Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1960 год Страница 6

Напевая что-то под нос, Босьян соединяет оба конца, забинтовывает их изоляцией и смеется, гордый своей победой. И в этот миг сук обламывается. Серго летит на острые гранитные глыбы, торчащие из-под снега...

В столовой две молоденькие поварихи разносят тарелки с супом.

— Мамаша пишет, — басит Жора, уплетая суп, — что они с папашей двух кабанчиков купили...

Леха встает с места и кричит одной из поварих:

— Второго хочу, королева!

Повариха ставит всем на столы порции второго и, заметив нетронутую тарелку супа, спрашивает:

— А это чья порция?

— Босьяновская.

— А где Серго? — спрашивает Зотов. — Где Серго? — еще раз спрашивает он.

Маленькая комната больницы. Весь перевязанный лежит на кровати Босьян. Возле него — Зотов и Темкин. Зотов ищет в белом эмалированном ящичке шприц и ампулу с камфарой. Неумело, покрываясь холодным потом, он делает Босьяну укол. У Темкина тоже на лбу выступает пот. Чтобы не смотреть, как мучается Зотов, он отворачивается к окну: там вовсю бушует пурга.

Зотов у телефона. Бьет по рычагу, дует в трубку. Слышит голос. Улыбается. Шепчет:

— Хорошо, Серега, что успел исправить... — Кричит в трубку. — Срочно высылайте хирурга!

Срочно! У нас фельдшер уехал за рентгеном. Слышите? И не выпускайте колонну: буран!

Слушает ответ. Зло кричит:

— Какого черта вы говорите мне про пургу?

Это я вам говорю про пургу! А мне хирург нужен! Вертолет? Так он же не сможет взять его! Не сможет, сами знаете! Что? Площадку? Будет! Будет, говорю!

Зотов бежит от одного строящегося дома к другому, кричит рабочим:

— Кончай работу!

Люди удивленно переглядываются. Кто-то спрашивает:

— Вы ж сами велели скорей дома класть — люди приедут.

— Кончай работу! Все на реку, площадку для самолета будем делать.

— А дома как же?

— Дома? Это ж для Босьяна площадка!

У постели Босьяна — Силин. Он сидит на табуретке и читает книгу. Босьян — осунувшийся, бледный — тихо спрашивает:

— Антон, ты море любишь?

— У Айвазовского. Я живого не видал.

— То-то ты мрачный всегда.

— Я не мрачный. Я сосредоточенный.

Босьян чуть улыбается, хочет что-то сказать, но боль искажает его лицо. Он долго лежит молча, закрыв глаза. Потом тихо говорит:

— Глупо все выходит. Как это в газете пишут? «В расцвете сил...»

— Если бы я не был сестрой милосердия сейчас, я бы сказал: дурак ты, Босьян.

Силин отходит к окну. Сумерки. Пурга. Ничего не видно. Только прожекторы освещают место на реке; там строят посадочную площадку.

По льду ходят бульдозеры, раскидывая снег, следом за огромными машинами идут люди с лопатами и ломиками. Они утаптывают площадку, сражаются со снегом, который заметает разровненное место.

Зотов вместе со всеми. В руках у него лопата. Он в одной шеренге с рабочими.

Слышно тяжелое дыхание людей.

— Выживет Сергошка? — спрашивает Зотова Сейфулин.

Зотов молчит. Сейфулин снова повторяет вопрос. И тогда Зотов, всегда молчаливый и сдержанный, орет:

— Замолчи!

У постели Босьяна дежурит Леха. Тишина. Леха дремлет. Босьян осторожно приоткрывает глаза. Прислушивается. В томительной тишине слышно далекое комариное жужжание. Босьян приподнимается на локтях. Жужжание теперь явственнее. Это летит самолет.

— Леха, — испуганно и счастливо шепчет Босьян.

Леха открывает глаза, слышит рев мотора и кричит:

— Что я говорил! Прилетел, голубчик!

Самолет идет на посадку. Видно, как ветер бросает машину из стороны в сторону. Люди в молчании следят за тем, как летчик безуспешно во второй, в третий раз пытается сесть. Потом самолет взмывает вверх и поворачивает обратно, становясь все меньше и меньше.

Босьян сидит в кровати, смотрит на Леху огромными, полными отчаяния глазами. Шум мотора постепенно замирает. Леха низко опустил голову. Потом, вскочив, кричит:

— Ну, что ты смотришь? Что?..

И убегает из палаты.

Зотов сидит в радиорубке и устало говорит в трубку:

— Алло! Алло! Алло! Товарищ Арсеньев? Меня на начальника строительства переключите. Товарищ Арсеньев? Да. Я. Плохо дело. Не сел самолет. Машину высылайте — пусть пробьются, как хотят, а хирург нужен. Умрет иначе парень-то мой.

Лицо Зотова светлеет, когда он слышит ответ. Он кивает, а потом кричит:

— Арсений Николаевич, постойте! Там еще повариху надо найти. Нина. Она теперь в орсе работает. Глаза у нее такие зеленые...

Зотов едва выслушивает ответ и совсем по-мальчишески кричит:

— Ой, спасибо вам, Арсений Николаевич!

Ночь. Босьян один. В палату входит Зотов.

Босьян отворачивается к стене. Зотов подходит к нему и спрашивает:

— Ну, как ты, Серго?

— Хорошо.

— Что болит?

— Ничего.

— У тебя не может ничего не болеть. Сейчас сделаю укол, и все будет в порядке.

— Я больше укол не дам делать.

— Почему?

— Игла кость скребет. Больно вы колетесь. А потом все равно теперь...

Зотов садится на табуретку и тихо говорит:

— Я был сыном батальона на фронте, у меня отца и мать убили. Комиссаром батальона у нас был узбек. Шариф Маткабулов. Толстый такой, смешной. Он для меня вторым отцом был. Его под Краковом ранило: две пули в грудь навылет, а одна под сердцем засела. Я тогда стоял за дверью, — после паузы продолжает Зотов, — и слышал, как он хрипел и ругался. Он совсем не умел ругаться, а поэтому было очень трудно слушать, как он ругался. Я вошел к нему, стал около двери и заплакал. И он тогда перестал хрипеть и ругаться. Он тогда сказал мне: «Не плачь, сынок, не плачь. Я еще Кара-Кумы построить должен...» Ясно? А тебе надо продержаться часа три. Машина вышла. Вездеход. С хирургом. И Нина едет.

В окне — солнце, пробивающееся сквозь низкие рваные облака. По-прежнему метет сильный буран. Около постели Серго сидит Темкин.

— Ты поспи, Сережа...

— Не хочется.

— Надо тебе, браток, поспать. Хочешь, я тебе песню спою?

— Хочу.

И Темкин тихо поет.

Босьян закрывает глаза. Темкин, продолжая тихонько петь, заглядывает в его лицо. Шепотом окликает.

— Cepгo... Босьян не отвечает.

Тогда Темкин поднимается и подходит к окну. Задергивает шторы. Но в палату все равно доносится рев бульдозеров и тракторов. Тогда Темкин тихо выходит из палаты. Он бежит по поселку среди рева тракторов и бульдозеров. Он бежит к Зотову.

Зотов стоит в кругу бригадиров и заканчивает планерку.

— Итак, к семи часам доложить результаты по всем объектам. Особенно прошу быть внимательными группу монтажников на путеукладчиках. Ну и, конечно, кто глядит за дорогой. Все, товарищи, планерка закончена.

Бригадиры расходятся. На пороге один Темкин.

— Уснул, — говорит он Зотову. — Только тракторы ревут, разбудят ведь.

Зотов набрасывает полушубок и уходит вдвоем с Темкиным туда, где на отвале грунта сосредоточена почти вся техника.

— Товарищи! — кричит Зотов и поднимает руки. — Остановите моторы!

Удивленные бульдозеристы и трактористы высовываются из своих кабин.

— Заглушить моторы! — повторяет Зотов.

Он медленно идет от одной машины к другой, и моторы замирают. Все тише и тише становится на площадке, где брали грунт для всего строительства. В самой последней машине — Жора. Он стоит на подножке. Спрашивает:

— А что такое, Виталь Николаевич?

— Ничего. Просто уснул Босьян.

Жора ныряет к себе в кабину и выключает двигатель.

В поселок пришла тишина.

Клуб. Строители молча сидят за столиками. Никто не читает газет, никто не сражается в шахматы или домино. Тишина. Только слышно, как где-то далеко, около Синего ручья, там, где сейчас заканчивают ледовую дорогу для машины с доктором, ревут бульдозеры.

На пороге Зотов. Он медленно снимает полушубок, вешает его на гвоздь и идет к свободному столику. Устало садится, берет подшивку журналов, листает страницы. Поднимает глаза и видит, что взоры всех ребят устремлены на него. Снова продолжает читать. Потом резко откладывает журналы, смотрит на строителей и спрашивает:

— Настроение, вижу, совсем неважное, а? Молчание.

— Ну?

Снова молчание.

Тогда Зотов снова берет журнал и продолжает читать.

Кто-то из новых рабочих вздыхает:

— Войны нет, а вон Серго погубили...

Зотов снова откладывает журнал и спрашивает:

— Кто это сказал, что нет войны? Молчание.

Зотов снова протягивает руку к журналам. Тогда молодой рабочий поднимается и говорит:

— Я сказал. А что?

— Босьян, связист, был ранен, сражаясь, как солдат. А сражался он за то, чтобы здесь прошла дорога, и чтобы мы здесь построили город, и чтобы на улицах росли цветы, и чтобы были парки, бассейны, площадки спорта. Ясно, о каком городе в тайге я говорю?