Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1993 год Страница 7

— Здесь нет красивых мест.

А ведь когда-то здесь были чуть ли не самые красивые пейзажи на Земле. «Благоуханная страна, ласкаемая солнцем»,— писал французский поэт Шарль Бодлер об этом острове. Увы, поэтические ландшафты не вдохновили новых архитекторов. Прелестные домики со ставнями, построенные французскими поселенцами, снесли и построили фабрики — незатейливые глыбы цемента, окруженные асфальтом. Даже в курортной зоне на северном побережье, о которой уже упоминалось, нелегко найти нетронутый уголок.

В 90-е годы маврикийское правительство учредило Министерство окружающей среды, чтобы остановить нагрянувшее разорение природы. Но как, скажем, остановить гибель коралловых рифов и морской живности на северном побережье, если вызвано оно в основном отходами больших отелей вокруг Гранд Байе...

Рай?

«Бродя по рынку в Кюрпипе, я разговорился с молодым человеком, который предложил мне купить дозу наркотика. Я отказался, но уломал его поговорить со мной о его бизнесе,— продолжает свой рассказ американский журналист — Юноша в джинсах и темных очках оказался мусульманином.

— А кто же клиенты?

— Продаю любому желающему. Но больше всего молодым,— сказал он и, бросив окурок, раздавил его каблуком черного ковбойского сапожка.

— Такова новая жизнь на Маврикии, парень. «Си т"а дю поньон, т"а дю пу-вуар.— Есть деньги, есть власть».

Это был первый маврикиец, который не заверял меня в том, что его страна — рай.

Маврикийцы умеют работать и зарабатывать деньги, но не всегда умеют их тратить. Главный бич — азартные игры. Казино повсюду, но самое азартное место — в Порт-Луи, в солидном «Шам де Марс». Толпы людей, поедая на ходу чечевицу, завернутую в лепешки-чапати, осаждают стойки букмекеров. Каждый размахивает билетиками, и каждый утверждает, что знает тайны и интриги бегов. В тот вечер официант в ресторане моего отеля рассказал, что он потерял две тысячи рупий, поставив на неверную цифру.

— Не стоит грустить,— сказал я. Он усмехнулся.

— В конце концов, у меня есть на что играть,— сказал они, кивнув на игроков у стоек, добавил: — У них — тоже.

Наверху, отдельно, играли французы. Все на Маврикии стали жить лучше, а французы-островитяне и всегда жили лучше, чем остальные. У одного из сахарных баронов я побывал в гостях.

Накануне сыновья хозяев охотились на оленей и теперь рассказывали, как преследовали дичь верхом на лошадях, как продирались сквозь заросли тростника. Один из них, подтянутый, загорелый, только что вернулся из Англии, где готовился к защите диплома финансиста. Я спросил, не собирается ли он осесть в Европе, получив образование. Он удивился:

— Конечно, нет. Я вернусь домой.

— Потому что Маврикий — рай? — спросил я.

— Точно,— ответил он серьезно. И пояснил: — Во всем мире экономический спад. Всюду, кроме Маврикия. Только здесь можно делать деньги...

Белые подтверждают, что в их раю тесновато. Здесь просто физически затруднительно чувствовать себя независимым, и потому выработался особый — я бы сказал — соседский этикет. Спросишь полицейского, как куда пройти, прежде пожми ему руку. Зайдешь в аптеку купить аспирину, но прежде пожмешь длань фармацевту-китайцу».

Индийская свадьба

Как-то Мак-Карри пригласили на индийскую свадьбу. Это было ему особенно интересно: он побывал на множестве традиционных свадеб в Индии и мог сравнивать. Но то, что Мак-Карри увидел на Маврикии, было нечто особенное.

Индийский жрец, присев на сцене, начал церемонию. Жених в подобающем случаю сюртуке (как у Неру), в тюрбане, и невеста, в алом сари, трижды обошли священника.

Потом приглашенные молча ждали в огромном зале, когда виновники торжества переоденутся. И они появились — она в пышном белом платье, он — в бледно-голубом смокинге. «Как дева»,— распевала Мадонна из громкоговорителей, пока неулыбчивые кузины невесты разносили пластиковые стаканчики с мороженым. Потом они же подали ром. Все это называлось «ля-коктейль парти». Свадьба пела и плясала до полуночи под английские и французские мелодии. Индийская культура, конечно, была налицо, но под густым европейским соусом.

Большой Водоем — озеро среди южных холмов, священное для маврикийских индуистов место. Они свято верят, что Шива, направляясь в Индию, чтобы сотворить мир, обронил здесь капли вод Ганга. Ежегодно истовые индуисты приходят к священному озеру на поклонение. Даже в тот сырой ветреный день, когда Мак-Карри приехал сюда, он увидел на берегу женщин. Стоя на коленях у воды, они укладывали на листья цветы, свечи, благовония и пускали их по волнам.

«Здесь я встретил Раджу, молодого рабочего с текстильной фабрики. Во время разговора я обронил, что бывал в Индии.

— А у вас есть там друг? — загорелся Раджу.

— Много,— отвечал я.

Он нерешительно спросил:

— Не могли бы вы дать мне хоть какой-то адресок. Я бы хотел переписываться с ним. Сам я вряд ли попаду в Индию. Но очень хочется написать кому-нибудь, чтобы мне рассказали, какая она, наша Индия.

— А когда ваша семья поселилась на Маврикии?

Он смутился:

— Не знаю. Семья здесь давно живет. Наверно, лет сто».

Как и Раджу, большинство маврикийских индийцев знать не знают, откуда и как попали сюда их предки. Их завербовали сразу после отмены рабства в 1835 году, когда негры и мулаты (нынешние креолы) дружно ушли с плантаций.

Жизнь индийцев мало чем отличалась от рабской негритянской. Им выплачивали по пять рупий в месяц, причем плантаторы нещадно штрафовали за каждый прогул.

Сега

Светлый песок пляжа возле городка Мон Шуази, что на северном побережье острова, воскресным днем стал местом пикника креолов. Ребятишки затеяли бадминтон без сетки, молодежь тусовалась под сенью пальм, наигрывая на барабанах, флейтах-дудочках и гитарах «сега» — маврикийские ритмы в стиле калипсо.

Дальше по берегу сооружен был помост, где расположились музыканты, они тоже исполняли «сега», но на более профессиональном уровне — с электрогитарами и танцовщицами в платьицах с блестками. Рядом тоже отплясывали «сега» — под проигрыватель.

«Голый по пояс мужчина добродушно предложил мне,— рассказывает Мак-Карри,— глотнуть пивка из его бутылки. Пиво было теплым, а бутылка без этикетки.

— Нравится «сега»? Я кивнул.

Улыбаясь щербатым ртом, он изрек:

— Так вам надо бы послушать старика, он поет по-старому, как во времена рабства. Тогда «сега» была песней протеста, а не забавой для туристов.

Старик пел на креольском, столь далеком от французского, что я с трудом разобрал несколько слов. Мой случайный попутчик был весьма растроган. Прикрыв глаза, откинув голову, он словно в полусне топтался по песку.

— «Сега» не только музыка. Это наша африканская культура. А мы теряем нашу настоящую музыку. И это печально. Культура человека — в душе, а без души как человеку идти дальше? Самое важное для страны — сохранить культуру)!

Филипп Ай Чун, преуспевающий маврикийский предприниматель, многое рассказал Мак-Карри о проектах процветания страны, когда тот зашел к нему в контору.

Они говорили и о Сингапуре, обсуждали цифры, и Ай Чун сказал:

— Я вам кое-что покажу.

Он подвел гостя к картине в углу комнаты. На ней изображена была уличная лавка, каких много в Порт-Луи.

— Я смотрю на нее, чтобы помнить. Это магазинчик моего деда. Он был кули, приплыл из Китая. Он работал, копил и наконец-то открыл лавку. Я там вырос,— он положил руку на плечо Мак-Карри.— Хотелось бы, чтобы вы запомнили тоже. Каждый маврикиец — и не только китаец — добрался сюда, на крошечный кусочек суши в океане, и выжил.

Уметь выжить — в наших генах.

По материалам журнала «National geographic» подготовила К. Мышкина

Диск из Атлантиды?

Имя польского исследователя Мачея Кучиньского знакомо нашему читателю по публикации «Почитатели змей» (№9/93). И известна его гипотеза о знании древними биологической тайны жизни. Сегодня мы предлагаем главы из новой книги исследователя, в которых он развивает свою гипотезу.

Диск из Феста, что на Крите, маленький глиняный кружок диаметром всего 14 сантиметров с оттиснутыми на обеих его сторонах пиктограммами, как и рисованные кодексы мексиканских индейцев, относится к наиболее интригующим из всех, когда-либо обнаруженных достопримечательностей прошлого. Он изготовлен не из золота или драгоценных камней, а из простой глины. Точно так же как индейские книги изготовлены из обычнейшей растительной бумаги либо выделанной оленьей кожи. Но их значение — и диска и кодексов — похоже, гораздо существенней для нашего понимания мира и прошлого человека, нежели сто гробниц Тутанхамона.