Приручитель женщин-монстров. Том 4 - Дмитрий Дорничев Страница 6

Обхватив её, притянул к себе и поцеловал, мысленно отмечая, насколько низко я пал. Целую Высшую и не чувствую в этом ничего плохого. Впрочем, учитывая, что я видел в душе Альмы, уже не уверен, как относиться к Высшим…

В этот момент волны тепла и счастья окатывали меня одна за другой, а со стороны паутины волны зависти и желания прибить конкурентку. Но вдруг!

— Ш! Ш-ш! — откуда-то из-под одеяла выглянула Мия и принялась тереться мордашкой о мою щёку. Милота, да и только. Даже Альма засмотрелась.

— Очередь!

— И ты, Брут? — повторил я одну древнюю фразу, не ожидая, что Альма уступит место Ольге.

— Мне стало обидно, что я единственная незацелованная, — заявила полторашка с очень серьёзной мордочкой.

— Что это за насилие над мужчинами? Мы вам нужны лишь для поцелуев? Сексизм! — возмутился я.

— Именно он, — закивала та, и мы начали целоваться. Но тут раздался стук в дверь…

— Кто? — спросила Альма.

— Анна.

Миг спустя девушка вошла к нам, и я прям вижу, как напрягаются её мозги, пытаясь понять, что здесь произошло. Разбитая кружка на полу, Блэр с Кирой приклеены к полу, Оля, сидящая на мне и продолжавшая целоваться, а ещё Альма, севшая на ноги и мило улыбающаяся.

— В очередь, — фыркнула Оля и продолжила.

— Ой, да кому это надо, — фыркнула пепельная блондинка. — Я в ресторан собралась. Вы идёте или будете и дальше фигнёй страдать?

— Кушать⁈ — миг, и Ольга спрыгнула с меня и принялась одеваться.

— Меня променяли на еду?.. Аж обидно стало, — расхохотался я.

— Эй! Не воруй мои фразы!

Получив недовольный взгляд блондинки-полторашки, лишь громче расхохотался.

Вскоре мы оделись и посмотрели в иллюминатор. Пока спали, долетели до Москвы и сейчас летим к Санкт-Петербургу. Городу фиолетовых ночей.

И нет, это не город наркоманов. Просто каждую ночь Ладожское озеро начинает цветение, и в небо поднимаются миллионы фиолетовых цветов. Они как пропеллеры раскручиваются и взлетают, а, оказавшись достаточно высоко, развеивают во все стороны сияющую пыльцу вместе с семенами.

Пыльца привлекает птиц, они едят её и семена, а потом выкакивают семечко где-нибудь далеко. Здесь весь север в озёрах, от того по ночам вообще всё фиолетовое. А также светлое…

Говорят, что это очень красиво, оттого Питер привлекает любителей прекрасного со всего мира. Ежегодно миллионы, если не десятки миллионов, туристов, посещают Санкт-Петербург. Причём большинство — это иностранцы.

Правда, для тех построили курорты на Ладожском озере. Включая закрытые курорты, о которых ходят странные слухи. Про курорты на озёрных островах я вообще молчу.

До Питера ещё два часа лететь, так что под нами лишь леса, дороги и поселения различных форм и размеров. Здесь, близ столицы, аристократов держат в ежовых рукавицах. Так что каждый земельный надел, будь то баронство или даже княжество, выглядит прилично. Даже с высоты видно.

Однако даже так, необработанной земли — просто тьма. Даже смешно стало. Недавно читал в интернете, мол, Речь Посполитая утверждает, что Российская Империя желает её плодородные земли…

А я вот смотрю вниз и вижу столько плодородной земли, которую попросту некому обрабатывать, и недоумеваю. Куда ещё больше земель и, главное, для чего? Чтобы она поросла сорняком и лесом? Ну так тогда там монстры расплодятся и будут людей терроризировать…

— А что это? — Блэр указала на гигантский каменный пик. Он походил на огромный клык и в высоту был около километра.

— Там наш первый Император сражался с Патриархом земляных драконов, — Анна ответила. Она вообще очень образована и умна. Почти ходячий справочник.

— Это зуб дракона⁈ — удивилась беловолосая, вызывая у пепельной блондинки приступ смеха.

— Боже, нет конечно! Таких огромных тварей, к счастью, не бывает. Это последствия битвы. Магия какая-то, наверное.

— Жаль… — Блэр вздохнула, а я хлопнул её по заднице.

— Одеваемся, женщины. Завтрак сам себя не съест.

Упоминание еды оживило народ, и вскоре мы пошли в ресторан. Не забыл я зайти и за Викторией, так что вскоре я, в окружении прекрасных дам, оказался в месте, где вкусно пахло едой.

Ресторан здесь выглядел очень прилично. Впрочем, мы и выбрали самый «дорогой».

— Доброе утро, уважаемые гости… — на входе нас встретил худощавый парень. Голосок тонкий, гладко вылизанные волосы, одет в золотое с белым, кожа прямо сияет, на лице ни волосинки, взгляд же полон недовольства или даже презрения. — Рад видеть вас в нашем ресторане. Свободные столики имеются, однако должен предупредить, у нас работает всемирно известный шеф-повар, и цены соответствующие.

Как бы он ни старался, но скрыть своего презрения он не смог. Ну да, одеты мы не в дорогие одежды, так как всё сгорело, а оделись в простеньком магазине, где у меня скидочная карта. Да и гербов нет. Легко принять за «попутавших берега простолюдинов».

— Слышь, княжна, тебя нищей назвали, — хмыкнула Анна, одетая в джинсы и блузку без рукавов.

— Тебя тоже, герцогиня, — Оля приподняла бровь, посмотрев на парня как на говно. Если бы её волосы не выглядели как бушующий Ктулху, возможно, она смотрелась бы угрожающе.

— Чаевые ты точно не получишь, — хохотнув, я похлопал бледнеющего парня по спине и повёл девушек к свободному столику. А контингент здесь собрался просто «ух»!

За одним столом на шести стульях сидели три бесформенные мадам. Наша толстенькая Фифи — идеальная. Потому как шар — это идеальная форма, а здесь промолчу что.

За другим столиком сидели двое крепких мужчин, выглядящих так, что я бы с ними в баню точно не пошёл. За третьим одинокая женщина за сорок с причёской в стиле «достану волосами-башней до потолка».

Думал, что хуже не будет, но вдруг…

— Дорогой, принеси мне ещё рафа на кокосовом молочке и вегетарианский безглютеновый сэндвич, — заявил парень, обращаясь к официанту. Тот сразу же умчался исполнять заказ.

Парень же был стройнее Альмы, волосы до плеч, обтягивающие брюки и рубашка с частично обнажённой грудью.

Перед ним сидела девушка, в которой определить девушку можно было лишь по наличию синего платья. Худая словно смерть, декольте почти до пупка, но при этом грудь даже не ноль, а в минус ушла.

И почти весь ресторан в таких людях. Я аж засомневался,