Сахар на обветренных губах - Тата Кит Страница 64

Вадим замялся, неопределенно дернул головой, будто размял шею и, чему-то кивнув, произнес:

— Я тебя провожу.

— Не надо. Ты уже достаточно сделал.

Теперь, когда эйфория от удара схлынула, меня начала душить злость. Захотелось возвести между мной и Вадимом высокую кирпичную стену и, желательно, перед этим стереть ему память с помощью вспышки из «Люди в черном».

— Я провожу, — Вадим настойчиво пошёл за мной в подъезд, поднялся на мой этаж и ждал, когда я открою дверь ключом.

— Всё, иди, — бросила я ему, когда открыла дверь и не увидела на пороше отчима с ремнем или палкой от старой стиральной машинки.

— Сначала я посмотрю, что ты нормально зайдёшь в квартиру, — Вадим был несвойственно ему серьёзным. Это и восхищало, и раздражало.

Услышав, что дверь квартиры открылась, из своей комнаты вышел отчим с опухшим лицом и явным намерением навалять мне. Но ему пришлось застыть на месте, так как вместе со мной в квартиру, какого-то чёрта, вошёл Вадим.

— Завтра утром я приеду за Алёной и заберу её на пары. Если на ней будет хоть одна царапина, которой я ещё не видел, я сломаю тебе нос ещё раз. И не только нос. Твою рожу и номер квартиры я запомнил, — отчеканил Колесников словно не своим голосом. — Понял меня?

Отчим молчал, сверля Вадима взглядом.

— Не слышу! — рявкнул Вадим.

Он явно перебарщивал с гонором, но, похоже, это было именно то, что сейчас нужно было для устрашения моего отчима.

— Понял, — буркнул отчим едва слышно.

— Тогда до завтра, папаша, — с едкой насмешкой бросил Вадим и чмокнул меня напоследок в висок.

Дверь за парнем закрылась, а мы с отчимом так и остались стоять друг напротив друга, будто в перестрелке на Диком Западе.

Но вот я неспешно сняла ботинки и куртку, накинула рюкзак на плечо, а отчим рванул ко мне.

Абсолютно молча, не издавая ни малейшего звука, он схватил меня за волосы и поволок в сторону моей комнаты. Открыл дверь и швырнул меня на пол, как грязную тряпку.

Я успела выставить руки, чтобы не упасть в пол лицом и сразу отползла к кровати. Выставила вперед ногу и накрыла голову руками, приготовившись защищаться. Но услышала лишь сильный хлопок двери и громкое ворчание отчима:

— Защитничка она, блядь, нашла!.. Чтобы до утра носа не показывала! Убью, нахуй!

Глава 32

Можно ли продолжать бояться, но при этом внезапно стать счастливой?

Можно.

Сегодня утром я проснулась примерно в таком состоянии. Мне было ужасно страшно из-за того, что произошло вчера, но именно из-за того, что это произошло, я чувствовала себя абсолютно счастливой.

Я знаю, что нельзя никому желать зла, но ничего хорошего отчиму я пожелать не могу. Мне хочется, чтобы он тоже мучился, как я, сестра и мама. Даже сильнее. Но при этом я понимаю, что даже если соберу все имеющиеся у меня силы в кулак и ударю ему в нос, у меня не получится это так же сильно, как вчера вышло у Вадима.

Он просто его уничтожил. Одним ударом.

А я впервые уснула с улыбкой на губах. Меня нисколько не опечалил даже тот факт, что я наказана и ещё неизвестно, что будет утром.

А утром была тишина. Или даже затишье.

Ещё один вид наказания — посещение туалета, в котором только что был отчим. Тут главное, пока чистишь зубы, не дышать, чтобы не вдохнуть вонь дерьма и дыма сигарет, что он после себя оставляет.

Завтракать я не стала. Главным образом потому, что понимала, что отчим может не разрешить и таким образом отыграется за вчерашнее.

Мама, увидев меня утром в коридоре, лишь осуждающе вздохнула и покачала головой. Кажется, ей пришлось не по вкусу, что её мужу разбил нос парень её дочери. Но мне было плевать на то, что она думает. Сегодня мне, вообще, было пофиг на чьё-либо мнение.

Сам отчим с обиженной харей и синяками, расплывшимися под красными глазами, предпочел вообще меня не замечать. Он только громко пыхтел, проходя мимо, и строил оскорбленное лицо, наверное, чтобы я почувствовала чувство вины.

Наивный.

Вадим писал мне вчера вечером, чтобы убедиться в том, что всё в порядке, и сегодня утром. Кстати, он должен приехать с минуты на минуту.

О ситуация не знала только Катя, которая непонимающе смотрела на молчаливых родителей и сияющую меня. Но вопросы она задавать не стала. Наверное, чувствовала, что сейчас любое неверное слово подобно огню пламени у фитиля от взрывчатки.

— Отойди, нахуй, — отчим грубо толкнул меня в прихожей, когда я стояла на одной ноге, застегивая ботинок на другой.

Меня откинуло в висящие куртки, где, к счастью, было мягко.

По скорости, с которой отчим надевал кроссовки, я поняла, что он желает поскорее свалить из квартиры, чтобы не пересекаться с Вадимом. Он всегда убегает, когда знает, что в чем-то виноват и его ждут последствия. Так он всю жизнь и бегает от проверок из школы и от любой другой ответственности, где нужно быть взрослым и суметь признать свою вину.

Но пока выходит, если его не нашли, то он не виноват.

Но в дверь позвонили. По вздоху отчима, надевавшего куртку, я поняла, что он взбешен тем фактом, что не успел унести ноги.

Накинув куртку и рюкзак на плечо, я открыла дверь и сразу наткнулась на неожиданно суровое лицо Вадима. Но он сразу улыбнулся, когда понял, что дверь ему открыла я.

— Привет, принцесса, — обнажил он ровный ряд белых зубов. — Всё нормально?

— Привет, — смущенно улыбнулась я. — Всё хорошо. Спасибо, что приехал.

На самом деле, я ещё никогда не чувствовала себя такой всесильной, как сейчас, когда Вадим был рядом.

Сохраняя на лице улыбку, он скользнул взглядом за мою спину, и я буквально нутром почувствовала ту злость, с которой он пронзил отчима.

— С дороги, нах… — выронил рвано отчим, слегка толкнув меня, когда выходил из квартиры.

Он широкими шагами, без оглядки, буквально сбежал вниз по лестнице. Выглядело всё это жалко.

Даже Вадим понял, что всё это значит, судя по короткой усмешке, с которой он проводил отчима.

— Доброе утро, папаша! — крикнул он ему вслед, а затем предложил мне свою ладонь, в которую я охотно вложила свои пальцы. — Поехали, принцесса.

— Поехали, — кивнула я согласно. Обернулась только для того, чтобы помахать слегка обескураженной Кате рукой и мельком глянуть на маму, которая с осуждением смотрела на нас с Вадимом. Ни капли гордости, счастья или хотя бы облегчения в