Время еще не пришло - Николай Александрович Воронков Страница 6

так понятно, я как раз оттуда и пришёл), на северо-западе граничил с Астерией, но про неё не особо вспоминали, словно это было где-то очень далеко. Ещё меня первое время ставило в тупик упоминание двух столиц, но потом оказалось, что первый город (Марнун) — это всего лишь столица провинции, а настоящая столица Сенатон — где-то на юге. Ну и ладно, я туда не собирался. Пока меня вполне устраивала нынешняя жизнь без забот и обязательств. Транспорт есть, деньги есть, могу остановиться в любом месте и просто любоваться природой. То ли я устал очень от беготни и напряжения прошедших лет, но пока меня всё устраивало, и такая жизнь не тяготила. Тем более, что природа вокруг была великолепной — много холмов, небольших гор, на склонах которых становилось всё больше зелени и лесов. А в долинах стояли деревни, зачастую небольшие, чуть ли не в двадцать-тридцать дворов.

Одна такая мне очень понравилась. Эта была побольше, стояла на пологом склоне холма. Чуть выше лиственный лес (как и везде здесь). В самой долине разработанные поля, но самое главное — недалеко от деревни поблескивал гладью воды не то большой пруд, не то озеро. Я как представил, что вот выйду я утром из дома, пройдусь немного, а потом можно будет искупаться в тёплой воде, а потом лежать на берегу, загорать, и так это мне стало хорошо на душе, что руки сами потянули поводья, сворачивая двуколку на дорогу, ведущую к деревне.

Вблизи деревня показалась даже большой. Дома не жались друг к другу, у каждого хозяйства земли, наверное, соток по сорок, а то и больше, потому что границы были весьма условными. И целых две условных улицы. Людей почти не видно, и я сразу обратился к пожилой женщине, по какой-то надобности вышедшей на улицу.

— Э… не подскажете, здесь кто-нибудь сдаёт комнату? — потом вспомнил про летний сезон на югах и добавил — Можно даже сарай, лишь бы чистый был.

Женщина в недоумении смотрела на меня, потом сообразила.

— На постой, что ли?

Я кивнул.

— Ну да, на постой. Места у вас здесь хорошие, вот и хотел пожить здесь немного, отдохнуть.

Женщина с сомнением долго смотрела на меня, потом стала оглядываться по сторонам, что-то прикидывая. Наконец, что-то решила.

— Пошли.

Идти пришлось на дальний конец деревни. Остановились у невзрачного дома.

— Танела, иди сюда! — закричала моя провожатая.

Вскоре из-за угла дома вышла женщина средних лет в простом платье с передником.

— Чего орёшь?

— Да я вот человека тебе привела на постой.

— Какой ещё постой? — не поняла вторая женщина — У меня и так четверо по лавкам, куда мне его ложить?

— Так он сказал, что готов и в сарае спать, лишь бы чисто было, а у твоего тарма уже третий год дом пустой стоит, бурьяном зарастает. А так и человек пристроится, и тебе какая денежка перепадёт.

*тарма, как я потом примерно понял, это какой-то дальний родственник.

Женщина с сомнение посмотрела на говорившую, потом на меня.

— Ну… пошли, посмотришь.

Теперь идти пришлось только до соседнего участка/дома. Участок перед домом был обозначен сложенной из камней стенкой примерно в метр высотой. Дом… Ну, примерно как у нас на садовых участках строят. По тёплому климату особо утепляться не надо, так что дом был сложен из чего-то вроде саманных кирпичей. Двор так зарос травой и бурьяном, что пробираться к дверям пришлось, раздвигая траву по пояс. Дверь перекосило, да и закрыта она была щепкой, воткнутой в две петли из гвоздей, вбитых в косяк и дверь. Внутри просто комната. В одном углу грубо сложенная печь, у дальней стены лежак из грубых плах. Окна заклеены пергаментной бумагой. И везде пыль, грязь, паутина. Я невольно стал принюхиваться, но пахло только пылью, без гнили. Ни стола, ни стула, ни чашки с ложкой.

— Как же он здесь жил? — невольно спросил я.

Танела чуть вздохнула и махнула рукой.

— Так и жил. Года три назад сказал что поедет за лучшей жизнью, да так и пропал. Может жив, а может уже… — она отвернулась, помолчала, потом снова повернулась ко мне — Другого места, где можно жить, у меня всё равно нет.

Я кивнул, прикидывая что здесь можно сделать.

— Меня устраивает. Сколько хотите… за это?

Женщина задумчиво оглядела меня, видимо, оценивая мою платёжеспособность. Потом посмотрела по сторонам.

— Серебрушку.

Я тут же достал монетку и протянул ей.

— Меня устраивает.

Женщина насупилась, видимо поняв, что продешевила.

— Я могу ещё еду готовить, если что.

Я кивнул.

— Немного устроюсь, потом поговорим.

Работы было море, но я решил вопрос быстро и просто. На улице у забора крутилось несколько любопытствующих ребятишек лет десять-двенадцать, решивших посмотреть на приезжего, и я подошёл к ним.

— Можно заработать. Вам как лучше — медью или сладости купить?

Детвора сразу навострила уши. Ответил самый старший.

— А что надо делать?

— Надо этот дом в порядок привести, так что собирайте детвору, надо будет во дворе и вокруг дома всю траву и бурьян повыдёргивать. Прополоть, короче. Если у кого мать сейчас свободна, то зовите, наверное, человек пять-шесть — надо будет дом отмыть, всё вычистить, побелить, наверное. И мужчин позовите, кто столярничает или с топором умеет работать. Надо будет дверь поправить, стол сбить, навес подновить. Короче, привести всё в порядок, как для себя.

Мальчишка внимательно смотрел на меня.

— Сколько заплатишь? — деловито спросил он.

— Не обижу — хмыкнул я — Взрослым по серебрушке за сегодняшнюю работу, а мелким… Сейчас с кем-нибудь поеду в лавку, наберу вкусняшек, а после работы можно будет поделить на всех кто работал и помогал.

Старший посмотрел на свою команду.

— Так, Акен, поедешь с господином, поможешь выбрать что получше.

Ну и всё, на этом организационные вопросы закончились. С мелким Акеном съездили в лавку на второй улице и скупили все сладости, которые там были. Большую коробку пряников, несколько пакетов печенья, сахарных петушков на палочках, целую голову сахара, три коробки с чем-то вроде ирисок. Себе прикупил посуду на первое время, чайник, несколько метров ткани на матрас, простыни, полотенце. Продавщица с ошалелыми глазами только успевала таскать коробки из подсобки. А когда подсчитала стоимость, вид стал виноватый.

— Получилось тридцать две серебрушки, господин.

Я молча выложил на прилавок три золотых, и у