Между домом и роддомом - Диана Ольховицкая Страница 8

– в детском отделении, их только на кормление приносили. Больница была провинциальная, все девчонки в палате простые, как и бабуля, из народа. И тут приводят к ним этакую столичную штучку – вся в золоте, французскими духами пахнет. Оказалось – прилетела к мужу, и тут внезапно начались преждевременные роды. Ребенок родился недоношенным, слабеньким, врачи сказали, что шансов, что выживет, мало.

- Бедная, - посочувствовала Маша. – Что ж ее угораздило на таком сроке куда-то лететь? Неужели выхода не было?

- За мужем следила, - пояснила Вика. – Ревновала очень. Как узнала, что ребенок проблемным родился – быстренько на него отказную написала, грудь перетянула и села себя в порядок приводить. Все для мужа старалась – чтобы к его приезду хорошо выглядеть. А у бабули как раз молоко пришло, да так много, что кошмар. Дочку на кормление принесли, та быстренько наелась и спит, а молоко все прибывает и прибывает. У бабули грудь, как камень, уже и температура подниматься начала.

- Мастит, - прокомментировала я. – Жуткая штука, у меня со старшим было, хорошо спохватились вовремя.

- Вот-вот, - подтвердила Вика. – Акушерка как бабулину грудь увидела, давай на нее орать:

«Ты, дура, чем думаешь? Тебя что мама сцеживаться не научила? Сейчас к хирургу под нож пойдешь!»

Бабуля в слезы:

«Нет у меня мамы и никого нет, мы с дочкой одни на белом свете!». Акушерка вздохнула и давай ей грудь разминать и расцеживать, боль жуткая, бабуля зубы сцепила, чтоб не кричать. Тут нянечка из детского отделения зашла, поглядела на эту картину и говорит:

«Молоко не выливайте, мне отказницу покормить нужно. Хотя, наверное, не поможет уже – ребенок ничего не ест».

А бабуле так жалко этого отказного ребенка стало – такая же сирота, как и она, получается:

«А можно мне на эту девочку посмотреть?»

Нянечка рукой махнула:

«А толку-то? Но если хочешь – смотри».

Зашла бабуля в детское отделение, детки все запелёнатые, как космонавты в скафандрах, лежат по кроваткам и сопят в две дырочки. А эта малышка - крохотная такая – не спит, смотрит в потолок, и губки скорбно так поджаты, как у старушки.

Бабуля ее на руки взяла:

«А почему это такая красавица ничего не кушает? Надо попить молочка!»

Малышка словно поняла ее и губами причмокнула.

«Слушай, девка, - оживилась нянечка. – А ты ей живую сиську сунь, вдруг возьмет? Это ж не резина какая-то!»

Малышка взяла грудь, сделала два глотка и заснула.

«Экая она слабенькая! – вздохнула нянечка. – Нет сил сосать».

И предложила бабуле:

«Давай я тебе в нашей каптерке постелю, будешь с ней лежать, и все время сиську давать. Пусть сколько хочет, столько и ест, куда ей режим, ей рассосаться надо».

- Кормление по требованию, - улыбнулась я. – Прямо как сейчас.

- Я тоже считаю, что это правильнее, - согласилась Вика. – Ребенок сам знает, сколько и когда ему нужно молока.

И продолжила рассказ.

- Так бабуля с отказницей всю ночь пролежала. Та сначала плохо ела – по глоточку, но бабуля ее уговаривала, губки молоком смазывала, в ротик молоко брызгала. И девочка понемногу-понемногу и вошла во вкус. К утру порозовела, повеселела, взяла грудь хорошо, да как начала сосать, прямо как молокоотсосик маленький. И все бабулины затвердения на груди рассосала. Так они друг друга спасли.

- Молодцы девочки! – порадовалась Маша.

- Утром пришла детская врач, бабулю похвалила и сказала, что ей теперь двоих на кормление приносить будут. Вернулась бабуля в палату, а там как раз к московской фифе муж приехал. Да какой муж! Зашел в палату, все девчонки ахнули: молодой, красивый, да еще и в летной форме. В те времена летчики вообще чуть ли не небожителями считались. А этот оказался не просто летчиком, а летчиком-испытателем, как раз там, в глухих степях, они новые самолеты испытывали.

Жена его с прической, при макияже, вся как картинка из журнала - мужа увидала и сделала трагическое лицо:

«Милый, такое несчастье! Я так страдаю!»

А он строго так:

«Где наш ребенок? Я хочу видеть ребенка!»

Жена глаза надушенным платочком промокнула и всхлипнула:

«Врачи сказали, что она не выживет. Может, она уже… Ах, давай уедем из этого ужасного места!»

Летчик сморгнул и сказал твердо:

«Без ребенка, живого или мертвого, я отсюда не уеду. Если так, то хоть похороню по-человечески».

Тут бабуля не выдержала и говорит:

«Не волнуйтесь, все в порядке с вашей девочкой. Она умница и очень хорошо кушает».

Летчик развернулся, прямо в глаза посмотрел:

«А вы кто?»

Тут бабуля хотела сказать, что она кормилица, но встретившись с летчиком взглядом, смутилась и правильное слово забыла. Поэтому промямлила:

«Я вашей дочке молочная мама!»

Летчик еще несколько секунд смотрел бабуле в глаза, затем повернулся на каблуках и вышел из палаты.

Вернулся он примерно через час. Жена бросилась к нему, но он прошел мимо нее, как мимо пустого места. Подошел к бабуле:

«Собирайся, через два часа летим в Москву».

«Как, куда, почему?» – растерялась бабуля.

«Я в курсе твоей ситуации, - пояснил он. – И знаю, что ты сделала для моей дочери. Поэтому предлагаю работу няни и… - Тут он улыбнулся. - Молочной мамы. А я со своей стороны обещаю, что ни ты, ни твой ребенок, ни в чем нуждаться не будут».

Потом он повернулся к жене, презрительно оглядел ее искусно накрашенное лицо и сказал:

«А тебя я больше видеть не желаю. Ты от нашего ребенка отказалась, значит, и от меня тоже. Свои вещи и свидетельство о разводе получишь по почте».

- Суровый мужчина! – уважительно протянула Маша.

- Да, - согласилась Вика. – Дедушка был строгим, но справедливым. И нас всех очень любил.

Тут она улыбнулась и пояснила:

- Бабуля няней недолго работала. Примерно через два месяца красавец-летчик разглядел в ней нечто большее и сделал предложение. А бабуля в слезы:

«Я так не хочу, это вы ради ребенка, а любви у вас нет».

Дедушка рассмеялся тогда и говорит:

«Это раньше у меня любви не было. А теперь я наконец-то встретил настоящую Любовь с большой буквы и никуда ее не отпущу». А бабушку-то мою Любой звали, Любовью то есть.

Вика вздохнула и продолжила:

- Прожили дедушка с бабушкой душа в душу пятьдесят пять лет, кроме мамы и тети Лиды у них еще два сына родилось, а потом внуки пошли