По законам военного времени - Сергей Янин Страница 6

Вор закрыл глаза и почувствовал, как ноги потеряли опору.

7

Сим вернулся в купе мрачнее тучи. Спрятавшись под одеялом, он пролежал неподвижно несколько часов. Он никак не мог смириться с решением людей. Не мог простить Хоббу и Дукину их равнодушия. Почему брат не поддержал его? Почему Дукин не откликнулся? А ведь гном пользовался уважением у охраны и был в силах переубедить толпу. Мальчик пытался найти ответы на эти вопросы, но думалось с трудом. Ещё и присутствие Хобба угнетало его. Брат, как на зло, никуда не уходил надолго. Ребята, с которыми он играл, сошли в Бэккедже, и теперь Хобб дулся, что не успел отыграться. Он буравил взглядом то окружающих, то гнома, то пейзаж за окном.

Промозглые размокшие от дождей поля перемежались холмами, поросшими вереском. Иногда поезд ненадолго въезжал в сосновые рощи, погружаясь в сырой мрак. Деревья стояли недвижимо, как молчаливые стражи, и Симу казалось, что они тоже осуждают пассажиров поезда. Осуждают и его, Симмека.

Около полудня Хобб задремал. Тут-то мальчик и не удержался. Конечно, он рисковал говорить с гномом, но сил молчать уже не было.

– Почему вы не вмешались?

Гном оторвался от книги и долго, не мигая смотрел на мальчика.

– А должен был?

– Конечно! – удивился Симмек и скинул колючее одеяло с ног. – Вы могли объяснить им, что они не правы! Что они поступают жестоко!

– Тише! – прошипел гном, взглядом указав на ворочающегося Хобба. – Мог. Конечно, мог… Вот только, – гном сел и вытащил из-под нар походный мешок.

Оттуда он достал книгу, отличающуюся от дневника. У неё был чёрный переплёт и мягкая кожаная обложка. Сим также заметил, что на дне мешка было ещё что-то металлическое и круглое, но рассмотреть штуковину он не успел.

Гном полистал книгу и, открыв, видимо, на нужной странице, подал мальчику.

– Справа. Второй абзац.

Симмек потупил взгляд.

– Тэр Дукин, я не умею читать.

– Ох, – гном нетерпеливо перехватил книгу и прочитал фрагмент.

«Случилось однажды в одной маленькой деревне несчастие. Провалился под землю дом знатного купца. А вместе с ним пропало и всё его богатство. Загоревало, заплакало его семейство. Не знало оно, что делать со своим горем. Жители обступили несчастных односельчан и стали думать, как быть дальше. Решено было спросить старейшин деревни: эльфа, гнома и человека. Попросил купец их рассудить – стоит ли ему спуститься вниз, в пещеру, за пожитками или же засыпать дом землёй и начать всё сначала.

Обсуждали старейшины этот вопрос немногим дольше суток. Но не пришли они к единодушию: у каждого была своя мудрость. Делать нечего, вызвали они купца. И сказал ему эльф, что случившееся – это Рок, божественное провидение, что купцу не стоит играть с судьбой, лучше оставить всё, как есть, и построить дом в другом месте. Гном согласился с эльфом, но предложил взять по одной любимой вещи жены и детей, оставив остальное в земле. Человек же посоветовал своему товарищу вытащить из дома всё до последней деревянной ложки, чтоб добро не пропадало. Подумал купец, поразмыслил и принял сторону человека.

Дюжину суток доставал он с товарищами нажитое добро – так много его было. И забрал он всё, даже резные ставни с окон снял. Народ только дивился скупости купца. На тринадцатый день случилось несчастье. Проснулась поутру жена купца и не нашла мужа рядом. Всей деревней его искали, да не могли найти. Заметил кто-то привязанную к столбу веревку: снарядились мужики, спустились вниз к провалившемуся дому и нашли купца там, насаженного на флюгер. Как оказалось, в тринадцатый раз купец спускался в свой старый дом до зари, чтобы забрать заработанные в тайне от собственной семьи нечестные деньги. Да только веревка не выдержала».

Гном захлопнул книгу и обратил взгляд на Симмека.

– У людей в крови правило – слушать лишь себе подобных. Они уважают лишь мудрость своей расы. Жестокость, воровство, коварство подчас стержень этой мудрости. Потому так много бессмысленных войн ведётся именно человеком. Их больше, чем в любой другой расе. Мы, гномы, тоже рождены не без пороков. Порой нас одолевает алчность и скупость, гнев и отчаяние. Однако мы чаще чтим законы чести, достоинства и здравомыслия. Мы опираемся на логику и готовы принять суждение иной расы, даже если оно нам не нравится. Люди же воплощение хаоса, они созданы, чтобы нарушать естественный порядок вещей, Сим. Но это не хорошо и не плохо. Как говаривал отец моего отца – каждая раса создана в этом мире для благой цели, даже если действует она совсем не благими методами.

– Даже Империя? – с сомнением спросил Симмек.

– Думаю, да, – неуверенно проговорил гном. – Они ведь тоже люди.

– Тогда они точно хуже «имперцев»! Все эти люди в поезде!

– Сим, не суди их строго. Ты слишком мал, чтобы видеть картину целиком.

– И вы туда же, тэр Дукин!

– Послушай меня, Сим. Люди ослеплены яростью. Война и голод гонят их прочь. Они истощены и потому готовы вылить злобу и тоску на любую живую душу. В это правосудие они вкладывают всю свою неуёмную и беспомощную боль. Только так они могут на миг ощутить уверенность в завтрашнем дне. И хоть сколько-нибудь свою силу.

– Не понимаю.

– Так они чувствуют, что их решения что-то значат. Что их слово имеет власть.

8

Поезд остановился посреди мокрой от дождя нивы. Вагон взбудоражено зашуршал и зашелестел. Прильнув к окнам, пассажиры взволнованно делились догадками – никто не знал истинной причины столь внезапной остановки. Скоро во всех купе повисло гнетущее напряжение. Матери крепче прижимали детей, мужья – жён. В середине вагона две пожилые женщины шёпотом обсуждали слова короля Хораса: его государство не могло принять всех страждущих. Кто-то суеверно вспомнил о поезде, сошедшем с рельс. Но его успокоили: так далеко «серые» не могли забраться.

– Не переживайте! – крикнул старший охранник. – Обычная проверка билетов!

Громкий дружный вздох прокатился по вагону. Шелест голосов стал чуточку громче и спокойнее. Скоро все вернулись к обыденным разговорам. Лишь проснувшийся от толчка Хобб сделался суетливым. Он выглянул в проход, потом прижался к окошку, высматривая в нечётких очертаниях фигуры контролёров. В народе их прозвали билетёрами. Набирали билетёров из особо рьяных, отличившихся на службе путевых охранников. Про них ещё в мирное время сочинили множество захватывающих правдоподобных