Журнал Поляна - Поляна, 2012 № 02 (2), ноябрь Страница 7

У яхтсменов линия на воде не очерчена, это не байдарки, нет стартовых плотиков. Обозначен лишь створ между двумя знаками шириной несколько десятков метров. В зависимости от силы и направления ветра стартовать выгодно у верхнего или у нижнего знака. Все стремятся занять лучшее положение, ведь лидером становится тот, кто ловит «чистый» ветер. Остальным достается «отработанный» — из парусов соперника. Поэтому надо так рассчитать время, чтобы яхта оказалась у намеченного знака, в нужный момент и на высокой скорости…

А в 44-м Тимир уже участвовал во всесоюзных соревнованиях в Нижнем Новгороде, в то время — город Горький. Поехали большой командой сборной Москвы. Капитаном был Алексей Петров, инженер авиаконструктор. Яхты погрузили и отправили теплоходом «Ломоносов». А сами — семь часов на поезде и вот он славный град! И Ока здесь, и Волга, и кремль Новгородский.

Поселились в спортшколе на берегу возле леса и сразу на реку, изучать местность, где мели, где течения… Пока дождались теплохода, на котором везли яхты, разобрали лоцию до мельчайших деталей. Потом начались тренировки.

Тимка всегда верил, что яхта, как живое существо, — за обиду может отомстить. Не раз он видел, как рвались снасти на неухоженных судах — так они мстили нерадивым хозяевам. Поэтому сам он всегда относился к яхте с большим вниманием. Чистил, смазывал, красил. Ведь настоящий яхтсмен должен быть не только азартным гонщиком, но и моляром и плотником, и слесарем и даже портным. Каждая деталь, каждый дощечка на судне знала и помнила тепло его рук. Может быть, и в этом крылась причина его побед?

А накануне гонки угостили их радушные хозяева вкуснейшим суфле к чаю, целое ведро, на всю команду хватило с лихвой. Все и смолотили в один момент. А под утро началось… Пора на старт, а команда сидит рядами на опушке, только мальчишечьи филеи, словно капустные кочаны, белеют на утреннем солнце.

Кое-как добрались до берега. Снарядили яхты, стартовали. Хорошо шкотовым — они почти всю гонку висят за бортом. Рулевым тяжелее…

Ходить по реке это совсем не то, что по озеру. Тут большую роль играет течение. Оно везде имеет разную силу, увеличивается на плёсах, где глубоко, и уменьшается на перекатах. А еще вдоль русла реки, встречаются коварные воронки — винтообразные течения, водовороты… Вот их лучше миновать стороной. «Нащупал» стрежень — держись, понесет, если идешь по течению, ну а в обратную сторону — выбирай фарватер…

Юго-восточный ветер наполнил паруса. Тимка подобрал грот[10] на своей Р-20, шел против ветра короткими галсами[11]. Сидя внутри кокпита, удобней подбирать парус и рулить, но как тут высидишь. Уж не до теории, не до продумывания маневров, избежать бы аварии, не перевернуться. Даже в тихий ветер, стоит чуть зазеваться, не заметишь порыва — и пиши пропало, а тут такое дело… Галс за галсом, шел Тимка, выискивая места, где течение послаб-же. Пересек реку на усилении ветра. Ба! Да он третий. Не век же мучится, полегчало на желудке. Ну-ка, кто там впереди? Переложился, прочел ветер, и вот Тимка уже первый, отрыв от преследователей все больше. Осталось пройти под мостом через Оку и финиш… А на мосту зрители. Тимка уже не спешит. И по сторонам посмотрел, и ручкой зрителям сделал… А в ответ засвистели булыжники, прямо как авиабомбы… только сирены не воют, да зенитки не бухают… Плюмб! Плюмб! Взлетают фонтаны слева, справа… Не нравится болельщикам, что заезжий из Москвы побеждает… Ну теперь лишь бы проскочить… Лишь бы не потопили, дьяволы…

Зимой 45-го Тимка увлекся горными лыжами. Как-то раз пришли ребята в яхт-клуб, а там повсюду сложены горы лыж. Белые, лакированные, некоторые даже с креплениями. Наклейки на них австрийские, норвежские, датские. Таких тут и не видели никогда. С гор катались на обычных. А это трофейные лыжи — «подарок» от немецкой горной дивизии «Эдельвейс».

Поехали кататься на Воробьевы горы. Спуск к Москве-реке. Кто дальше по льду проскользит, тот и победил. Сорвались с горы и помчались наперегонки. Тимка летит вниз, только ветер в ушах свистит, выскочил на присыпанный снегом лед впереди всех, вот-вот до другого берега докатит… и не замечает, что за спиной творится. А там уж товарищи барахтаются в ледяной воде. Тонкий лед ломается под лыжами. Тимка проехал дальше всех, ему и плыть обратно к берегу дальше… Когда вытягивали его из воды, живыми оставались только глаза. Ни ног, ни рук, ни сердца не чувствовал Тимка.

А через пару лет он уже побеждал на всесоюзных соревнованиях, стал чемпионом в слаломе. Однажды при спуске он пересек линию финиша в падении. Публика была в восторге. И когда зашла речь об участии в Олимпийских играх, его вызвали в сборную команду. По личному распоряжению Ворошилова лыжники с сентября до Нового года тренировались на Кавказе в Бакуриани, а потом пришли грустные вести из Женевы, выяснилось, что СССР не допустили до участия в Олимпиаде. Тимке казалось, что его лишили медали.

Он не знал еще тогда, что главную победу принесет ему парус.

Часть 2

Ветер и паруса

«Штурмовать далеко мореПосылает нас страна…»

Взвыли двигатели, самолет дрогнул и побежал по взлетной полосе; все чаще стучит на стыках, в иллюминаторах убегает аэропорт, самолет качнуло, и земля стала падать вниз. Потянулись леса, линейка шоссе, рваные низкие облака режет крыло, и вот уже все скрывает серая мохнатая мгла…

«Черт бы побрал эту нелетную погоду, — ерзая в кресле, думает Тимир. — Самолет, конечно, вещь хорошая, но шарахнет молнией, и привет… Решили пыль в глаза пустить капиталистам… Похвастать реактивной авиацией… Шарахнемся, вот тогда и будет вам Олимпиада…»

— Хорошая примета — дождь в дорогу, — с улыбкой говорит Сашка.

— М-да, — тянет Тимир.

Их кресла рядом. Выступать им в одной команде. Только в разных классах яхт. Сашке в «Финне», а Тимиру в «Звездном».

«Накрутили так, что лучше и не надо, — Тимир припомнил напутственный инструктаж партийного бонзы. — Мы и бойцы передовой, и строители коммунизма, и должны показать торжество социалистического строя, и… лечь костьми за честь великой страны… Ну что ж, если надо, ляжем… Было бы, где лечь, а уж лечь костьми, это для нашего человека самое обычное дело… В войну ложились, никто не считал, и сейчас ляжем… Вот прямо сейчас и ляжем, только молнии подходящей дождемся, и готово… Хорошо еще, сейчас не 52-й год… Тогда просто сказали, кто не победит, можете не возвращаться… Плыли — пароход дрожал, не от дизелей, а оттого, что всех трясло… Всех потом чуть и не посадили… Что было!.. Какой разнос!.. Какие речи… И предатели, и враги народа, и вредители, агенты империализма, и продались Западу… Кому проиграли, сукины дети, югославам! И это когда мы с Тито — враги!.. А какие мы враги? Люди тут при чем? Ведь это спорт, а не война… Они там у себя наверху ссорятся, а мы должны друг дружку зубами рвать, так что ли?»

Самолет набрал высоту, вырвался из туч и поплыл над гигантским махровым ковром.

«Ремень давит, ноги не вытянешь… И кто это додумался в салон на тридцать человек пятьдесят кресел втиснуть? Вот мы делали Ла-7 в 44-м — любо дорого смотреть. Сидишь в фонаре, как на диване. Петров Алексей Васильевич взял меня тогда к себе на „Знамя труда“… Тоже яхтсмен заядлый. Завод секретный, три месяца оформлялся. Ух и наползался я там с линеечкой в семьдесят два кило… Даже присказка была: почему начертить самолет в натуральную величину на листе фанеры можно с точностью до двух десятых миллиметра? Потому что кохиноровские карандаши нельзя заточить острее…»

— Конфетку хочешь? Помогает при качке… — предлагает Саша.

Тимир рукой делает отрицательный жест.

— Спасибо.

— Ты в порядке?

— Всё нормально…

«Эх, жаль Галю не выпустили… Перестраховщики… Да если кто решит остаться, разве удержишь?.. Там у них пресса такой вой поднимет! На весь мир! Права человека! Гражданские свободы!.. Вон в Мельбурне в 56-м половина венгров осталась на Западе. Не захотели возвращаться в соцлагерь. Это еще месяца не прошло, как мы их танками придавили… И наши ничего сделать не смогли… Война уже и так была. Еще этот ватерпольный матч… Как поняли, что проиграем, так давай им морды бить, весь бассейн в крови. На весь мир картина… А мадьяры — не дураки, подготовились, может, и специально спровоцировали наших, и лозунги откуда-то взялись как по команде и транспаранты: „Свободу, свободу! Фашисты!..“ Вот так! Мы их от Гитлера спасли, сколько народу полегло, а они нас же теперь фашистами выставили… А уж когда Жадору — капитану ихнему бровь разбили, так и вовсе зрители в наших с трибун плевать начали…

Но мы-то не мадьяры, мы ж свои… Ну понятно, своих надо жестче держать, чтоб чужие пикнуть боялись… Подписки, клятвы, обязательства… И все равно Галю не выпустят… Ничего не скажешь — как диверсантов посылают… Сколько я им отчетов понаписал, схем начертил… и Хельсинки, и Киль, и Мельбурн, Генуя — все до мелочей. Каждый раз целый день убиваешь на зарисовки… Федя, конечно, тоже чертит… И другие, да все, кого выпускают… все чертят… И Сашка тоже… А спросишь — ведь не признается. Еще, поди, нажалуется… Да и я не признался бы… Чертим и сдаем, всё молча. А потом они там у себя сверяют…