Яну:

— Вкусный чай. Спасибо. Степан сказал, ты любишь сладкое. Вот, попросила брата придержать вкусностей тебе.

— Придержать вкусностей? — удивилась Яна.

— Эту кулинарию держит мой дядя. Думаю, ты и сама замечала, какие страстные южные парни там стоят за прилавком.

Яна, чуть улыбнувшись, кивнула, но говорить ничего не стала: ждала, когда Дина ответит на ее вопрос. Та, чувствуя внимание Яны, вздохнула и все же начала говорить:

— Ладно, раз уж я все равно здесь… Я надеюсь, что сказанное мною никогда не покинет пределы этой кухни. Я прошу тебя серьезно отнестись к моему секрету. То, кем был мой отец, его семья — все это делает и так непростую ситуацию еще сложнее. И если об этом начнут судачить в городе… я не знаю, насколько сильны власть и влияние моего деда. Не хотелось бы оказаться в Чечне, замужем, насильно.

Яна нахмурилась. Она не могла заранее сказать, о чем Дина пришла к ней поговорить, но и такое начало… Это уж слишком.

— Степан сказал, ты его ревнуешь ко мне, — Дина вздохнула. — Я понимаю, что в дружбу парня и девушки вообще сложно поверить, но… он совсем не в моем вкусе. И не потому что он выглядит как-то не так, а потому что он мужчина. Я скорее уведу у него тебя, чем потащу Степана в койку.

Яна в шоке уставилась на Дину. Такого признания она точно не ожидала. Она открыла было рот, но Дина снова заговорила:

— Я понимаю, тебе кажется, что сейчас не восемнадцатый век, чтобы скрывать подобное. Но я живу не в Нью-Йорке. И мой дед — не супертолерантный американец. Я для себя выбрала, что мне комфортнее скрывать свою ориентацию, так я могу жить нормальной жизнью, без лишнего внимания и пугающих угроз. Моя девушка придерживается того же мнения.

Яна вздохнула. В целом, примерно это она и хотела сказать, — зачем скрывать? — но уже поняла, что Дина права. Не всем по душе быть символами борьбы за свои права. Если она хочет скрываться, Яна не вправе с ней спорить.

На душе, впрочем, было скверно. Она вроде верила Дине, но что-то злое, скептически настроенное маячило на грани сознания: очень удобно признаться секретной лесбиянкой и постоянно видеться с другим парнем, говоря, что вы просто друзья.

— Ты очень нравишься Степе, — уже гораздо мягче проговорила Дина. — Мы дружим лет с десяти, но я никогда не видела его таким… влюбленным. Для тебя он старается. А я ведь была уверена, что он из-за своей смазливой мордашки закончит жизнь прожженым Казановой.

Тут Яна хихикнула:

— А что, были поводы?

Дина пожала плечами:

— Не вижу смысла скрывать. Все равно со временем появятся доброжелатели, которые непременно тебе расскажут, сколько у него было женщин. Много. Но мало кто вообще доживал до знакомства с друзьями, а с родителями Степан вообще никого до тебя не знакомил…

Яна криво усмехнулась:

— Да он и меня не знакомил. Они сами… познакомились.

— Возможно, все так и получилось. Были еще девчонки, которых кто-то из родителей Степана видел с ним вместе. Но после эти девушки исчезали так же быстро, как и появлялись. Яна, поверь мне: ты — исключение. Он о тебе даже говорит с такой теплотой, что невозможно не умиляться.

Тут Яна поняла, что покраснела, и сама поспешно схватила эклер — скрыть смущение за его поеданием. Дина, смотря на нее, улыбалась:

— Степан — мой друг и партнер. Мы вынуждены много общаться, в большей степени потому, что работаем вместе… и потому что этим летом у нас дела неожиданно сильно пошли в гору и мы пока не можем со всем этим справиться. Часто созваниваемся, списываемся и даже встречаемся. Я не могу этого изменить, чтобы тебе было спокойнее. Но я правда не хотела бы, чтобы вы расстались из-за глупой ревности. Поверь ему. И мне.

После того, как Дина ушла, Яна зашла на кухню и устало опустилась на жесткий диванчик. В голове крутились мысли о том, что ее ревность к Дине — она ведь абсолютно нелогична. По многим причинам, главная из которых — Яна сомневается в себе и поэтому сомневается в нем. Может ли Степан изменить? Ей кажется — может. Но кажется и изменяет — это ведь совсем разное. Давал ли он ей реальные поводы в себе сомневаться? Яна не могла вспомнить ни одного. Это просто ей кажется, что Степан, на которого постоянно восхищенно смотрят столько девушек, вроде как может ей изменять.

— И что тебе рассказала подруга Булгакова? — Януш то ли так тихо вышел из комнаты, то ли Яна слишком погрузилась в свои мысли, чтобы его услышать.

Она несколько рассеянно посмотрела на брата, потом мотнула головой:

— Я обещала хранить ее тайну, но это, в целом, даже неважно. Вопрос не в том, что рассказала она… а в том, что я сама себе придумала. Или не придумала. Как думаешь, Степан может мне изменить?

Януш сел на диванчик наискосок от Яны, взял с тарелки эклер, с наслаждением его откусил и только потом ответил:

— Маловероятно. Он мне, конечно, не слишком нравится… но мне вообще мало кто нравится. А ты Степану дорога, это даже папа отметил.

— Когда? — удивилась Яна.

— А когда ты вышла их провожать, папа и сказал, что “в нашу Яночку кто-то по крупному втюрился”. Чай будешь?

Яна отрицательно мотнула головой, а у самой что-то испуганно сжалось в груди. Бабуля всегда говорит, что главный талант Яниного папы — это умение разбираться в людях. Тот и правда всегда безошибочно находил персонал, который не только хорошо работает, но и с удовольствием помогает фирме дельными советами, не воруя и не сливая секреты на сторону. И поэтому такая характеристика от отца звучала ну очень обнадеживающей.

Януш вскипятил чайник, налил не только себе, но и Яне, а потом долго смотрел на то, как она глупо улыбается содержимому кружки. Яна чувствовала его взгляд, но скрыть улыбку не получалось.

***

Дав время остыть, Степан позвонил Яне вечером пятницы. Извинился, хотя, откровенно