Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1992 год Страница 9

«Уважаемые мичиганцы! Если вы, проезжая по дороге, увидите двух ребят с серым и желтым рюкзаками, пожалуйста, не бойтесь остановиться и подвезти их. Ей-богу, мы не бродяги и не маньяки. Мы — обыкновенные путешественники. Запомните — два рюкзака, серый и желтый».

Вечером журналисты из «Стейт джорнэл» пригласили нас в бар. Я слышал о том, что в Америке определенные строгости с выпивкой для несовершеннолетних, но никогда не думал, насколько это серьезно. Перед входом в бар огромный детина останавливал всех, кому приблизительно меньше сорока, и спрашивал любой документ, подтверждающий, что вам больше двадцати одного.

Тут же возникла проблема: Стасу всего 19. Но не зря же мы воспитывались на похождениях Остапа Бендера — показали репортерские карточки газеты.

— Но здесь нет года рождения, — возразил работник бара.

— Дело в том, что наша газета — самая крупная в мире. Можете проверить по Книге рекордов Гиннесса. Как вы думаете, примут на работу в такую газету человека до 21 года?

Аргумент был принят без возражения.

Но в следующем баре — а разгулявшиеся американцы редко останавливаются в одном заведении на весь вечер — этот номер не прошел. Я показал паспорт и спас свою честь — на руку мне поставили синий штамп лояльности. А Стас по малолетству получил обидный красный штамп — если ты с этой позорной меткой хлебнешь в баре чего-нибудь крепче кока-колы, дело может обернуться крупным штрафом или приводом в полицию. Правда, выход был найден — одна из журналисток была за рулем, но взяла виски со льдом. У Стаса была законная кока, по цвету не слишком отличавшаяся от «скотча».

Лансинг мы покинули на машине университетского профессора Джима Вэлингтона. Он был среди слушателей нашей лекции, и ему захотелось помочь необычному проекту.

Вэлингтон, либеральный бородач и большой охотник до выпивки, направлялся в коттедж своей подружки на берегу озера Гурон. За несколько часов он домчал нас от Лансинга до Маки-ноу-Сити — худо-бедно, двести с лишним миль пути!

Дальше начинался чудовищно длинный шестимильный мост через пролив, разделявший два Великих озера — Мичиган и Гурон. На прощание Джим Вэлингтон надарил нам целый ворох карт разных регионов США.

Двое студентов в автомобильчике, забитом удочками и пивом, перебросили нас через мост и подвезли еще миль на тридцать по берегу Мичигана. Потом они свернули на север к какому-то потаенному рыбацкому озеру. Мы остались на пустынной лесной дороге.

Сориентировавшись по дорожному указателю, мы отправились к берегу озера и нашли там маленький частный кемпинг — пару трейлеров и несколько бревенчатых домишек.

Удивительный край — северный Мичиган, его еще называют Верхним полуостровом — суровые ели, березы, маленькие чистые озера, в лесу полно грибов и ягод — благодатней места и не придумаешь. А населенных пунктов совсем мало: американцы считают здешние края чуть ли не тундрой.

Мы искупались в озере, поставили палатку, а потом пошли на зов — хозяйские дети затеяли костер. Я помог нарубить дров четырнадцатилетнему сыну хозяйки, затем разговорился с его старшей сестрой.

Линда, крупная задумчивая девица, грустно смотрела в огонь.

— Хотите выпить? — спросила она неожиданно.

— Здесь есть где выпить? — удивился я.

— Я работаю в придорожном ресторанчике. У официантки всегда есть выпивка.

Она принесла джина и сока.

— Должно быть, скучно здесь жить? — спросил я.— Людей совсем не видно.

— Почему? Иногда сюда наезжают человек восемнадцать. Правда, в основном одни и те же — родственники, знакомые.

— И тебя никогда не тянуло поехать в большой город — Нью-Йорк или хотя бы Лансинг?

— А зачем? Здесь так спокойно, а потом — как родителей бросишь, у нас ведь здесь свое дело — кемпинг...

Свое представление об американцах мы привыкли составлять по тем беспечным туристам, что снуют по Красной плошали и валютным лавкам — с каким-то особым красивым загаром, причудливо одетые и, разумеется, богатые, они, сами того не зная, сформировали у нашего невыездного народа совершенно оторванный от жизни образ: вот такие они все. Да нет же, в Москве мы встречаем лишь тех американцев, у которых хватает средств и времени на перелет через океан, а большинству из них, типа официантки Линды, за всю жизнь не удается выбраться даже в соседнюю Канаду. Кстати, на протяженни всего нашего пути длиной в 15 тысяч километров мы в основном и встречались с «невыездными» американцами.

Утром, когда мы вышли на шоссе, я впервые осознал великую силу средств массовой информации. По дороге мирно катил небольшой семейный фургон с молодой женщиной за рулем. Увидев нас, она неожиданно притормозила — случай, до сих пор беспрецедентный. Высунувшись из окна, она неуверенно оглядела нас и наши рюкзаки:

— Эй, ребята, неужто вы те самые русские журналисты?

— Конечно, мы! — обрадовался я, вспомнив радиопередачу: узнали!

— Тогда полезайте в «вэн». Мы с мужем едем на Золотое озеро к моим родителям. Это на самом западе Мичигана.

Молодые супруги из Лансинга, Том и Кэтти, рассказали о том, как услышали передачу на работе и затем всем коллективом обсуждали, что бы каждый смог предложить русским, если встретил бы их по пути. Теперь им есть чем хвастать перед коллегами — русские достались на долю Тома и Кэтти.

Полдня мы ехали по лесному краю Верхнего полуострова и не уставали удивляться его безлюдности. На одном отрезке пути мы пересекали границу Висконсина и миль семнадцать катили по территории другого штата. Там Кэтти сделала остановку:

— Надо закупить пива — в Висконсине оно лучше и дешевле.

Есть все-таки своя прелесть жизни в федеративном государстве: надоело все — поезжай в соседний штат, там и порядки, и цены уже другие. Границу вроде не переезжал, а будто за рубежом побывал.

К вечеру мы добрались до Золотого озера. Прелестное местечко выбрали родители Кэтти для заслуженного отдыха — суровый, почти сказочный лес и озеро представляли собой отличную иллюстрацию для романов Фенимора Купера. Когда мы все вышли из машины, а затем полезли купаться после дороги, я заплыл на середину озера и почувствовал, как проснулся во мне надежно спрятанный индеец — несомненно, в одной из предыдущих жизней я охотился по берегам этого озера, сигнализировал кострами о приходе неприятеля и приветствовал соплеменников гортанным криком.

«Ого-го-го-го!» — ответили с берега Стас, Том, Кэтти и ее отец.

Отлично, я не один — наши все в сборе!

Погода неумолимо портилась, и мы решили остаться в доме гостеприимных мичиганских пенсионеров.

Мать Кэтти, бывшая учительница, с удовольствием болтала о русской истории, которую знала совсем недурно. Отец — в прошлом бизнесмен — оказался заядлым поклонником Бахуса. Он неделями страдал от отсутствия компании, поэтому с восторгом ходил за нами весь вечер по пятам и через каждые десять минут интересовался:

— Ну что, еще чего-нибудь принести?

И приносил.

Постепенно мы впали в блаженное состояние — вяло погрузившись в мягкие кресла у камина, мы рассуждали о всякой чепухе, с трудом ворочая языками.

Неожиданно речь зашла о хваленых американских свободах.

— Мне нравится большинство ваших гарантированных прав,— сказал я,— но одного из них я никак не могу принять — права на хранение огнестрельного оружия.

— А мне кажется,— заметил отец Кэтти,— что только это право и дает

возможность чувствовать себя хозяином на своей земле. Вот, вас ограбили — и вы как миленькие отдали двадцатку, да еще и здорово отделались, что эти мерзавцы не наделали в вас дырок. А представьте себе, если бы в ту минуту случился у тебя приличный «бульдог», и ты для острастки пальнул бы в воздух или по ногам того ублюдка с ножом? В следующий раз эти ребята уже хорошенько бы подумали, прежде чем останавливать незнакомца на улице. Хороший ствол — хороший педагог.

— И все-таки Европа как-то обходится без массового владения оружием.

— Так то — Европа. А в наших медвежьих краях, к примеру, попробуй проживи без «пушки» — мало ли какая четвероногая образина нагрянет из лесу, или того хуже — двуногая.

— А какое у вас оружие? — поинтересовался я.

— Э-э, брат, — усмехнулся он, — там, в шкафчике, у меня двадцать стволов — на любой случай.

— Неужто двадцать?

Он даже обиделся и повел нас в свою комнату, где мы действительно насчитали двадцать наменований оружия — от легкого револьвера «смит-энд-вессон» до крупнокалиберной винтовки, предназначенной не меньше, как для мамонта.

Оружие таинственно мерцало черно-масленым блеском и завораживало.

— Что, нравится? — спросил довольный хозяин. — Выбирай любой — пойдем, попробуем.

— Как, здесь?— удивились мы.