Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева Страница 8

Громовой Камень нахмурился, соображая.

– Такие сложности, комбат?

Гичи Вапе вздохнул.

– Если бы только эти, сержант. С охотой ещё ладно, к тому же и добычи кое-где уже на всех не хватает, а землю расширять нам не дадут, да и некуда расширяться. А вот что они ни обычаев, ни языка не знают, никакой квалификации нет, и учиться не хотят…

– Ну, – Громовой Камень усмехнулся, – в последнем они не самобытны.

Гичи Вапе внимательно посмотрел на него.

– Солоно пришлось, сержант.

Он не спрашивал, но Громовой Камень кивнул и поправил:

– Хреново. Я же не охотник теперь.

– Так, понятно. И куда теперь думаешь?

– В Эртиле или Юрге поищу.

– Учителем?

– А кем ещё я могу работать, комбат? Я – учитель, я учился на это.

– Педкласс?

– Два года. И ещё год на курсах после дембеля.

– Так, – Гичи Вапе задумчиво кивнул. – Пойдём. Посидим и поговорим спокойно.

К удивлению Громового Камня, у Гичи Вапе был свой ключ от одного из кабинетов. Канцелярский стол со стульями и шкаф в одном углу и застеленный узорчатым одеялом низкий диван-лежак в другом. Так сказать, две цивилизации рядом.

– Отец сейчас в стойбищах, – улыбнулся Гичи Вапе. – Нам не помешают, устраивайся.

Они сели на лежаке.

– Ты курсы где кончал?

– В Прокопьевске. Я там долечивался, ну, и заодно.

До сих пор они говорили на шауни с редкими русскими словами, но Гичи Вапе перешёл полностью на русский, и Громовой Камень поддержал его.

– Начальные классы?

– И шауни в средней школе. А что, комбат, есть место?

– Есть дело, – поправил его Гичи Вапе. – Понимаешь, дело. Серьёзное и долгое. Не все из резерваций поехали к нам, многие осели в России, особенно те, кого там называли интегрированными. Понимаешь?

– Представляю.

– И ещё многие уезжают с Равнины. И из новосёлов, и из старых родов. И тоже… интегрируются.

– Асфальтовые индейцы, – усмехнулся Громовой Камень.

– Да. И нужно, чтобы они оставались индейцами. И чтобы их дети… оставались с нами. Хотят жить в России? Пусть живут. Хотят пахать землю, стоять у станков, строить дома? Тоже пусть. Но нельзя, чтоб забыли язык, утратили обычаи, культуру. Понимаешь?

– Угу. Что важнее: существительное или прилагательное, так?

– Вот именно. Ты – молодец, всё правильно сообразил. Пусть асфальтовые, но индейцы. Ну как, возьмёшься?

– А не много меня одного на всю Россию будет? – деловито спросил Громовой Камень.

Гичи Вапе изумлённо посмотрел на него и захохотал. Засмеялся и Громовой Камень. Отсмеявшись, Гичи Вапе хлопнул его по плечу.

– А ты всё тот же. Скажешь, так скажешь. Но я серьёзно.

– Я тоже.

Громовой Камень достал сигареты. Гичи Вапе встал и принёс со стола глиняный черепок-пепельницу, поставил на лежак между ними, тоже достал сигареты. Ритуально обменялись и закурили. В общем, уже всё ясно и понятно, но надо не так договориться, как выговориться.

– Понимаешь, – Гичи Вапе как-то смущённо усмехнулся, – когда мы по резервациям ездили, ты, кстати, хоть одну видел? – Громовой Камень молча мотнул головой. – Жуткое зрелище, а по сути ещё страшнее. Так вот, я там с одним парнем столкнулся, индеец, но жил не в резервации, а работал пастухом у какой-то местной сволочи-лендлорда. И вот, представь, ни за что не хотел уезжать.

– Почему? – удивился Громовой Камень.

– Говорил, что ему и так хорошо. Ну, это, понятно, одни слова, да и смотря с чем сравнивать, но дело было не в жратве. А в том, что он не хотел быть индейцем, представляешь? Не веришь? Я ему говорю, что с племенем лучше, а он мне, что на хрена ему игры с перьями. Представляешь? Вся культура наша ему… игры с перьями! И не метис, индеец, чистый.

– Не уговорил ты его?

– Куда там! Я для него не авторитет. Ни погоны, ни ордена мои… Ну, этого, положим, и остальные не понимали. Но такое… И вот, понимаешь, зацепил он меня. Не могу забыть. Я потому и стал думать о таких. Навёл справки в беженском комитете.

– Это где Бурлаков заправляет?

– Он в комитете узников и жертв. Но это формально, а фактически всю репатриацию контролирует. Все угнанные – это же жертвы. Ну и…

– Слушай, – перебил его Громовой Камень. – Нашему бы, ветеранскому комитету, да бурлаковские деньги. А? Чтоб кроме дембельских ещё бы на обустройство получить.

– Размечтался! – хмыкнул Гичи Вапе. – У нас рохля в председателях, вот и получаем вместо ссуды тёплые слова и наилучшие пожелания. А откуда у бурлаковцев деньги… болтают разное. В основном, одобрительно. Дескать, грабит Империю.

– Её можно, – кивнул Громовой Камень. – И нужно.

– Да, жалко, что наш Совет не успел присоединиться, но тут уж… кто за трофеями не успел, тот и опоздал. Ладно, это в сторону, так вот, которые едут через его комитет, это интегрированные одиночки, до нас они не доезжают.

– Так ты ж сам говоришь, интегрированные, мы им не нужны.

– А они нам? И ещё. Мы им нужны, а что они этого ещё не поняли… Ну, так это и будет твоей работой.

Громовой Камень медленно, но уверенно кивнул.

– Понял. И куда мне ехать? В Кратово?

– Там уже всё есть. Но нам на уровне, – Гичи Вапе ткнул пальцем в потолок, – удалось договориться о шауни, как о втором иностранном по желанию. Первым оставляют английский, мало ли что, а шауни внесли в перечень вторых. Как узнали, многие и с той стороны, и от нас поехали в Ижорский Пояс. И ещё поедут. Там стройки, заводы… А точнее скажут в Ижорске. Ну?

– Не нукай, не запряг, – ответил по-русски Громовой Камень и рассмеялся. – Слушай, а если б ты не встретил меня?

– Я бы приехал к тебе в стойбище, – твёрдо ответил Гичи Вапе и упрямо повторил: – Ну?

– Без «ну», комбат, – Громовой Камень шевельнул плечами, намекая на стойку «смирно». – Приказы не обсуждают.

– Я не могу тебе приказывать, – тихо сказал Гичи Вапе.

– Ну, это я сам решаю, – отмахнулся Громовой Камень. – А Ижорский Пояс… смутно что-то. Он далеко?

– Смотря откуда, – улыбнулся Гичи Вапе. – Ну что, пойдём оформляться?

– Пошли, – кивнул Громовой Камень, гася окурок и подтягивая к себе палку.

Своего комбата он мог не стесняться: хоть не воевали вместе, но в одном госпитале лежали, а что Гичи Вапе из настоящих шеванезов, и его род был в числе