Леди Ру - Владимир Станиславович Елистратов Страница 60

Ну и вот. Получается, что мы всех их сделаем через пятнадцать лет. Когда Птичкина станет олигархом. Плюс-минус год-два. Не ходи к Задорнову. Зуб даю. Любой из оставшихся трех незапломбированных. Хотя, впрочем, через пятнадцать лет из зубов мне давать уже будет нечего.

Теперь объясняю. По порядку.

С Кристиночкой Птичкиной я познакомился в Египте, в Шарм-Эш-Шейхе, год назад.

Зашел как-то в сувенирную лавку. В лавке, разумеется, папирусы. Чему ж там еще быть?

Должен сказать, что у меня весь дом в папирусах и вся дача – тоже в папирусах. Даже в дачном сортире – папирус на двери: «Книга мертвых». Почему-то очень способствует перистальтике. Как посмотришь на папирус с «Книгой мертвых» – сразу приятная такая тревога и – обильная такая, ликующая перистальтика. Чудеса. Вот что значит древняя культура. Ничего не попишешь. Но «Книга мертвых» у меня особая. Об этом опять же ниже.

А у друзей у моих, почти у всех, тоже все домаá и все дачи в папирусах. Потому что мы все время дарим друг другу папирусы. Это такая новая российская традиция. Приедешь в двадцать восьмой раз из какой-нибудь Хургады – и ка-а-к подаришь всем сотрудникам, родным и близким по папирусу! А сотрудники, родные и близкие тоже слетают по сорок третьему разу в какой-нибудь Шарм-Эш-Шейх – и нá тебе, фашист, папирус! Можно и не покупать новые папирусы, а передаривать дареные. Есть такая новая русская пословица: «Дареное не дарят, если это не папирус». Главное запомнить, чтó кому уже дарил. У меня есть список: «Сережа Кабздеев – Тутанхамон. Дашка Кривоглазенко – Нефертити. Абрам Семеныч Шанкр – священная обезьяна Тот». И так далее. Всего тридцать четыре персоналии.

Ну и вот. Захожу я в лавку, чтобы купить десяток папирусов подешевле. Для подарков. В лавке – человек семь наших туристов. Тоже набирают папирусы. Ходят, отсортировывают папирусы, как пенсионеры – уцененную картошку. Набрал я десяток.

– Сколько? – спрашиваю у продавца, похожего на не просто ожившую, но и основательно отожравшуюся мумию. Знаете, такая «мумия+». – Хау мач? Только говори, спекулянтское твое семя, в наших долларах, а то я в ваших египетских шекелях, в смысле, пардон, фунтах, сильно путаюсь. Как в старых неспаренных, линялых носках.

– Сорок! – ответила, не моргнув глазом, мумия. И смотрит на меня, как Маргарита Михайловна на Хоботова.

Я думаю себе: по четыре доллара за папирус – это копейки. Можно, конечно, поторговаться, но лень. Полчаса терять из-за каких-нибудь пяти-шести ковбойских гривен – много чести… И мумии и ковбоям. Я все-таки великодержавный россиянин, а не подпердыш золотого миллиарда. Прошу, конечно, прощения.

– Ладно, – говорю. – Подавись, стяжатель.

«Подавись» – это на глобалистской фене «о’кей». Достаю кошелек. И вот тут-то ко мне и подошла девочка Кристиночка. Щеки – персики, нос – облез, глаза – голубые, морда – симпатичная, но хулиганская. Такой приблатненный ангелочек, прости, Господи.

– Дяденька! – сказала одиннадцатилетняя девочка Кристиночка. – Вашим десяти папирусам красная цена – двадцать долларов. Зачем вы этого хмыря спонсируете? Тоже мне, благотворительность. Их воспитывать надо, а вы тут развели демократию. Давайте мне двадцать пять долларов и идите курите на свежий воздух. Через пять минут я к вам выйду. С папирусами.

– А почему двадцать пять? – спросил я. Так, от общего обалдения. – И вообще, девочка, как тебя зовут?

– Кристина меня зовут. А вы – дядя Вова. Очень приятно! – и она отвесила куртуазный книксен. – Я слышала, как на пляже ваша жена кричала: «Вова! Ты что, охренел?! До обеда еще два часа, а ты уже шесть кружек пива высосал!» А двадцать пять, потому что пять – мне. За посредничество. А вы что думали? Сейчас бесплатно только в заполярной тундре писают. Пока. Можем, конечно, поторговаться. Но меньше четырех я не согласна. Это уже демпинг.

Я автоматически вручил Кристиночке тридцать долларов и пошел курить на свежий воздух.

Через пять минут ко мне вышла Кристиночка. С папирусами и сдачей. Лицо у Кристиночки было красное, мокрое и злое.

– Вот жмот, а?! Торгуется, как хомяк! Все равно ведь я победю. Только настроение портит. Вот вам ваши папирусы. И пятерка сдачи. Как договаривались. Все по-честному. Вы знаете, дядя Вова, если будете чего покупать, обращайтесь только ко мне. Мы в одном отеле живем. Только вы – в сто тридцатом номере, а я – в двести шестом. У меня папу зовут Сашей, а маму – Дашей. Спросите Кристину. Они в курсе. А если будут подходить конкуренты…

– Что за конкуренты?..

– Федька Мурзилкин из пятидесятого, Анька Обхрапян из четыреста шестнадцатого и Сережка Подгребайло из… забыла, блин! Но этот вообще вдвое берет. А Анька с Федькой – так же, как я. Федька, правда, любит демпиногвать… Но мы с Анькой его за это бьем. А Анька честно работает. Но – чур! – вы ко мне обращайтесь! У меня с каждых трех покупок скидка 20 %. Я буду вашей крышей. Ладно, дядя Вова?

– Ладно, – сказал я.

– Ну, пока.

– Пока.

И моя крыша, раскачивая белым бантом, вприпрыжку направилась в сторону отеля.

За оставшуюся неделю я еще трижды «обращался» к Кристиночке. Купил пару статуэток, ароматические масла и плавки. Потому что те у меня лопнули. От пива. А Кристиночка несколько раз приходила ко мне в номер и рассказывала нам с женой множество интересных вещей, о которых я раньше даже не подозревал. Да и вы тоже, я уверен, не подозреваете.

– Откуда ж ты такая предприимчивая? – спросил я как-то Кристиночку.

– В школе научилась, – отвечала она. – У нас там все поставлено на бабки.

– То есть?..

Ну, то есть все друг другу все делают за деньги. Контрольные, экзамены, лабораторки…

– Ну?!

– А что? Хорошее дело. Я в месяц тысячи две имею. В сезон, ну, то есть когда экзамены, – до пяти. Один раз даже шесть триста слупила.

– Ты шутишь, Кристиночка!..

– А чего мне шутить… Это пусть Петросян шутит. За деньги. Объясняю. Основных коммерческих предметов – четыре: алгебра, русский, биология и английский. На других, конечно, тоже можно заработать. Но на этих все конкретнее. По алгебре бывает: алгебраический диктант, самостоятельная, контрольная и экзамен. Так? Четыре позиции. Дальше. Можно кому-нибудь дать списать свой вариант. А можно – чужой. Чужой дороже. Это понятно. Всего – восемь позиций. Так?

– Так. Только я не понял, что за позиции…

– Вы, дядя Вова, у нас бы ходили в последних бомжовых тормозах… Извините, конечно…

– Да ладно уж…

– Как бы вам объяснить, чтоб вы поняли… Сейчас я вам все напишу. У вас бумаги