Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1978 год Страница 7

Чтобы всесторонне изучить фауну Путораны, определить возможность ведения промысла, на Аяне в канун Международного биологического года была организована постоянно действующая научная экспедиция-стационар. Первые же исследования показали, что животный мир Путораны уникален. Помимо волков, оленей, росомах, медведей, здесь отыскались «толстороги» — исчезающие снежные бараны, ставшие в других местах Таймыра редкостью. Охотоведы нашли здесь гнездовья белохвостых орланов, канюков, белых кречетов. Эти находки говорили о том, что в тех местах следует ожидать новых удивительных открытий. И я надеялся, отправляясь в путь, присутствовать при этом.

...Приземлились на зеркальную гладь озера, провалившегося в глубокое ущелье. Озеро застыло на отметке четыреста семьдесят метров, а берега поднимались на высоту более километра. И таких провалов» по пути на плато мы видели немало; не мудрено, что у эвенков родились легенды о «каменных мешках», из которых люди и звери веками не могли найти выход.

Не успели мы оглядеть заснеженные склоны, заросшие темной щетиной леса, как гулко залаяли собаки, затарахтели моторы снегоходов, и из ближайшего леска лихо выкатили встречающие. Мы подивились их беспечно-курортному виду. Мороз был за двадцать, а охотоведы были в свитерах и без шапок. Головы троих, наголо обритые, сверкали синевой, как нимбы святых,

— Совсем в одиночестве ошалели, — посочувствовал Шуст. — Медведей, что ли, решили на испуг брать?

Охотоведы поджали губы: «Тебе бы, черт лохматый, с нами вместе дорогу на склон пробивать, не то бы еще сказал!»

Но Виктор Шуст не унимался, покатывался от хохота:

— Вас же... приехали снимать, в Норильске будут показывать по телевидению. Тоже мне законодатели моды!.. Шапки наденьте, мою хоть возьмите...

Изба охотоведов пряталась среди деревьев на отмели, намытой за долгие годы безымянной горной речушкой. Снег занес ее по крышу, на которой отчетливо виднелись следы росомашьих лап. На сучьях лиственниц были развешаны ружья с оптическими прицелами, бинокли, повсюду был разбросан экспедиционный скарб. Бочки, канистры, ящики с одеждой, инструментами, пробирками. Вдоль стены выстроились широкие охотничьи лыжи. Две черно-белые зверовые лайки надрывались на привязи в злобном лае. В избе с низкой притолокой, о которую каждый, входя, пробовал на прочность лоб, были обычные нары, устланные спальными мешками, стол из грубо сколоченных досок, лавка и чурбаки вместо стульев. У входа — бак с водой, умывальник, справа — большая железная печь, а за нею, в углу... настоящий курятник. По насесту расхаживали наполовину вылинявшая курица с подпаленным хвостом и задиристого вида петух.

Пока представлялись и разбирались, я успел узнать, что хозяином остервенелых псов был Пилатов, а кур на Аян привез Куксов, кандидат биологических наук, который с раннего детства жил в Норильске, каменном, индустриальном городе Заполярья, где и мечтать о таком домашнем хозяйстве, как где-нибудь в средней полосе, было невозможно. Отправляясь на Аян, он выпросил в экспериментальной лаборатории института отслужившую свое несушку. Заодно ему презентовали и петуха, которого решили за ненадобностью списать. Петух родился в инкубаторе, всю жизнь провел в помещении, не знал, не ведал во мраке полярной ночи, когда кукарекать, а тут сразу распелся, да так заливисто, что заглушал нередко голос радиостанции «Недра».

За ужином Шусту, конечно, припомнили измывательства над «прическами» охотоведов. Ему предложили завтра же отправляться на вершину плато.

— Хватит, — сказали охотоведы, — будет с нас. За эти дни мы так намотались, что можно денек и отдохнуть.

Шусту нужно было провести вместо них наблюдения за передвижениями оленьих стад.

— Хе-хе, — усмехался Виктор. — Хоть сто раз на гору поднимусь, но стриженым вы меня не увидите.

— Можем снегоход дать, — предложили бритоголовые, перемигиваясь.

— Тоже мне машину нашли! Сами на ней катайтесь. Да я любой снегоход на своих двоих всегда обставлю...

Виктор был в ударе, он доказывал, что настоящему охотнику такая машина ни к чему, явно раззадоривая охотоведов.

— Посмотрим, посмотрим, — заговорщицки улыбались Куксов с Пилатовым, — что пташка пропоет, когда вернется.

Жарко горела печь. Спор шел шуточный, люди давно знали друг друга и были, конечно же, довольны, что опять собрались вместе. Ярко горела лампочка над столом. За стеной тарахтел движок. Спросонья бормотали о чем-то куры. Рычали под нарами издерганные лайки, которых, оказывается, на ночь, чтоб их не сожрали волки, прятали в дом. Утомленный суматошным днем, я незаметно уснул.

...Меня тормошил за плечо Виктор:

— Пора. Вчера хотели со мной наверх идти. Там палатка есть, печь и примус.

Шуст был уже одет. Мне показалось, что я только заснул, но в окошко уже било солнце.

Ветер подхватил нас, едва мы вышли из леска. Почти бегом пересекли озеро и решили идти не по проторенной тропе, а прямиком взбираться на вершину по распадку ближайшего ручья. Так, нам показалось, будет ближе. Проваливаясь по пояс в мягком снегу, балансируя на огромных валунах, мы не меньше часа пробирались вперед, пока не убедились, что подъема не одолеть. Решили возвращаться и идти накатанной тропой. Но спуск оказался столь тяжелым, что я предложил повернуть к дому. На вершинах уже змеились снежные флаги, ветер усилился, но Виктор обиделся: «Стоило ли из-за этого выходить?» Добраться до палатки стало для него делом чести, и я согласился — будь что будет. Палатка казалась мне в тот момент таким же надежным жилищем, как и изба стационара.

Идти по накатанной снегоходами тропе было легче. Светило солнце, голубело небо, ветер дул в спину. Из леса выбежал на озеро косой. Но собачонка Шуста вместо того, чтобы припустить за ним, вопросительно посмотрела на хозяина.

— Комнатная, — словно извиняясь, сказал Виктор. — Ради жены завел. — И он рассказал, что с тех пор, как мы виделись с ним на речке Бикаде, где он возводил ограду загона для канадских овцебыков, в жизни его случилось весьма важное событие: он женился.

Дорога сворачивала в лес, уходила вверх по крутому склону. Я понял, как нелегко было взбираться сюда снегоходам с тяжелым грузом. В затишье леса, где порой приходилось тащить машины на себе, конечно же, от такой работенки становилось жарковато, а наверху разгоряченных людей поджидал пронизывающий ветер и мороз. Не мудрено, что ребята Куксова решили обрить головы, чтобы не застудиться. Пожалуй, на их месте я сделал бы то же самое, но Виктор на мои слова весело улыбнулся.

— Ни за что, — сказал он. — Как же я тогда жене покажусь?

Взбираясь вверх, я старался почаще отдыхать. Но Виктор был одет легко: резиновые сапоги, брезентовые брюки, куртка. Ему необходимо было двигаться, чтобы не замерзнуть, и я предложил разделиться. Вначале он и слышать не хотел — как можно одного оставлять в лесу! — но после одного из затянувшихся привалов, когда я сказал, что умею обращаться с карабином и вообще на Севере не впервые, он сдался. Пообещав к моему приходу приготовить чай, Виктор пошел вперед, за ним, задиристо свернув хвост кольцом, зашустрила собачка.

Лес ближе к вершине мельчал, редел; стали появляться поляны-проплешины. В некоторых местах здесь сохранились деревца, не сбросившие осеннего наряда. Среди сверкающего снега, на синем фоне неба лиственницы горели золотым огнем. С высотой ветер усиливался...

Пейзаж на вершине оказался унылым: голая тундра да чернеющие, как надгробья, огромные камни. Взбираясь, я настроил себя, что сразу же увижу палатку. Но дорога продолжала петлять среди скрюченных низкорослых березок. Сразу же почувствовалась усталость, идти стало тяжелее. Несколько раз, споткнувшись, я падал. Очень хотелось пить, и я не выдержал, стал есть снег. Ветер крепчал, начиналась низовая метель, облака до горизонта закрыли небо.

Еще и еще раз оглядывал я окрестности, но палатки нигде не было. Прошло уже немало времени, как мы расстались с Виктором, и сомнения стали закрадываться в душу. «Может, я сбился и иду не по тому следу? — думалось иногда. — А может, мы неправильно поняли Куксова, который говорил, что до палатки час хода?» Перед глазами плыли круги, тело отказывалось слушаться, какое-то безразличие начинало овладевать мной. С трудом протащившись с десяток шагов, я валился на снег и отдыхал, уставившись в небо. Я припомнил, как терялся в пургу на Новой Земле, как совсем отчаялся найти дорогу к жилью на Диксоне — и все-таки выбрался! Это меня подхлестнуло. Я воткнул в снег карабин Куксова с оптическим прицелом, повесил на него фотоаппараты. Сразу стало легче. Так, падая и поднимаясь, продолжал продвигаться вперед, тщетно пытаясь отыскать палатку. Дорога все сворачивала в сторону, и это бесило, но я продолжал держаться за нее, как за спасительную нить.