Докажи мне - Ольга Вадимовна Горовая Страница 63

— Ты издеваешься?! Я годами о тебе мечтала! В снах ощущала, даже когда еще лица не разбирала толком… — простонала же вроде, а при этом зубами Гутника за губу цапнула, типа надежней застолбившись… — Я не выдержу, если ты сейчас опять извиняться начнешь, Олег, заору… — не отстранившись и на миллиметр, глянул Даша на него сквозь ресницы почти гневно. А взгляд поплыл, точно пьяный, одурманенный…

И изгибается при этом же так, что у него и шанса нет от нее отодвинуться, разум проигрывает нужде тела, обоюдной жажде и чувственному голоду!

А ему расхохотаться хочется от ее угроз и, одновременно, впиться в эти недовольные губы сильней! Но все же…

— Мне тебя обидеть или принуждать к тому, к чему не готова еще — что серпом по животу. Перетерплю, Даша… Но не принуждать хочу, не ставить в зависимость… Ты мне всего дороже, пусть я ни хр*на адекватно понять не могу. А за тебя и умереть, и убить готов — без разницы, — от души же говорит, искренне. То, что полковник СБУ точно не должен никогда вслух произносить…

Но ведь правда.

А его руки раньше всего остального ее прошлую фразу усвоили. И тугие пальцы, внезапно став ловкими, игнорируя шрамы, уже быстро пуговицы родного мундира на ней расстегивают! Задевают при каждом удобном случае нежную кожу, которой все больше его скряжным ладоням открывает!

— Я этого не ощущаю, Олег, нет принуждения — улыбнулась ему как-то так пронзительно в глаза глянув! Робко же… Но и поощрительно в то же время!

Вот как у нее так получается?!

Сама дрожащими руками принялась рубашку Олега расстегивать, тянуть, дергать, будто и ей так же сильно нужно было кожей к его коже припасть! А ему шибануло вдруг реальностью в голову… Всей неприглядностью своих шрамов, искалеченного тела…

И не сказал же ничего, и не помешал ей, только вновь к губам прижался, как на жадном поцелуе заставляя сосредоточиться. Пусть касается, что хочет делает, а смотреть — зачем? Не хотел пугать или чтоб противно стало…

Сжал одной рукой, зафиксировал ее затылок, целуя так, словно оголодал, будто выпить ее досуха через губы пытался! А второй накрыл дрожащие пальцы Даши…

** Но эта девчонка его слету читала! Кончиками пальцев все порывы и мысли улавливала будто!

— Не надо, Олег… Я тебя каждую ночь оплакивала. Хоронила в прошлом, вымаливала сейчас после взрыва, боль ощущала… — вдруг попросила как-то жалобно и с надрывом, так, что ему отозвалось за грудиной ее надрывной болью. — И не могла обнять, не могла ощутить жар кожи, стук сердца… Не надо! Не закрывайся! Я все понимаю и знаю, и видела. А тебя люблю! Такого, моего всего, настоящего, живого!.. — почти с отчаянием Даша вдруг ему в рот выдохнула, пытаясь освободить свою ладонь.

И… он пал перед эти тихой, придушенной просьбой. Самой сутью своей покорился окончательно и бесповоротно!

— Обожаю тебя, ангел мой! — хотел бы красиво признать все то, что каждый день около нее нутро разрывало, а не умел, не помнил, может, как это. В губы жадно просипел!

Потому что голову подорвало похлеще взрывчатки! В солнечном сплетении — атомная бомба!

Натурально рыкнул, кажется, от своей потребности даже ее губу немного прикусив. Отпустил руку, позволив это девчонке творить все, что не захочет только с его телом! Потому что права — он все равно ее весь до последней капли крови, принадлежит этой девчонке до каждого своего вдоха, до легчайшей мысли! И она — его!.. До самой мелкой молекулы того одурманивающего аромата волос и кожи, до тишайшего удара пульса под его пальцами!..

А страсть разгорается лишь сильнее от этого осознания.

— Мой ангел!.. — в ее губы жадно выдохнул, прикусил кожу на подбородке чуть ниже, будто метку поставить желая.

Обхватил руками, приподняв, чтобы глубже впиться в губы, благо опора на стену и ему эту возможность оставляла… Лихорадочно дальше спустился, целуя, слизывая капли испарины с ее шеи, царапая зубами бьющуюся точку над ключицей.

Ее напрягшиеся, колючие соски в его голую грудь вжались. Кровь по черепу гатит, как взрыв за взрывом в мозге. И пах разрывает просто, налившийся член до боли пульсирует, Олег толчками вжимается в развилку ее бедер, ни фига уже не контролируя, просто жажду их общую унять пытаясь! Притяжение даже не тел — душ!

И бесит одежда! А Даша стонет, будто мысли его читает и согласна на все сто! Изгибается, прижимается плотнее, больше…

Мундир уже на пол брошен. И ее лифчик туда же, его сорочка сверху…

Нет у него выдержки, кончилась вся, истлела за эти две недели! А Даша и не пытается сдержаться, словно каждое его действие просто зеркалит. Гладит, целует, кусает, ногтями царапает плечи, грудь, все его шрамы… Будто от той же безумной жадности, что Олег в себе подавить не в состоянии, заражаясь.

Наклонился рывком ниже, захватив губами один острый сосок, что ему покоя не дает, второй — рукой дразнит, сжимает, пытается гладить, хотя ни фига ж не осталось терпения! Ее всем телом своим в стену вжимает, чтоб хоть как-то опору сохранить… И понимает же, что у нее все впервые. Отчаянно хочет такой опыт дать, чтоб не оттолкнуть, не разочаровать, чтоб не пожалела ни за что в жизни! Только и свои желания уже пригасить не выходит.

— Даша?.. — на секунду остановился, заглянув в глаза, проверяя, не передумала ли…

А там такой взгляд одурманенный, осоловелый, что ему подорвало на хр*н все благие намерения! Все из головы вылетело!

— Моя! — как долб*ный примитивный дикарь хрипло выдохнул, дернув ее, отодрав от стены, на себя вес тела приняв.

Жар по нервам, вся кровь ухнула в пах!

Потянул к кровати, по ходу таки вспомнив про презерватив, наощупь схватив с полки. Ее юбку расстегнул, не особо удачно стянуть попытавшись. Свои штаны дернул, когда она такими же отчаянно-лихорадочными жестами, дрожащими руками бросилась ему на помощь, от остатков одежды избавляясь.

И оба умудряются гладить, сжимать, целовать друг друга… Дикий контраст ее нежной, идеальной кожи, совершенных линий тела… И его грубых, переплавленных ожогами, искореженных шрамами плоскостей… Но она с такой жадностью целует и пальцами каждый обводит, что у него и шанса загрузиться нет! Дикая похоть, отчаянная нужда в ней — все затмевает!

А при этом — невероятной силы порыв для Даши сделать все! Смешно, никогда угодником не был, да и не ловелас по