Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1981 год Страница 8

Администрация, естественно, издает такие приказы, которые прекращают дискуссии на тему о том, кому принадлежит земля.

Первый договор в истории Австралии между белыми и темнокожими был заключен в конце 1978 года. Высокие договаривающиеся стороны — федеральное правительство в Канберре и старейшины племени аньула — установили, что в трехстах километрах от города Дарвина будет заложено несколько шахт. Первые двадцать пять лет компании обязуются восполнять племени недостаток питания: ведь дичь уйдет от рева машин, исчезнет слой плодородной почвы.

Старейшины племени нарисовали под договором изображения кенгуру, крокодила и рыбы. Чиновники с трудом скрывали улыбки. Понимали ли старейшины, что их надули? Скорее всего понимали. Но так хоть что-то получило племя аньула, а ведь могло и ничего не получить.

...Когда через двадцать пять лет компании покинут изрытую, лишенную растительности землю, остатки племени аньула окончательно разучатся добывать другую пищу, кроме консервов с пестрыми наклейками…

Тем не менее при всем надувательстве первого из договоров значение он имеет весьма немалое: как-никак, а право аборигенов на землю — впервые! — закреплено на бумаге. Ведь и первопоселенцы Америки, когда покупали у индейских племен громадные территории за бочонок с порохом, дюжину ружей и мешок бус, не предполагали, что два века спустя индейцы предъявят договоры правительству США. Другое дело, что договоры эти, сколько их ни предъявляй, не вернут землю настоящим ее владельцам. Но, по крайней мере, они привлекают внимание общественности. А для индейцев Америки это пока важнее всего. Их «Длинный марш» 1 только начался.

Как же далеко австралийским аборигенам до американских индейцев! У них нет пока ни сознания единства, ни поставленных целей.

Итак, почти все залежи урана обнаружены были в семидесятые годы. Там, где среди аборигенов был хоть один грамотный, они начали протестовать. В Комиссию по делам аборигенов полетели петиции и жалобы. Надо сказать, что в этой комиссии есть немало чиновников, искренне сочувствующих коренным жителям.

Но... Существует в Канберре и другая комиссия — Комиссия по ядерной энергии. И она-то судьбой нескольких сотен голых дикарей не взволновалась ни в малой степени. И эта организация куда весомее в правительстве. Ураном занялись компании «Пеко уэлсанд» и «Ай зэт индастрйз», которые вначале воевали между собой, но в нужный момент соединили усилия и добились от федерального правительства полной поддержки

В Ямбилууне за уран взялись «Панконтинентал майнинг компани» и «Гетти ойл компани» За ними потянулись другие. Началась «урановая лихорадка». Американские индейцы бежали от «лихорадки золотой» в недоступные старателям и небогатые золотом места. Австралийским аборигенам бежать некуда.

Пока об огромных запасах урана почти не было известно, мало кто в Канберре обращал внимание на просьбы аборигенов. Когда же слухи о богатстве перестали быть слухами, в Дарвин немедленно вылетел министр по делам туземного населения Уайнер. Всеми правдами (а больше неправдами) следовало добиться от старейшин племен согласия на разработку.

Министр даже согласился покровительствовать Движению отдаленных поселений, главная цель которого — сохранить обычаи и традиции аборигенов в тех местах, где далеко от белого человека и его нравов аборигены сохраняют свой прежний уклад жизни.

В одном из северных племен мистер Уайнер даже раскрасился для корроборри и снялся со стариками, сохранив на себе, правда, отдельные части европейского наряда.

Старейшины, однако, не знали, что за пазухой снятого на время пиджака высокий гость держит проект закона, по которому «при чрезвычайных обстоятельствах правительство оставляет за собой право отменять владение племен на землю». Где убеждая, где обещая, а где и угрожая, министр получил согласие старейшин, сел в свой самолет и улетел в Канберру.

Потом был подписан первый договор. А потом власти предоставили компании «Комалко» три тысячи квадратных километров на западном побережье мыса Йорк и три тысячи пятьсот — на восточном. Рядом компания «Алкан» получила в удел шестьсот квадратных километров, а концерн «Шелл» — девятьсот. Для огромного государства — малозаметные точки на карте. Для местных племен — вся их страна. Племена выселили в Вейпу, Аурукуну и Малуку не так уж далеко, если смотреть из Сиднея или Мельбурна, и совсем другой мир — для небольшого племени.

Все компании обязались снабдить аборигенов пищей и одеждой, а желающим — предоставить работу.

И работу получили. Тридцать человек. Еще двадцать были наняты танцевать в традиционном наряде и метать бумеранги перед заезжими гостями.

Бумеранги при этом должны обязательно возвращаться.

Л. Мартынов

Шестьдесят шесть попыток Фернандо да Силва

Колючий ветер, пропитанный влагой с Дору, налетает порывами, заставляя прохожих втягивать головы в плечи, выворачивает мокрые блины зонтиков. Дождик не дождик, а так, водяная пыль, рваными волнами оседающая на булыжник мостовых и мозаику тротуаров. Машины опасливо пробираются по извилинам скользких узеньких улочек.

В такую пору лучше всего не выходить из дому, поджидая, когда пробьется сквозь толщу серого застиранного покрывала облаков луч солнца. Но дела есть дела, и торопятся куда-то люди, погруженные в свои заботы. К шести вечера жизнь в деловом центре Порту меняет ритм. В конторах, шикарных магазинах и убогих лавчонках опускают жалюзи, закрывают двери, выплеснув предварительно за порог людской поток, который, не успеешь оглянуться, растекается по закусочным, кофейням, забегаловкам.

— У вас свободно? — спросил меня молодой человек. В руках он держал поднос, на котором сиротливо стояла похожая на пиалу миска с супом алентежано.

— Да, сеньор, садитесь, пожалуйста.

Народ в столовую самообслуживания подходил, почти все места были заняты, и об уединении думать не приходилось.

— Скверная погодка, — заметил я, увидев как паренек отбросил со лба прядь мокрых волос.

— Прескверная, — поддержал разговор юноша. — Хорошо, что день прошел. Говорят, завтра опять дождь, опять придется мокнуть.

— Вам приходится работать на свежем воздухе?

— Была бы работа, согласен и на открытом, и где угодно. Только нет ее, работы-то, ищу, ищу — и все без толку.

Парень нахмурился и стал сосредоточенно ловить плавающие в бульоне с яйцом размякшие куски хлеба. Такой уж суп алентежано: густо сдобренный чесноком бульон, заправленный яйцом и хлебом.

— Может быть, — парнишка посмотрел на меня, — у вас найдется для меня какая-нибудь работа?

— Я журналист, живу в Лиссабоне и в Порту мало кого знаю. А есть у вас специальность?

— «Делай-что-скажут» — вот какая специальность. Но я окончил пять классов. Отец — он эмигрант и работает в Париже — взял меня с собой во Францию. Два года месили вместе бетон, таскали кирпичи на стройке. В декабре позапрошлого года вернулся в Порту. Вернее, отец отослал обратно. Думал сделать как лучше.

— Тяжелая жизнь была?

— Легкой мне не приходилось встречать. Конечно, тяжелая, но она была Хотя за каждый франк вкалывать приходилось Языка, правда, я не знаю... Португальцы мало общались с местными. Но я был с отцом и при деле.

— Почему же он отправил вас на родину?

— А тогда, в 1978-м, во Франции приняли закон, чтобы отправлять каждый год 200 тысяч иммигрантов обратно в свои страны. И отец решил: «Поезжай, Фернандо, — меня зовут Фернандо да Силва, — поезжай, Фернандо, домой, к тетке в Порту. Будешь жить у нее, за квартиру платить не придется. Пока не подыщешь работу, помогу тебе, а потом станешь на ноги — и будешь самостоятельным». Ну я и вернулся.

— Но ведь во Франции у вас уже была работа. А здесь-то ее надо было еще найти?

— Я и говорю — в июне 1978-го в Париже власти приняли закон. Каждый год обязаны уезжать люди. А знаете, сколько там португальских иммигрантов? Миллион!

— Меньше — около 900 тысяч.

— А разве это мало, 900 тысяч? Представьте, что бы творилось, если бы все они стали искать работу здесь? Вот отец и сказал: «Поскорее уезжай, пока не начали высылать. Будешь первым — легче найти работу». Я и послушался, скоро два года как приехал.

— Жалеете?

— Не то слово. Домой, естественно, хотелось. Это же моя страна, но, понимаете, отец говорил: «Будешь первым — легче найти работу», а разве я здесь был первым? Я стал последним в очередь за теми, кто здесь мыкается. Наверное, таких, как я, наберется тоже миллион.

— По официальным данным, около 350 тысяч человек, Фернандо.

— Это для вас, журналистов, интересно знать точную цифру. Не знаю. Для нас, таких, как я, что 300 тысяч, что миллион — работы-то нет.