Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год Страница 6

— Ждем наряд с пограничного КПП, добро из Владивостока получено.

— Однако, судовую роль покажите,— в узких прорезях глаз сверкнули коварные искорки.

— Так ведь не судно у нас,— резко отшучивается Анатолий.— Нет у нас водоизмещения, один воздух. Палубы, трюма и дымовой трубы...

— Вижу, что ничего нет.— Проверяющий шутки не поддержал.— Где огнетушители, где спасательные плоты, где...

— Так все сооружение — сплошной спасательный плот...

— Короче, добро на выход вы не получите,—гость собрался уходить.

— А если мы спустим воздух, погрузим корабль на телегу и пойдем вдоль берега, вы понимаете?..

— Где вы телегу и лошадь найдете? — Проверяющий расслабился, улыбнулся и вдруг махнул на нас неопределенно, мол, сгиньте, и отправился восвояси.

Солнце припекало, но за сопками за правым берегом Амура клубились на большой высоте белесые зловещие рогульки — признаки тайфуна, уже захлестнувшего потоками ливней Владивосток.

— Ну если погранцы не появятся, как обещали, снимаемся и уходим.

Теперь уже почти зловеще и с нетерпением мы топчемся среди бревен лесопильни, с надеждой поглядывая на тропу в камышовых зарослях, окаймляющих «крейсер». Только через час на ней возникла легкая и стройная фигура человека в зеленой фуражке. Александр Черенков, капитан, оказался любезным и обходительным офицером и неплохим собеседником. То, что мы выходим в море в ранге надувного матраса, а не судна, его как будто позабавило.

— Я в курсе, — просто сказал Александр и щедро украсил зеленым штемпелем «ОТХОД» не только нашу «бумагу», но и несколько памятных вымпелов. Мы обмякли, стравив «пар» от предыдущего визитера, и бросились поднимать грот. Анатолий занимает место на руле, Володя в носу на кливер-шкотах, а я едва успеваю запрыгнуть на бортовую гондолу нашего корабля, тут же подхваченного свежим нордом, тянущимся к центру далекого тайфуна.

Ровно сто лет назад в такой же теплый июльский вечер Антон Павлович Чехов, отчаявшись найти ночлег на берегу, на гиляцкой лодке добрался к стоящему на рейде пароходу. Позднее на нем он отправился в свое знаменитое путешествие в поисках «прочих физиономий» острова Сахалин. Нам тоже перед дальней дорогой пришлось стать на якорь у обрывистого правого берега. Высаживаться мы не рискнули. Тысячи погибших рыбин сплошь устилали пляж. Другие в ссадинах и даже с вырванными боками завершали таинственный обряд гибели ради жизни выметанных где-то выше по течению икринок. Впрочем, среди рыбин были и «серебрянки», набитые золотистой икрой, но тоже обреченные на гибель. Недоумение по поводу этой «свежей, но неживой» рыбы рассеял еще в первый день пребывания тут какой-то бич, появившийся в нашем лагере среди раскиданного на бревнах багажа.

Основания для такой встречи были налицо. Дело в том, что еще за месяц до путешествия я и Анатолий перестали бриться. Теперь вместе с Володей — красивым рыжебородым варягом — мы являли занятное зрелище и притягивали контингент людей, жадно ищущих общения и выпивки. Бич держал в руках две роскошные горбуши и из разноцветья растительности на наших лицах выбрал седину.

— Эй, борода, — шагнул он в мою сторону, — держи рыбу.

— Спасибо, мы только что отобедали, — отмахнулся я от доброхота, — вон ее сколько,— добавил я, показывая на ворочающихся «пьяных» рыбин в мутной воде.

— Так та отравлена, не гляди, что «серебрянка». — Бич назвался Сашей и приступил к длительной осаде. Он пояснил, что в сезон нереста крупные заводы, каких в городе «комсомольской юности» навалом, потихоньку сбрасывают всякую химию и травят рыбу. После такого разъяснения можно было не сомневаться, что Саша и нам предлагал на дегустацию выловленные руками экземпляры «свежей, но неживой» рыбы. Забегая вперед, добавлю, что до самого устья и даже в лимане нам попадались странные спутники, прятавшиеся в тени нашего мелко сидящего судна. Одуревшие скитальцы, видимо, с напрочь атрофированным нюхом, они словно бы спрашивали у нас: «Люди добрые, где тут Амур, куда нам на нерест идти, не подскажете?..»

Сооружение, именуемое тримараном «Охотск», демонстрировали мне, «главному штурману», еще в Воронеже. «Капитан» Анатолий и «главный матрос» Володя катали меня по глади водохранилища, показывая мореходность конструкции. «Смотр» этот не я учинил. Мы решили коллегиально прийти к единому мнению: годится или не годится для Охотского моря плавсредство, от которого Морской регистр воротит нос, называя надувные суда в лучшем случае «спасательными плавсредствами». Тримаран, впрочем, прошел морское крещение еще на Белом море, где ребята ходили... по следам моих гребных маршрутов на «пелле-фиорд» — пластиковой лодке ленинградского завода «Пелла», для которой я моделировал древние пути мореходов вдоль Поморского берега.

Но... Что греха таить. Каждый из нас в душе давно решил: на Охотское море любой ценой. И потому, поглядывая на воронежское небо в поисках какого-нибудь шквала, имитирующего суровые условия океанского плавания, мы подхваливали детали корабля, его оснастку и всякие мелочи быта; например, бачки для пищи из нержавейки с уникальной системой автономного кипячения воды с помощью миниатюрной паяльной лампы с противоветровым экраном.

Непогоду тайфуна переждали в ивовых зарослях в низовьях Амура. Паяльная лампа чихала, плевалась бензином, дымила и лишь иногда благородно шипела синим огнем, но вода для чая никак не закипала. Так на сильном ветру коротали недолгую ночь. Наутро, дождавшись попутного ветра, незаметно вышли в лиман.

— Ну куда тебя понесло? Ну подбери наветренный конец, обтяни нижнюю шкаторину. Ну зачем оба конца стравил, видишь же, полощет парус? — Капитан резко толкает штангу руля в мою сторону.

Судно пересекает линию ветра, и, пока Анатолий корит Володю, гик грота — увесистая дюралевая труба — норовит снести мне голову. Я слетаю со своего насеста — ящика с продуктами — и падаю на колени в позе молящегося бедуина. Замечу, что во время капитанского монолога от Володи — ни слова.

— Ну видишь теперь, что ты наделал,— уже кричит капитан.— Да встань же, Василий!

— Это ты мне? — Я за словом в карман не лезу. Но тут же судорожно замечаю, как из шланга подкачки среднего (главного!) баллона хлещет воздух, а непривязанная пробка закатилась в щель между досками кормового настила. Перегибаю трубу, выковыриваю пробку.

— Могли бы и привязать пробку,— ворчу я.

— Не забывай, что насос у нас дырявый. Видишь, ход потеряли. — Теперь я молчу и замечаю, как приспущенный баллон судорожно изгибается от сильного попутного ветра...

Внезапно лицо Анатолия проясняется. Он знаком командует «держи руль» и ложится на настил, приникая ртом к злополучной трубе. Я поглядываю на карту в пластиковом мешочке и содрогаюсь: корабль наш давно прет километров 10 в час по суше, будь сейчас не полная вода. На рулях повисают длинные плети капусты, что говорит о том, что плавать на таком судне можно где угодно.

Горизонт на глазах расширяется, фарватер маячит уже далеко в открытой части лимана. Мы несемся в недоступной для обычных судов прибрежной зоне. Время близится к тому, чтобы пообедать. Мне как штурману, добровольно принявшему на себя обязанности кока, очень удобно совмещать эти обязанности. Достаю карту, реже лоцию и предлагаю капитану вариант. Сегодня капитан отмахивается от высадки для обеда: пока попутный ветер и еще прилив — надо проскочить прибрежную отмель. Я продолжаю рассматривать карту. За десятки лет штурманской работы, как правило, по обозначениям на карте уже представляешь, что там на берегу. Вот и сейчас прямо на носу остров Байдукова. На ближнем к нам мысу обозначены поселок Байдуково и радиомаяк. К попутному ветру добавилось отливное течение, и остров неумолимо приближается. Какие-то циклопические сооружения и полное безлюдье. Высаживаемся и полчаса бродим в поисках живой души. Наконец из домика метеостанции выходят двое.

— Весь персонал и есть, — подтверждает начальник морской станции «Байдуков» Виктор Печников. — Вот я да наш наблюдатель Федор Степанов. — Федор щурит узкие глаза. Далее следует прогулка к гигантской заброшенной стройке рыбозавода.

— Понавезли, понаехали... Бетонных чанов понастроили, электростанцию пустили, а потом вдруг все исчезли. И поселка нет, так, две семьи рыбачат, перебиваются кое-как...

В полном противоречии с картой издания 1988 года нет и радиомаяка. Виктор поясняет, показывая на бело-черную башню маяка Менков.

— Туда переводят радиомаяк, а пока он молчит.

Все здесь смешалось: и сведения с карты, и ржавые генераторы, и новые имена эпохи великих перелетов. Виктор и Федор уже не помнят, что прежде их остров носил гиляцкое название Лангр (нерпа). Теперь у самого берега словно бы в память о большой нерпе остался непереименованным островок Малый Лангр. Впрочем, постановлением ЦИК в 1936 году еще два гиляцких названия исчезли с карт. Остров Удд стал Чкаловым, а крошечный Кевос — Беляковым. Так была отмечена удачная посадка чкаловского экипажа после перелета из Москвы. Нам не суждено было увидеть вблизи обелиск на месте посадки. Началась гонка.