Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1978 год Страница 8

Вскоре вслед за матерью Жоана отправились в обратный путь и мы. По этому маршруту каждое утро спускаются в город продавцы, парикмахеры, прачки, лифтеры, мусорщики — те тысячи людей, кто своим трудом делает жизнь в южной зоне легкой и приятной. Вместе с ними идут на работу маленькие торговцы жевательной резинкой, газетчики, чистильщики ботинок и водители грохочущих ящиков на шарикоподшипниках.

Соседство с миллионерами помогает им как-то перебиваться и самим, но оно же таит в себе постоянную угрозу их шаткому крову и шаткому равновесию на грани полной нищеты. Пока мы с Жоаном, балансируя, скользя и чертыхаясь, возвращались к подножию Росиньи, он делился со мной вечным беспокойством людей, не имеющих своего клочка земли.

— Если нас переселят в пригород, — озабоченно прикидывал Жоан Луис, — не знаю, что будем делать. Кому там чистить ботинки, продавать газеты, возить овощи? А добираться с окраины в южную зону нужно на трех автобусах, два часа в один конец, да и билеты стоят столько, что за весь день не отработаешь...

Словом, приобретенные слезами и потом навыки уличного труженика Жоана потеряют всякую ценность, и он окажется безоружным в борьбе за место под солнцем. Ведь Жоан едва умеет читать, а в Бразилии и так некуда девать неквалифицированную рабочую силу.

Мечты о будущем

У большинства бразильских «абандонадо» жива мать, как у Жоана, а нередко и отец, есть хижина в фавеле или рабочем пригороде. Но родители не в силах обеспечить им хотя бы самое главное — накормить досыта.

— Хорошо, если бы в доме всегда были фасоль и рис, — признался Жоан. — Случалось, мы покупали даже мясо и молоко. Но у нас частенько нет ни гроша, и тогда мы сидим голодные: лавочник отказывается отпускать продукты в долг, потому что мы ему должны уже 300 крузейро. Картошку или бананы мать дает только самым маленьким.

Соседи Жоана Луиса живут не хуже и не лучше, чем его семья. «Статистика фавел трагична, — писала бразильская газета «Трибуна да импренса». — Продолжительность жизни здесь не превышает сорока трех лет. Девять из каждых десяти детей страдают хроническими болезнями. Доход на душу населения составляет в фавеле около шести долларов в месяц, и питание сводится к рису с фасолью один раз в день, если,— добавляет газета, — помогут святые или дети принесут из города несколько монет, выпрошенных или украденных».

С Жоаном ни разу не случалось того, что произошло с десятилетней Андреа Луизой. Девочка была найдена без памяти в пустом ящике на углу двух оживленных торговых улиц. К счастью, она потеряла сознание в самом центре города, и среди множества прохожих нашелся один, кто обратил на нее внимание. Андреа отвезли в больницу, и там, придя в себя после укола, она рассказала, что ничего не ела уже больше недели. Жоан умел в критическую минуту раздобыть хотя бы тарелку риса, и все же, я знаю, без обеда случалось оставаться и ему.

Строя планы на будущее, Жоан Луис не отрывался от действительности. Он не мечтал о дипломе юриста или врача. Расходы на полный курс образования в Бразилии составляют около 25 тысяч долларов. Но Жоану такие цифры ничего не говорили. Он просто знал, что ему это не по карману.

Впрочем, не по карману ему была и обычная, по закону обязательная, и вроде бы бесплатная семилетка. Я как-то завел с ним разговор об учебе, но парнишка быстро свел меня с неба на землю:

— Допустим, мне удастся найти место в школе. Мать постоит ночку в очереди и запишет. Но где взять денег на форму и книги? Я узнавал: во втором классе надо шесть учебников, это сто пятьдесят крузейро. Да еще шесть тетрадей, ластик, точилку, портфель, пенал и цветной карандаш — это еще сто пятьдесят. Если бы они у меня были, я бы отдал лавочнику долг. Слава богу, если все братишки и сестренки окончат первый класс и научатся грамоте. И то, если бы не школьные завтраки, пришлось бы им ходить не на уроки, а на перекресток.

Правительство Бразилии финансирует программу школьных завтраков, но содержание в них калорий ой как невелико. Бразильский институт питания провел в прошлом году исследование среди первоклассников Рио-де-Жанейро и обнаружил серьезное истощение у каждого пятого. Недоеданием медики объясняют и неуспеваемость, которая в пригородных школах Рио превышает пятьдесят процентов. Ученики просто физически не в силах усвоить программу. «Ни к чему, — считает газета «Жорнал до Бразил», — чрезвычайные усилия и крайние жертвы учителей, тратящих большую часть своего ничтожного жалованья на нужды самой школы. Хорошо одеваться, есть мясо, пить молоко, носить обувь — эти призывы они обращают к ученикам, живущим на грани нищеты. Школьные завтраки для многих — это все, что они могут поесть за целый день. Только после супа — фасоль и вода — детям, — пишет газета, — удается сосредоточить внимание, выйдя из полулетаргического состояния».

Когда я в последний раз видел Жоана Луиса, ему исполнилось уже шестнадцать лет. Он мало подрос, только слегка раздалась грудь и окрепли плечи. В жизни его изменилось тоже немногое.

Мы встретились, как обычно, на его рабочем месте, напротив гостиницы «Копакабана-палас». Некогда самый роскошный отель бывшей столицы Бразилии, он до сих пор, говорят, располагает номерами, которые стоят по 300 долларов в сутки. Однако даже те постояльцы, кто платит меньше, недовольны его старомодностью, унылой обстановкой и сыростью в номерах. Казалось, Жоана Луиса это вроде бы не должно волновать. Но из дверей «Копакабана-паласа» выплескиваются столь жидкие струйки туристов, и каждого из них атакуют столько чистильщиков, что с работой становится все труднее. Поэтому Жоан без сожаления покинул свой привычный пост, и мы в надежде найти клиента по дороге не спеша двинулись вдоль берега бухты, по чистенькому тротуару, выложенному «португальским камнем» — мозаикой из темных полос на светлом фоне.

Мы проходили мимо черных нянь, гулявших с очаровательными белыми детишками, и горничных с ухоженными собачками. Мы шли мимо неулыбчивых портье, бдительно стороживших неприступные подъезды, предназначенные для публики «сосьял», то есть из общества. Впрочем, и черные ходы охранялись не менее неусыпно. Шелестели листья пальм, ветер приносил с моря мелкую соленую пыль. Это был родной город Жоана, теплый и красивый, утонувший в неге, населенный сердечными и вежливыми людьми, и все же беспощадно жестокий.

Жоан становился взрослым, сколько еще он сможет пробавляться чисткой ботинок?

— Меня, конечно, возьмут подсобником на стройку, — с неизменной уверенностью в себе сообщил Жоан. — Но я не хочу, ведь будут платить всего четыре крузейро в час — минимальную зарплату. — Жоан выразительно посмотрел на меня.

Если когда-то и можно было купить на нее необходимое для поддержания жизни в теле одного человека, то инфляция давно съела эту возможность.

— Поработаю пока тут, — продолжал Жоан. — Через год-два меня призовут, и, может быть, в армии удастся получить хорошую специальность. Лучше бы всего моряка или автомеханика. — За прошедшее время мечта Жоана повзрослела.

Я не знал тогда, что вижусь с ним в последний раз. Но всегда расставание с Жоаном оставляло у меня тяжелое чувство от сознания огромности зла и собственной беспомощности. Я глядел, как он неторопливо брел по «португальским камням», с профессиональной цепкостью осматривая встречных, безошибочно выбирая кандидатов, и настырным голосом независимо от состояния обуви предлагал:

— Сеньор, почистить ботинки?

Виталий Соболев

Рио-де-Жанейро — Москва

Наш трудный берег

Туман плывет по высохшему руслу над гладкими камнями и стлаником, связавшим крепкими узлами корней береговой откос. Он голубой от светлеющего сверху неба. Холодно, сыро, тоскливо, неуютно. Шипит, чихает, не хочет гореть костер. Бока палаток отвисли от влаги и, кажется, тоже дымят, испуская тепло остывающих после ночи спальников.

Геолог отряда Лида Павлова проводит инструктаж по технике безопасности. Начальство от нас в доброй тысяче километров, в Чагде, тем не менее почти ежедневные наставления, получаемые по рации, дают нам некоторую информацию о том, что делается в других партиях и отрядах.

Если напоминают, что ходить в дождь по камням опасно, значит, кто-то сломал ногу. Если говорят, что надо осторожно обращаться с огнем, следовательно, кто-то поджег сушняк или спалил палатку. Если запрашивают, у всех ли есть оружие и все ли умеют с ним обращаться, выходило, что на кого-то напал медведь.

Радиометрист, а попросту говоря, такой же работяга, как и мы, Коля Дементьев, когда бывает дежурным, варит полюбившуюся ему здесь, в тайге, манную кашу на сухом молоке. До этого он ел ее только в детском садике. Он тощ, желтолиц, патлат. Жиденькая бородка дьячка торчит в разные стороны. Лида сердится, что он плохо слушает, то и дело отбегая к котлу, где клокочет, разбрасывая пену, иссиня-белое варево.