Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1978 год Страница 8

Абрахам Тиро поднялся на сцену. Несколько секунд этот невысокий, стройный молодой человек молча ждал тишины. Цепкий взгляд глубоко посаженных глаз, нервная складка, рассекавшая лоб, выдавали в нем человека решительного, не терпящего лицемерия и немало повидавшего в свои двадцать с небольшим лет.

— Когда я готовился к выступлению, — мягкий несильный голос Тиро звучал спокойно и отчетливо, — то понял, что совесть повелевает мне говорить только правду. Так вот, я абсолютно не согласен с господином Пхатуди и отдаю себе полный отчет в том, что говорю. Не может и не должно быть раздельного образования для белых и африканцев, и я, как представитель студентов, заявляю, что мы хотим, чтобы система образования была единой для всех. Что в образовании белых есть такого, что было бы вредно для африканцев? Ничего. Тогда почему правительство фактически закрыло небелым доступ в белые учебные заведения? С какой целью оно создало специальные школы, колледжи и университеты отдельно для белых и цветных, индийцев и африканцев?

Зал напряженно притих. Как умел этот третьекурсник найти слова, пробуждавшие от гипнотического сна смирения! Они крепили веру в то, что есть еще — лишь внимательно присмотрись — сильные духом, готовые бросить решительный вызов проклятой системе. К тому же Тиро не уставал напоминать о примере Нельсона Манделы, Уолтера Сисулу, Гованы Мбеку (1 Нельсон Мандела, Уолтер Сисулу, Гована Мбеку — лидеры национально-освободительного движения народа ЮАР, члены Африканского национального конгресса (АНК), ведущего в подполье борьбу против расистского режима Претории. В 1964 году приговорены к пожизненному заключению.) и многих других, кто предпочел тюрьму и пожизненное заключение рабской покорности. Для этого нужна была настоящая смелость, а не мелочное бунтарство. Именно поэтому среди студентов были те, кто восхищался Брамом Фишером (2 Абрахам (Брам) Фишер — член ЦК запрещенной Южноафриканской компартии, выходец из богатой семьи африканеров. Будучи блестящим юристом, А. Фишер неоднократно выступал защитником на процессах над деятелями освободительного движения. Умер в тюрьме 9 мая 1976 года.), белым, презревшим власть, деньги, уважение своего клана и протянувшим руку братства им, черным.

Но эти люди, ставшие для африканцев символами борьбы за свободу, казались студентам чуть ли не полубогами. А сейчас здесь, на их глазах, один из них самих бросал вызов системе белого расизма.

Тиро встретился взглядом с профессором теологии, чья квадратная фигура с бычьей шеей подалась вперед, словно готовая вот-вот сорваться с места, подмять, растоптать его. Этот «ученый муж» обычно шествовал по университетским коридорам, выпятив толстый живот и широко расставив локти, чтобы заставить студентов жаться по стенам. Если кому-то случалось замешкаться, профессор впивался в него красными прищуренными глазками и произносил вслух: «Лица, верящие в равенство, — не только нежелательные, но и опасные элементы». Потом презрительно фыркал и разражался издевательским хохотом. Эта самонадеянная глыба была само олицетворение высокомерного и жестокого расизма.

В середине зала — Тиро вначале не заметил его — беспокойно ерзал в кресле Мдлака, порывистый и горячий парень. Он постоянно попадал в переделки и только чудом еще держался в университете. В последний раз на занятиях он хорошенько отбрил нового белого преподавателя, когда тот начал расспрашивать, к какому племени кто из банту принадлежит — северным или южным сото, тсонга, тсвана или венда. Под одобрительный гул товарищей Мдлака встал и ответил: «Мы не банту, мы все, — при слове «все» он выразительно взглянул на преподавателя, — южноафриканцы». Спасло его нежелание белого с самого начала обострять отношения со студентами...

«Змеиный укус лечат змеиным ядом». Эту поговорку Тиро помнил с детства и, готовясь к выступлению, решил драться аргументами самих же властей.

— У нас, как и в других племенных университетах и колледжах, преподают в основном белые, а те немногие, у кого черный цвет кожи, — «белые африканцы» (1 «Белые африканцы» — презрительная кличка африканцев, поддерживающих правительственную политику расовой сегрегации в ЮАР.). Почему? Да потому, что нам хотят привить рабскую психологию. Но такая психология всегда приводит к предательству. Предатель же всегда раб тех, кому он себя продает...

Во время каникул, — продолжал Абрахам, — белые студенты подрабатывают в нашем университете, в то время как есть масса нуждающихся африканцев, которые не могут закончить образование из-за чрезмерно высокой платы. Почему администрация не предоставляет эту работу африканцам?

Наконец, почему сегодня, здесь, мой отец сидит в последних рядах, а многие родители вообще остались за дверьми этого зала? Ведь передние ряды заняты белыми, которым до нас, в сущности, нет никакого дела. Система апартеида не оправдывает себя, хотя и объявлена «единственно возможным решением расовой проблемы в нашей стране». Кстати, в соответствии с этой политикой мы вправе были бы ожидать, что президент университета доктор Эйслен откажется от своего поста в пользу африканца, что белые преподаватели будут наконец заменены нашими братьями но происхождению. Но этого, конечно, никогда не произойдет. Лицемерие, ложь, запугивание — вот что такое апартеид. И наш Турфлооп — наглядный тому пример. Это было неслыханно: открыто заявить, что правительство в своих обещаниях предоставить африканцам самостоятельность, пусть при решении своих внутренних дел, лжет! Сотни глаз вперились в ректора Бошоффа. Он сидел бледный, вцепившись в подлокотники. Вот его лицо покрылось красными пятнами, глаза налились кровью — дерзость этого черномазого перешла всякие границы! Белые преподаватели в растерянности переглядывались, не зная, следует ли им уйти или остаться.

— Дорогие родители, — Тиро поискал глазами отца, — все это — проявления несправедливости, которые ни один нормальный студент не должен терпеть, кем бы он ни был, откуда бы ни пришел. И каждый из нас должен осознать лежащую на нем ответственность за освобождение своего народа. Какую пользу принесет нам образование, если мы не сможем помочь своей стране, своему народу в час испытаний? Если не связывать свою Судьбу с борьбой за освобождение, наше образование бессмысленно.

Негромкий голос Абрахама дрожал, и тем, кто видел Тиро впервые, он показался человеком увлекающимся, распалившимся под влиянием минуты. Но студенты хорошо знали, что каждое слово его всегда искренне, идет от сердца и потому достигает цели. Очень скоро после поступления в Турфлооп он был избран президентом Совета студенческих представителей — высшая выборная должность, какую может занять студент университета.

— ...Придет день, — закончил свою речь Тиро, — когда все люди полной грудью вдохнут воздух свободы, и тогда никто не сможет остановить ход событий...

Тиро с отцом спустились по лестнице, ведущей на территорию студенческого общежития, и медленно пошли к воротам. Отец молчал: конечно, о старой, выстраданной годами мечте придется забыть. Заявить такое при всех всесильным белым баас?! Просто не укладывается в голове. Что теперь будет с сыном, что скажут мать, братья? Ведь он единственный в деревне, кому так повезло... Старик сокрушенно вздохнул.

— Отец, я виноват перед тобой, — нарушил молчание Абрахам. — Но иначе я не мог. И не смог бы объяснить. Ты должен был сам увидеть. Увидеть, чтобы понять. — Он старался хоть как-то утешить отца и знал, что нет таких слов. — Пойми, мы здесь, в сущности, в клетке. Ну, окончили сегодня еще несколько человек колледж, а что дальше? Опять оскорбления, унижения, «Да, баас», «Нет, баас»?

Отец молчал.

Пиррова победа

На следующий день ректор подписал приказ об отчислении «бунтаря». Едва известие об этом разнеслось по кампусу, в конференц-зал повалили студенты. Откуда-то появились плакаты «Нам нужен Тиро, а не тирания!», «Свободу слова!».

Перебивая друг друга, споря, составили петицию ректору: «Тиро выступал по нашему поручению, от имени всех студентов. Мы требуем восстановить его в университете!»

Ректор был непреклонен. Вечером в вестибюле администрация вывесила свое решение: петиция отклонена, а Совет студенческих представителей немедленно распускается. На следующее утро возмущенные студенты сорвали уведомление и объявили: они вернутся к занятиям только вместе с Тиро.

К концу дня Бошофф подписал приказ об исключении всех 1200 студентов и приказал им немедленно покинуть территорию университета. Отключили воду и электричество. Студенты начали сидячую забастовку. Каждая из сторон выжидала. Но у студентов шансов было несравненно меньше. И все же только через неделю после того, как ректор объявил, что вызовет полицию, первые группы студентов начали разъезжаться по домам.