Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1971 год Страница 8

И в самом деле, эта штука кажется дьявольски простой: вы входите в агентство по продаже талонов спортивной лотереи, берете у смазливой девчонки длинную карточку, на которой обозначены тринадцать матчей предстоящего в субботу и воскресенье тура. Тринадцать встреч, в которых участвуют, как нетрудно догадаться, двадцать шесть команд. Вы должны обозначить свои прогнозы на все эти тринадцать матчей, проставив крестики в соответствующих графах карточки: либо возле команд, которые вы считаете вероятными победительницами, либо, если вы предполагаете в каком-то матче ничью, в средней графе. И все!.. После этого вы сдаете карточку обратно, и, наградив вас очаровательной улыбкой, девушка протягивает вам ее копию вместе с квитанцией, на которой обозначена сумма, которую вы должны заплатить за свои ставки. Дело в том, что подавляющее большинство кандидатов в миллионеры делают по нескольку двойных («дупло») или тройных («трипло») прогнозов в тех случаях, когда результат игры представляется им не совсем очевидным. В матчах, например, «Фламенго» и «Флуминенсе», которые по накалу страстей и традиционному отсутствию фаворитизма можно уподобить знаменитому финальному матчу на первенство СССР 1970 года между ЦСКА и «Динамо», болельщики предпочитают прогнозировать «трипло». Ну а когда, скажем, «Сантос» встречается с какой-нибудь скромной «Ипирангой» или «Понте-Прета», то тут обычно прогнозируется победа «Сантоса» либо «дупло»: победа «Сантоса» и ничья.

Кажется, просто: нужно дать больше двойных и тройных прогнозов на «сомнительные» матчи, и победа у вас в кармане! Увы, увлекаться «дупло» и «трипло» опасно: плата за такие прогнозы стремительно возрастает. И возрастает в геометрической прогрессии! За три «трипло» вы платите 27 крузейро, за пять — 243, за восемь — 656 и так далее. Для сведения можно указать, что средний заработок неквалифицированного рабочего в Рио-де-Жанейро не превышает обычно ста пятидесяти крузейро. Поэтому большинство «играет по маленькой», платя за свои талоны от двух до десяти крузейро. Если упомянутый Рикардиньо Майринк-Вейга, мечтавший в случае выигрыша пригласить на ближайший карнавал в Рио Бриджит Бардо, мог позволить себе расходовать в каждом туре по полтысячи крузейро, то старый Педро ни разу не платил за свои талоны больше дюжины монет. Старик тоже распланировал наиболее выгодное применение выигранных миллионов: часть средств будет положена в банк под проценты, вторая часть пойдет на покупку приличного ресторана поблизости от порта или на Копакабане. Остальные деньги он намеревался израсходовать на поездку в Португалию: надо же было, в конце концов, посетить отчую землю и поставить пудовую свечку святой Фатьме!

Силвия играла редко и всегда по два крузейро. Ей грезился новый двухэтажный дом в Петрополисе и университетский факультет — для дочки. Сержант Лопес, как и Силвия, играл по паре крузейро, но аккуратно: каждую неделю. Никогда не набирая больше восьми очков из тринадцати возможных, он не унывал, ибо верил в свою звезду. Он даже уже присмотрел небольшую фазенду около Санта-Крус (полчаса на автомашине от Рио, машину он, разумеется, тоже купит!), с птичником и банановой плантацией.

Ну а трое друзей — Зека, Флавио и Дамиан — покупали, как уже было сказано, свой талон в складчину по четыре крузейро с носа. Возвращаясь после сдачи талонов со ставками в «Лузитанию», друзья строили планы. Зека мечтал о покупке лесопилки, Флавио загадочно улыбался, а Дамиан ни о чем не мечтал. Для него было ясно одно: выигрыш позволит ему первый раз в жизни набить живот досыта. А что будет потом, увидим.

Каждый раз, когда по понедельникам газеты подводили итоги минувшего тура и печатали интервью с потрясенными победителями, «Лузитания» замирала, подавленная масштабами выигрышей. Было от чего обалдеть: какой-то Жовино, машинист маневрового паровоза на центральном вокзале, выиграл два с половиной миллиона в тот самый день, когда к нему в барак заявились полицейские комиссары с ордером о выселении за задержку арендной платы! Два с половиной миллиона свалились на голову парню. Два с половиной миллиона! Это был оклад Жовино за тысячу четыреста лет. Ну ладно, согласимся, что оклад его был нищенским, но даже если жить вполне прилично: каждый день покупать мясное филе, сливочное масло и молоко, даже если обзавестись дюжиной костюмов, купить машину, телевизор и вообще не экономить деньги, идя на рынок или в бар, и в этом случае по самым скромным подсчетам, сделанным Флавио при гробовом молчании всей «Лузитании», выигранных машинистом двух с половиной миллионов вполне хватило бы на 347 лет жизни!

Неделю спустя какая-то старуха, которая — подумать только! — ни разу в жизни не была на футболе, купив талон за два крузейро и наляпав своих корявых крестов в самых невероятных местах, выиграла три с лишним миллиона! С каждым туром размер выигрышей рос и вскоре достиг умопомрачительной величины: двенадцать миллионов крузейро... Сумму, которую просто-напросто невозможно было себе представить.

И как-то незаметно вся жизнь страны вдруг оказалась подчиненной законам лотереи. С понедельника по среду — лихорадочное обсуждение итогов минувшего тура и споры по поводу прогнозов на предстоящие в субботу и воскресенье матчи. В четверг и пятницу миллионы кандидатов в миллионеры устремлялись к окошкам агентств и контор, принимающих ставки. В пятницу с приближением полночи, когда продажа талонов прекращалась, гигантские хвосты выстраивались по улицам Рио и Сан-Паулу. Конторы вызывали полицию. До двенадцати часов ночи раздавались крики опоздавших, стоны придавленных в толкучке, ругань потерявших кошельки и башмаки, плач детей. В какое бы учреждение вы ни зашли в эти дни, в какое окошко ни просовывали бы свою озабоченную физиономию, с каким бы чиновником ни сталкивались, где бы вы ни остановились на перекур или в ожидании зеленого сигнала светофора,— прислушавшись к шепоту, спору или крику окружавших, вы наверняка слышали одно и то же:

— На пятый матч делаю «трипло».

— Говорят, раскрыли шайку в Мату-Гроссу, которая пыталась покупать вратарей для «уточнения» спорных игр.

— Проклятье: третий раз подряд делаю по четыре очка!..

— Говорят, на телестудии «Глобо» дают премию тем, кто не сделает ни одного очка!

Хотя в первые месяцы после своего появления лотерея была организована лишь в Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу, лихорадка охватила всю страну. Тому виной была неожиданно возникшая громадная армия «камбистов» — посредников, устремившихся с лотерейными талонами в глубинку. С понедельника до четверга они колесили по пыльным дорогам штатов Минас-Жерайс, Эспириту-Санту, Гояса и Баия, собирая ставки пастухов и старателей — гаримпейрос, рыбаков и мелких лавочников, бродячих торговцев и солдат маленьких провинциальных гарнизонов, крикливых служанок и их властных хозяек. Во второй половине недели, но не позже пятницы, набив чемоданы и сумки затрепанными до дыр крузейро, камбисты возвращались в Сан-Паулу или Рио для оформления ставок. Размах этих операций разросся до того, что транспортные компании вынуждены были увеличить на дюжину рейсов в неделю автобусное сообщение двух «столиц». Из 37 пассажиров рейсового автобуса, пришедшего 2 декабря 1970 года в Сан-Паулу, двадцать пять оказались камбистами.

Эти люди, оперировавшие громадными суммами, понимали, что ходят по краю пропасти. Поэтому вскоре стихийно возник неписаный кодекс взаимовыручки и безопасности. Нечто вроде инструкции для дипкурьеров. За все время следования в автобусе, иногда более суток, они не выходили на стоянках, держались всегда вместе, спали по очереди, не выпуская из дрожащих рук чемоданы и сумки с деньгами. Все эти тяготы и неудобства с лихвой компенсировались в тот долгожданный момент, когда измученный постоянным страхом, голодом и бессонницей камбист прибывал на автобусный вокзал Рио или Сан-Паулу.

Заинтересованные в громадных суммах, привозимых камбистами из глубинки, лотерейные агентства и конторы устраивали настоящую охоту за ними. Предлагали бесплатные роскошные отели, обеды и ужины в ресторанах, такси и даже спутниц на субботу и воскресенье — два дня, которые камбист проводил в «столице». В понедельник он с первым же утренним автобусом отправлялся в очередной вояж куда-нибудь в Пиндамоньянгабу или Гуарапуаву, таща в чемоданах кипы талонов на очередной тур.

Страна жила лотереей, которая, словно выпущенный из бутылки джинн, была готова расправиться с теми, кто ее породил. В правительственные канцелярии, в судебные органы, редакции газет и журналов сыпались письма, жалобы, заявления и протесты. Наряду с воплями моралистов, полагавших, что лотерея наносит удар по «святым традициям» и «незыблемым канонам», раздались голоса коммерсантов, обеспокоенных падением товарооборота. Снизилась продажа не только обуви, сливочного масла и детских игрушек, но даже газет и журналов. Люди стали реже ходить в кино, меньше пользоваться такси, экономить на сигаретах и пиве. На покупку лотерейных талонов пошли тощие сбережения, хранимые в рассохшихся бабушкиных комодах, неприкосновенные суммы, отложенные на случай болезни или свадьбы, на отпуск или похороны. Школьники несли в лотерейные конторы сентаво, сэкономленные на утренних завтраках и бутербродах, казначеи касс взаимопомощи, бледнея от страха, выдавали заведомо гиблые ссуды, не очень редки были случаи, когда скромные, отмеченные премиями за многолетнюю безупречную службу банковские кассиры запускали лапу в сейфы. Благодаря лотерее Бразилия вышла в 1970 году на первое место в мире по импорту перфокарт для электронно-вычислительных машин: именно компьютеры выискивали победителей среди миллионов охотников за миллионами. В этом проглядывалась какая-то ехидная гримаса цивилизации: самое совершенное орудие прогресса было поставлено на службу суетливым потным камбистам и мятущимся владельцам лотерейных контор.