Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год Страница 7

Паутина воду

Мы снова в плену узких улочек — глинобитные стены, лачуги из фанеры, картона, железа... Жюмель сворачивает на вытоптанную лужайку, обнесенную низкой оградой из ржавых железных прутьев. В центре шалаш, крытый пальмовыми листьями, перед ним навес. Это «умфро», водуистский храм,— цель моей поездки. Через полчаса здесь начнется религиозный обряд. Люди уже подходят, есть и европейцы. К нам направляется группа гаитян, среди них знакомые Жюмеля. С меня берут доллар и выдают бумажку с каким-то сложным орнаментом — входной билет.

В ожидании зрелища я беседую с молодыми людьми. Лишь один из них — Гийом, бывший студент юридического факультета, исключенный из университета Порт-о-Пренса после ареста брата в прошлом году,— знает английский язык.

— Ваш водитель сказал, что вы были на Кубе, расскажите о жизни наших соседей,— тихо просит он.

На Кубе мне приходилось бывать не раз, и я с удовольствием рассказываю о революционных преобразованиях в стране, расположенной лишь в ста километрах от Гаити, о горах Сьерра-Маэстра, где разгоралось пламя народной борьбы.

Глаза креола вспыхивают, но огонек тут же гаснет, и Гийом с тоскливой безысходностью говорит:

— У нас тоже есть высокие горы, но нет лесов. Вы понимаете, о чем я говорю? Да и таких вот умфро,— он кивнул в сторону шалаша,— у нас тысячи, настоящая паутина. Вы не можете представить, как воду тормозит социальный прогресс! Этот умфро да еще несколько в Порт-о-Пренсе — зрелище для туристов, остальные же «работают» на тех, кто живет в Петьонвиле...

Само слово «воду» означает «дух», «божество». Оно пришло на Гаити вместе с черными невольниками из Дагомеи, и боги древней Африки стали богами гаитянской земли. Ныне девять десятых населения страны — водуисты, несмотря на господствующую католическую религию. Они верят в черную магию, колдовство и злых духов. У них множество богов — «лоа», которые, по поверью, могут вселяться в людей и руководить их поступками. В каждом умфро есть центральный столб — «митан» — канал входа и выхода лоа. Возле митана приносят в жертву коз, быков или петухов. Если жертва достаточна, то лоа через митан вселяется в одного из участников обряда, и тот начинает биться в конвульсиях, показывая, что дух обуял его. Окружающие в это время плясками и песнопением просят у бога милости.

— ...Внешне культ воду экзотический и красочный,— говорил мне еще на корабле знаток гаитянской религии Хосе Диего,— но главный его порок в том, что водуисты считают, будто добро и зло — дело рук лоа, а не людей. Любое зло — нищета, болезни, войны, преступления, казни — это месть лоа людям за их грехи. Только обильные жертвы богам, только воздаяния священникам — «унганам» или колдунам — «бокарам» могут избавить от зла. Вот в чем страшная сила воду.

Помню, я возразил Хосе Диего:

— Но ведь когда-то вера в лоа поднимала народ и на борьбу. Вспомним восстание рабов, которое возглавил Туссен-Лувертюр, а в книге гаитянского писателя Жака Стефена Алексиса «Деревья-музыканты» показана сила воду в деле сплочения народа...

— С помощью лоа,— с жаром прервал мои рассуждения Хосе Диего,— гаитяне объединялись и восставали только против белых. К сожалению, древние дагомейские духи оказались бессильны в борьбе с предателями гаитянского народа. Когда я думаю о Франсуа Дювалье,— продолжал мексиканец,— то меня не покидает ощущение какого-то страшного и подлого обмана, уникального в истории. Этот преступник использовал главный догмат воду: веру, что лоа могут вселяться в людей и руководить их поступками. Он объявил, будто в него вселился сам глава богов мертвых Папа Геде, и назвал себя Папа Док. Что только он не вытворял, чтобы «обожествить» себя! В присутствии верующих носил черный смокинг, ходил медленно, вытянув трубкой губы и закатив глаза. С застывшей, зловещей полуулыбкой на лице он и впрямь казался богом царства мертвецов. Заставил всех унганов во всех умфро повесить на митаны свои портреты. Колдуна Захари Делву назначил своим апостолом, шефом «тонтон-макутов» — оборотней. Облаченные в черные одеяния, в черных очках, они наводили ужас на людей.

Да, лоа сегодня не поднимают народ на борьбу, как было когда-то, они держат его в узде. Именно это имел в виду и Гийом, называя культ воду «тормозом социального прогресса».

Хосе Диего закончил нашу беседу о воду так:

— Если гаитяне научатся читать и писать, если в деревнях загорится электричество, то мрак невежества уйдет из хижин и лоа умрут. Только тогда свободный от предрассудков народ увидит подлинных виновников своих страданий — династию Дювалье, американский капитал. Это хорошо знал Франсуа, и это хорошо знает его сын Жан Клод. Именно поэтому и тот и другой предпочитают держать народ в невежестве...

Барабанный бой возвестил о начале обряда. К шалашу медленно направился высокий бритоголовый негр в ярко-красной рубахе и в клетчатых штанах. Он держал живого петуха, размахивая им словно кадилом. Метрах в двух от навеса негр остановился.

Гийом провел меня в умфро. Вместе с другими зрителями мы разместились на скамейках вдоль стен шалаша.

Вокруг столба-митана низкий жертвенник из камня. На нем свечи в бутылках, глиняные сосуды, тыква, увешанная бусами. На циновках разместились три барабанщика.

— Центральный шест, украшенный змеевидным орнаментом,— шептал мне Гийом,— посвящен Папе Дамбалле, величайшему и влиятельнейшему лоа. Его символ — змея.

В умфро вошел бритоголовый негр с петухом.

— Это унган,— пояснил Гийом.— Тыква на жертвеннике — символ его власти.

С тыквой в одной руке и петухом в другой унган обходит умфро и освящает его углы. Затем, пританцовывая в такт барабанам, начинает заклинание.

— Он должен епеть три священные песни,— сказал Гийом,— первая посвящена Папе Легбе, вторая — Папе Дамбалле, третья — тому лоа, которого унган вызывает в данный момент...

Снова застучали барабаны. В умфро вошла группа женщин в длинных белых платьях. Они начали раскачиваться, затем пустились в пляс, к ним присоединились парни.

Один из танцоров вдруг рухнул на землю и забился в конвульсиях. Барабаны зазвучали сильнее, водуисты призывно и громко запели, танец возобновился...

Оборотни переодеваются...

Пляска продолжалась, песнопенье набирало новую силу, когда мы с Жюмелем выбирались из узких улочек Ла-Салины. Все меньше прохожих, машина медленно плывет вдоль трех-четырехэтажных домов. Таксист нервозен, опасливо озирается, заглядывая в переулки.

На пустынной площади несколько женщин с кувшинами и корзинами на головах, согнувшись, призрачно скользят вдоль высокой железной ограды. За нею белое здание: президентский дворец. Из-за кустов роз на лужайке торчат стволы пулеметов. Справа от дворца — тоже за железной оградой — приземистое дискообразное сооружение — мавзолей Франсуа Дювалье. Вот уже более десяти лет, как умер диктатор, но страх суеверных гаитян перед ним не исчезает: бесноватый Франсуа за годы своей тирании постоянно внушал водуистам, будто он «нематериален» и «вездесущ», будто после его физической смерти дух останется жить, он перейдет к сыну.

Жана Клода Дювалье приближенные величают «беби Доком», утверждая его «божественное» происхождение. И недоучившегося юриста это вполне устраивает:

— Воля отца — легальная основа моего правления. Ему власть дал бог, бог и волен отнять ее у меня. Не понимаю, зачем нужны выборы.

Английских журналистов он сражает «железным» аргументом:

— Ведь ваш народ не избирает королеву Англии! Я очень хорошо натаскан в политике лучшим профессором в этом деле — моим отцом.

Он брал у Папы Дока уроки в подвалах белого дворца, где истязали политзаключенных. В 14 лет отпрыск сдал первый экзамен на жестокость, застрелив в упор офицера президентской гвардии. Он и сейчас не расстается с пистолетом, число загубленных им душ растет. Каждый год в канун 22 сентября, когда династия Дювалье отмечает годовщину прихода к власти, Жан Клод Дювалье отдает в руки тайной полиции список с фамилиями неугодных и резолюцией: «От них я хотел бы избавиться». В 1979 году список включал 400 фамилий.

Дювалье-младший не только душит соотечественников руками тайной полиции, но и давит их колесами своих «роллс-ройсов» и «ягуаров», когда вихрем проносится по улицам Порт-о-Прен-са.

...Из-за стальной ограды за мной (Жюмель не рискнул выйти из машины) внимательно наблюдают здоровяки в пятнистой униформе цвета хаки с огромными пистолетами на бедрах. Я делаю несколько снимков. И спешу в машину. Жюмель облегченно вздыхает. За этой оградой здание корпуса сил безопасности. Это те же «тонтон-макуты», оборотни, с теми же карательными функциями, только их переодели из черного в зеленое и назвали «леопардами». Вид у них теперь не столь демонический, но они лучше вооружены. Жан Клод Дювалье повысил «леопардам» жалованье.