Юрий Игрицкий - Россия и современный мир №1/2011 Страница 6

Хотя 20-летие распада СССР уже не за горами, крайне преждевременно говорить о том, что посткоммунистические трансформации в новой России окончательно завершены, сформировалась новая политическая нация, а общество справилось со всеми последствиями социальных травм. Сам факт того, что Дмитрию Медведеву потребовалось провозглашать курс на модернизацию, свидетельствует, по крайней мере, о частичной неудаче всей постсоветской социально-экономической политики, основной вектор которой (даже в период воссоздания «вертикали власти») оставался либеральным и вестернизаторским. Ясно, что требуется поворот, серьезная коррекция курса. И если уж решено называть этот поворот «модернизацией», то следует, по крайней мере, исходить из того, что модернизация в эпоху междуцарствия модерна должна быть сугубо прагматическим действием. В сущности, это все та же кошка Дэн Сяопина, единственным значимым качеством которой является эффективность в ловле мышей, а не соответствие стандартам породы западного модерна. Если экономика России, ее государство и общество начнут «ловить мышей», то локализация российского модерна в созвездии современностей не заставит себя ждать, а вопрос о его совместимости либо несовместимости с западной версией модерна может затем сколь угодно долго оставаться предметом академической дискуссии.

Несмотря на огромное количество различных комбинаций, в многополярном мире внешнеполитический выбор, в сущности, сводится к двум основным вариантам: быть одним из самостоятельных полюсов мульти-центричной системы международных отношений (или стремиться к этому статусу) либо находиться в чьей-либо зоне притяжения. Понятно, что это две отличающиеся друг от друга стратегии поведения и мобилизации ресурсов. Это также и две принципиально различных модели восприятия внешнеполитических рисков.

Россия, как крупнейший осколок Советского Союза, объективно все еще имеет немало оснований претендовать на статус одного из полюсов в многополярном мире. Однако общая динамика на протяжении двух последних десятилетий в случае России была понижательной, а для периода 1990-х годов – обвальной. Даже стабилизация и нефтегазовый бум периода президентства Владимира Путина пока могут рассматриваться лишь как временное торможение в этом крутом движении вниз. Заявленная Дмитрием Медведевым программа модернизации представляет собой новую попытку изменить негативный тренд, но насколько она окажется успешной станет ясно на протяжении второго десятилетия XXI в. Иными словами, Россия пока по инерции остается одним из полюсов мировой политики, но в дальнейшем для сохранения в этом качестве российской власти потребуется привлекать все больше дополнительных ресурсов.

В связи с этим можно ожидать роста популярности среди части российской политической элиты древней максимы Quod licet Iovi, non licet bovi. Если негативный тренд не будет остановлен, то появятся обоснования и сторонники нового понижения позиции России во всемирной табели о рангах. Основные аргументы будут состоять в том, что мы не можем себе позволить аккумулировать значительные ресурсы в целях сохранения статуса одного из центров многополярного мира, а также в том, что вхождение в зону притяжения какого-то другого полюса позволит оптимизировать риски существования в турбулентной среде, возмущение которой становится почти неизбежным в период завершения американской глобальной гегемонии.

В принципе, отвергать эту позицию только потому, что Россия должна быть великой, могучей и никакой иной, по меньшей мере, недальновидно. При определенных обстоятельствах у нас в самом деле может не оказаться другого выбора. Но несомненно, что любая власть в России должна стремиться к предотвращению подобной ситуации.

Для России существуют и специфические основания к удержанию статуса одного из полюсов многополярного мира и сохранению при этом максимальной степени свободы внешнеполитического маневра. Многовекторность и высокая маневренность российской внешней политики в нынешних условиях выступают важными механизмами компенсации слабостей, обусловленных структурой экономики, демографической динамикой, низким качеством управления, коррупцией и технологическим отставанием. Но помимо решения тактических задач, маневренность должна иметь и «сверхзадачу»: не принадлежа к первой тройке основных центров силы постамериканского мира, Россия должна быть тем полюсом, полномасштабное стратегическое партнерство с которым способно обеспечить несомненный и решающий перевес для любого из основных центров силы. До последнего времени наибольшую готовность воспринимать Россию подобным образом демонстрировал Китай. Однако перезагрузка и некоторые актуальные изменения в позиции Европейского союза говорят о том, что в Вашингтоне и Брюсселе по крайней мере не исключают, что и для них партнерство с Россией будет незаменимым в контексте многополярного мира.

Но опять-таки: все эти преимущества могут проявиться и сохраняться до тех пор, пока Россия остается в положении самостоятельного центра силы многополярного мира, располагающего свободой маневра и открытого для развития партнерских отношений с самыми разными глобальными игроками. Как только на смену этому состоянию придет вовлеченность в какие-либо жесткие союзы и / или интеграционные механизмы с участием более мощных центров силы, преимущества окажутся утраченными. Получается, что Россия должна быть везде и ни с кем.

В конечном счете сохранение за Россией статуса самостоятельного глобального игрока, даже если оно потребует привлечения серьезных дополнительных ресурсов, окажется менее затратным и рискованным, чем вхождение в зону притяжения одного из более мощных полюсов. В последнем случае затраты ресурсов и риски будут обусловлены усиливающимся внутренним напряжением, вызванным необходимостью удерживать развитие общества и государства в русле, общее направление которого задано извне. Вполне понятна логика сторонников этого подхода, заключающаяся в том, чтобы через жесткие внешние обязательства, наподобие акцептации массива acquis communautaire, подтолкнуть запаздывающие внутренние изменения. К сожалению, более реальным представляется сценарий, при котором подгоняемые под импортный шаблон внутренние изменения, с одной стороны, приведут к новой волне имитации институциональных практик демократического правового государства, а с другой – запустят цепную реакцию вполне реальных дестабилизирующих сдвигов в сфере межнациональных и федеративных отношений.

Именно поэтому совокупность возможностей, открывающихся перед Россией в процессе становления постамериканского мира, должна быть использована для создания благоприятных условий внутреннего развития страны, а не для их усложнения, связанного с вовлеченностью в жесткие союзы и поспешной ориентацией на одну из нескольких актуальных версий модерна. В то же время российское общество нуждается в подлинной открытости миру, в широком диалоге и обмене опытом с носителями самых разных культурных программ, в готовности воспринимать извне все, что может способствовать практическому решению внутренних проблем. То, что действительно имеет высокую цену в эпоху многополярности – это свобода выбора. Не только выбора стратегических партнеров, но также выбора путей и методов модернизации и даже образа желаемой современности.

1. Айкенберри Д., Дьюдни Д. Отступление от соглашений времен холодной войны // Россия в глобальной политике. – Январь-февраль 2010, № 1. – С. 8–29.

2. Деррида Ж., Хабермас Ю. Наше обновление после войны: Второе рождение Европы. – Режим доступа: http://www.strana-oz.ru/?numid=15&article=715

3. Закария Ф. Постамериканский мир. – М.: Издательство «Европа», 2009. – 280 с.

4. Караганов С. Перенастройка, а не перезагрузка. – Режим доступа: http://www. globalaffairs.ru/number/n_13643

5. Караганов С. Союз Европы: Последний шанс? – Режим доступа: http://www. globalaffairs.ru/pubcol/Soyuz-Evropy-poslednii-shans-14943

6. Най Дж. В чем смысл БРИК? – Режим доступа: https://www.project-syndicate.org/ commentary/nye82/Russian

7. Bauman Z. Communism: A postmortem? Two decades on, another anniversary // Thesis Eleven. – Vol. 100. – 2010, February. – P. 128–140.

8. Beck U., Grande E. Cosmopolitanism: Europe’s way out of crisis // European journal of social theory. – London; Thousand Oaks, CA; New Delhi, 2007. – Vol. 10. – N 1. – P. 67–85.

9. Dunne T. The liberal order and the modern project // Millenium: Journal of international studies. – 2010. – Vol. 38 (3). – P. 535–543.

10. Eisenstadt S.N. Multiple modernities // Daedalus. – 2000. – Vol. 129. – N 1. – P. 1–29.

11. Excerpts: Biden on Eastern Europe. – Mode of access: http://online.wsj.com/article/ SB124846217750479721.html

12. Ferguson N. Winter note: What «Chimerica» hath wrought. – Mode of access: http://www. the-american-interest.com/article.cfm?piece=533

13. Ikenberry G.J. Liberal internationalism 3.0: America and the dilemmas of liberal world order // Perspectives on politics. – April 2009. – N 7 (1). – P. 71–87.

14. Kaletsky A. We need a new capitalism to take on China // The Times. February 4, 2010.

15. Krauthammer C. The unipolar moment // Foreign affairs. – Vol. 70. – N 1. – Winter 1990 / 1991. – P. 5–22.

16. Krauthammer C. The unipolar moment revisited // The national interest. – Winter 2002 / 2003. – P. 5–17.