Коллектив авторов - Авиация и космонавтика 1998-03 Страница 8

Впрочем, учитель математики говорил, что Архипу надо идти только в технический вуз, ведь лучше его никто в школе не мог решать сложнейшие задачи. Студент Киевского политехнического института Архип Люлька проходил производственную практику на Харьковском паровозостроительном заводе, а затем в Ленинграде — на металлическом. Подолгу простаивал он перед турбиной паровой установки.

После окончания института Люлька работал на Харьковском турбинном заводе инженером-исследователем. Жизнь была насыщенной, интересной, счастливой. И вдруг крутой поворот. Его направляют работать в КБ Харьковского авиационного института.

В 30-е годы авиация набирала силы и все увереннее расправляла крылья. Становились на ноги конструкторские коллективы. Советские летчики совершали рекордные полеты, восхищавшие друзей нашей страны и тревожившие врагов.

Самолет начинается с двигателя, и для развития моторостроения не жалели ни сил, ни средств. Рост мощностей двигателей и полетных весов самолетов вел к большим расходам горючего. К тому же из поршневых моторов все труднее удавалось выжимать мощность. И авиаспециалисты все чаще стали обращать внимание на паровую турбину. Не приспособить ли ее к самолетам? Создать авиационные паротурбинные установки на дешевых сортах топлива для замены двигателей внутреннего сгорания поручили КБ в Ленинграде и Харьковскому авиационному институту.

Как раз в это время Архип Люлька приступил к работе на кафедре авиадвигателей ХАИ. Паротурбинными установками, как самой новой и перспективной темой, были заняты маститые ученые и конструкторы, но энергичный, веселый, неугомонный, изобретательный новичок очень скоро начал «сеять смуту».

Он берет на себя смелость утверждать, что паротурбинный двигатель непригоден для авиации, особенно истребительной, что у него нет перспектив: «Трубчатые сотовые конденсаторы, охлаждающие отработанный пар и превращающие его снова в воду, увеличат вес силовой установки, ухудшат аэродинамические данные. Все это сведет на нет весь выигрыш в мощности, который может дать паровая турбина».

Многие сотрудники считали его мысли «крамольными». Но иные начинают к Люльке прислушиваться, у него появляются единомышленники.

Мысли молодого инженера все чаще обращались к теоретическим работам профессора Бориса Сергеевича Стечкина и французского ученого Мориса Руа по воздушно-реактивному двигателю. Они предлагали двигатель, не имевший пропеллера и использовавший для поступательного движения реактивную тягу от сжатого нагретого газа. Но пока это была только схема.

«Вот бы рассчитать и построить такой. Нет, не под силу. Ведь даже материалов жаропрочных пока нет. А при высоких температурах газов двигатель не проработает и трех минут — прогорят все корпуса камер и сопел. А что, если?»… И вдруг он даже задохнулся от волнения: «А если температуру газов понизить так, чтобы материалы для постройки двигателя нашлись уже сегодня»?

Нельзя сказать, что над применением газовой турбины для самолетов в нашей стране никто не думал. Но во всех проектах тех лет турбины предназначались для вращения пропеллера, то есть без замены привычного вида силовой установки самолета. Люлька в своих расчетах опирался на работы по воздушно-реактивному двигателю (ВРД) профессора Б. С. Стечкина, опубликованные в 1929 году: в них Борис Сергеевич теоретически обосновал идею ВРД без винта. Импульс движения в таком двигателе должна была создавать масса сжатого воздуха, подогретая в камере сгорания и истекавшая из сопла. Английский инженер Уиттл секретно запатентовал схему такого двигателя в 1930 году. Дома у Архипа Люльки состоялась первая «тайна вечеря», на которой он со своими товарищами И. Ф. Козловым, П. С. Петренко, И. А. Тарасовым, П. И. Шевченко поделился соображениями о возможной конструкции авиационного реактивного газотурбинного двигателя. Шел 1937 год.

Вскоре Люлька пришел к заведующему кафедрой авиадвигателей В. Т. Цветкову и попросил его ознакомиться с результатами первой проработки нового двигателя. Цветков созвал научно-технический совет кафедры. Заседание вылилось в острый диспут о путях развития авиамсторостроения.

Архип Люлька снова и снова повторял, доказывал, убеждал, что паровая турбина неперспективна для авиации, и эту тематику нужно закрыть и немедленно начать работы над новым двигателем. Думали, обсуждали, дискутировали, но ни к чему не пришли. Решили передать проект в ученый Совет института.

«Ученый Совет ХАИ невысоко оценил защиту моего проекта, — вспоминал Люлька, — решение проблем, которые вставали в работах по турбореактивному двигателю, требовало новых капиталовложений… Однако, по предложению заведующего кафедрой аэродинамики Г. Ф. Проскуры, твердо поддерживающего нас, ученые рекомендовали направить меня с материалами в Москву, в Комитет по изобретениям».

Столица поразила его, взволновала, навсегда вошла в сердце. Комитет по изобретениям через Главное управление авиационной промышленности направил его материалы на заключение одному из самых строгих экспертов по вопросам газовых турбин, профессору МВТУ Владимиру Васильевичу Уварову. До него с проектом ознакомились некоторые административные руководители, а также главные конструкторы и теоретики, и ничего, кроме сомнений, мягко выражаясь, он у них не вызвал.

Кстати, сам Уваров в это время был увлечен разработкой авиационной газовой турбины, и проект молодого инженера в какой-то степени становился конкурентом этих работ. Бегло просмотрев толстенный трактат Люльки, Владимир Васильевич вызвал своего заместителя: «Разберись, пожалуйста, тут какая-то ерунда написана». Каково же было удивление Уварова, когда через две недели его заместитель Михаил Иванович Востриков в большом смущении доложил, что «ерунды» в проекте не обнаружил.

Заведующий кафедрой МВТУ им. Баумана, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, доктор технических наук В. В. Уваров вспоминал:

«Конечно, мое самолюбие было уязвлено, и я предложил Михаилу Ивановичу проработать проект вместе. Еще неделю мы проверяли расчеты Архипа Михайловича… И я сумел по достоинству оценить проект Люльки. Тогда мною был написан, пожалуй, самый лучший из всех отзывов, которые мне довелось давать за всю жизнь…».

Итак, первое признание проекта состоялось. Главное управление авиационной промышленности выделило некоторую сумму на его дальнейшую разработку. Люлька победителем вернулся в ХАИ. И что же дальше? Дальше дело не пошло.

Один из самых видных институтов встал в тупик после полученного разрешения работать над ТРД. Ведь ХАИ — учебный центр, а не опытно-конструкторское бюро или научно-исследовательский институт. Люлька и сам ясно увидел, что его идея просто не умещается в отведенные ей рамки. И вот он снова в Москве.

Много дней и ночей провел Архип Люлька в приемной Наркома М. М. Кагановича. «Нарком занят, принять вас не может», — следовал ежедневно один и тот же ответ на просьбу о приеме. И он терпеливо сидел в приемной. На тринадцатый день Нарком не выдержал его упрямства и принял изобретателя в два часа ночи. Нарком вынул часы и положил их на стол. Люлька глянул на него и понял, что убедить этого человека в отведенные считанные минуты — один шанс из тысячи. Весь сжавшись в комок энергии и мысли, он стал излагать свой проект. Долго говорить не пришлось, Нарком прервал его:

— Вы уверены, что обеспечите взлет?

Люлька стал называть цифры, но его снова прервали:

— Вы что-нибудь слышали о мотокомпрессорном двигателе, о жидкостном реактивном двигателе?

— Да, конечно, но я выбрал другое направление и прошу дать мне возможность построить турбореактивный двигатель. Убежден, что будущее авиации в нем.

— Какую скорость можно на нем получить?

— 900 км в час.

— А больше не сможете?

— Пока нет. В перспективе возможно…

Нарком нажал кнопку, вошла секретарь.

— Соберите совещание сейчас же. Пригласите начальника Главка, начальника техсовета и всех, кого они посчитают нужным. Докладчик — вот этот молодой человек. Повестка: «Турбореактивный двигатель».

Совещание длилось до утра… Архип шел по пустынным улицам Москвы счастливый и радостный. Его назначили техническим руководителем проекта ТРД и переводили из Харькова в Ленинград.

Почва под паротурбинным двигателем, еще недавно казавшаяся надежным преемником, единственно способным заменить поршневой, заколебалась. А вскоре по решению наркомата работы по авиационным паровым установкам в Харькове и Ленинграде были прекращены.

Кроме больших технологических трудностей, создатели ТРД встретили много психологических барьеров. И вообще, риск был немалый. Шел 1937 год, несложно было попасть во вредители.