Где сидит фазан - Макс Неволошин Страница 7

Тот же город шесть месяцев спустя. Ночь, слегка разбавленная утром. Девушка мечты пошевелилась рядом тёпленько. Пробормотала нечто вроде: «Ты не спишь? Я тоже попытаюсь…» И поуютней завернулась в одеяло. Сейчас она проснётся, я скажу: «Останемся?» И она вдруг согласится, что тогда? Закончатся каникулы, появятся студенты. Левого человека в общежитии вычислят на раз. Значит — снимаем жильё. Значит — деньги. Стипендии не хватит, интернатура — побоку. Немедленный поиск работы, не когда-нибудь — сегодня. Заждались нас там, ага.

Страшно рисковать. Страшно оставлять любое барахло — в шкафу ли, в голове. Стать никем. Пройти сквозь нищету, забить на диссертацию и степень. Но — с любимой женщиной и городом — вместе, сразу — мало? Стать нотой, жестом, частью этого манерного, замедленного праздника. Или заткнуть уши, отвернуться… вернуться. За верный угол ровного тепла… Ну так плати, засранец.

А если она скажет «нет»? У меня тоже диссертация. И мама нездорова, и вообще. Нельзя так — в омут головой. Без визы, нелегально, как мыши в подполье. Без нормальной работы, медстраховки… пять лет, десять, сколько? Нет, защитимся и уедем по-людски. Это будет правильно. Только мир непредсказуем, а жизнь полосата. Ну как через год закроют дверцу? Запретят сюда, не выпустят оттуда. А сейчас мы уже здесь, вместе — уникальный шанс. Возвращение эстетически ущербно, неприемлемо. Это как лечь в несвежую постель. Вернуться и до конца дней терзать себя: ведь было же, было. Вот оно, в руках…

Утро поменяло розоватый цвет на бледно-фиолетовый. Погасла утомлённая реклама гастронома «Tengelmann». Автобус пересёк квадрат окна. Холодно… Я вдруг осознал, что давно нахожусь не в постели. А бессмысленно разглядываю улицу, собирая с подоконника невидимые крошки. Я догадался, что сейчас произойдёт. Остановись, безумец! — прошептал рассудок. Но что-то в тёмной глубине сознания, неодолимое и подлое, одержало верх. Движением танцора оно выбросило «мусор» в форточку. Виновато оглянулось и произнесло: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан».

Отмечали резиденс биолога Лашкова или отсрочку депортации, не все гости знали повод. Поздравляли с тем и этим, дважды спели «happy birthday», хозяин не возражал. Муниципальная квартирка потеряла размеры, дверь — остатки смысла, холодильник наполнился подарками. Юрий Лашков, исследователь москитов, прибыл в Веллингтон из Новосибирска для соединения с женой. Но пока оформлял бумаги, ждал визу, то-сё, жена соединилась с местным лоером. Статус Юры временно завис. И вот, с помощью мужа бывшей наконец-то прояснился. К пятому часу утра из напитков остался разливной джин без тоника. Из закусок — вчерашнее горячее.

— Я её понимаю, — рассуждал биолог, сервируя жареный картофель, — Винсент — нормальный мужик. Ей с ним ловчей и детям тоже. Спросят, допустим, в школе: кто ваш папа, и что им говорить? Хрен в пальто? Там я был завлаб, а здесь…

— Юр, хватит уже, целый вечер слушаем про твою шалаву, — заметила Татьяна, грубая, прямая женщина, бывший начальник общепита. — Был всем, стал никем. Сенсация, блин. Я пол-Владика имела вот так, — она громко щёлкнула пальцами. — У меня квартира была… пятикомнатная, и везде — люстры.

— Ну и зачем уехала? — спросил Артём Самарский, поэт, музыкант, невзошедшая звезда российского шансона. Человек в компании новый, иначе не спрашивал бы.

— Подставили меня, Артемий, — Татьяна помрачнела, — развели, как малолетку, до сих пор трясёт. Валить надо было срочно и куда подальше. И чтоб меня забыли. А забывчивость больших людей стоит очень дорого.

— Забыли?

— Надеюсь. Ты-то сам чего забыл в этой дыре?

— Я-то? — Артём довольно усмехнулся, он ждал вопроса. — Я эмигрант стихийный, климатический. Мне нужен ветер, океан, циклон. А российская погода для меня как несвобода. О, в рифму заговорил.

Он подтянул к себе гитару. Приобнял, взял аккорд, другой. И вывел хорошо поставленным кабацким баритоном:

Спой нам, ветер, про синие горы,

Про глубокие тайны морей,

Про птичьи разговоры, про… мм…

— Дикие просторы, — подсказал кто-то. Артём кивнул.

Про дикие просторы,

Про смелых и больших людей!

На слове «больших» он подмигнул Татьяне.

— Не-а, — сказала Татьяна, — климат здесь — тоже говно.

А мне ответ барда понравился. Отъезд как жест. Как поиск родственной стихии. Поэтично, двусмысленно — берём. Раньше мы с женой были эмигранты просто так, отчего испытывали лёгкий дискомфорт. Для политических — излишне мягкотелы. Для колбасных — чересчур погружены в себя. Да и кормили нас в отечестве терпимо. Холодильники существовали помимо магазинов, люди — в стороне от государства. Шили самопал, читали самиздат, гнали самогон. Фарцовка увлекала, как искусство или спорт. Правильные джинсы лидировали в топе ценностей, обгоняя дружбу, любовь и не получить на танцах в морду. По воскресениям улыбчивый мерзавец в телеке рассказывал о дальних странах, где нам не светило побывать. Претензии к властям носили больше эстетический характер. «В связи с чем выезжаете на ПМЖ?» — спросили моего знакомого в ОВИРе. «Чтобы не слышать, как поёт Кобзон! — ответил тот. — Не могу жить в одной стране с Пугачёвой, Кобзоном и Асадовым». Претензии верхов к низам были до зевоты симметричны. Сегодня ты закуришь «Кент», а завтра — вражеский агент. Помните? Сегодня наливаешь виски, а завтра ты — шпион английский. Тех, кто слушает «Пинк Флойд»… ну и так далее. Ощущение, что ты — внутри анекдота, который давно перестал быть смешным.

И это всё? Не всё. Я задаю себе вопрос: допустим, разрешили бы тогда любую музыку, фильмы, книги. Никакой идеологии. Никакого дефицита. Кожаный верх, замшевый низ, деним за полцены, сервелат в нагрузку. Туалетная бумага с фейсами вождей. Битлы на Красной площади с оркестром. Папа-генерал, МГИМО, квартира в центре, дом за городом… Уехал бы я всё равно? Уехал бы. И жена бы уехала. Значит, дело в климате.

К отечеству я в целом равнодушен. Любить и обижаться — не за что. Гордиться мне привычнее своими косяками. В ностальгии ощущаю фальшь. Хоть та земля теплей, а родина милей. Помню, репетировали в садике. Я думал: теплей — понятно, измеряется в градусах, а милей — это как? И почему? И сравнить не помешает. Или вот: хоть похоже на Россию, только всё же не Россия. В чём разница-то? С