Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1986 год Страница 9

Редкий и для наших дней брак феллаха с бедуинкой состоялся. Но дело могло и не кончиться миром.

В своем презрении к земледельцам кочевник может сослаться на слова, приписываемые пророку Мохаммеду, когда в доме жителя Медины он увидел лемех плуга: «Эти вещи не входят в дом без того, чтобы вместе с ними не вошло унижение».

Под словом «крестьянин» мы подразумеваем прежде всего земледельца, хотя в более широком смысле скотовод-кочевник тоже крестьянин. В арабском языке «феллах» только земледелец, кочевник-верблюдовод — «бедуин». Хотя Египет — страна феллахов, нельзя не упомянуть и о кочевниках.

На протяжении истории сложные взаимоотношения вражды и сосуществования, военного грабежа и хозяйственных связей кочевников и оседлых на всем пространстве Северной Африки и Передней Азии были одним из важнейших факторов социально-экономической жизни. Для Египта после нашествия гиксосов-коневодов в XVII веке до нашей эры кочевники, особенно к началу новой эры, ассоциировались с верблюдоводами. С наступлением пустыни на саванну лошадь стала редкостью, предметом роскоши; лишь знать могла позволить себе иметь ее как боевое животное. Главным военно-транспортным животным стал верблюд. Он и оставался таковым вплоть до начала XX века.

Военный потенциал феллахов чаще всего уступал мощи жителей пустыни. Сам тип хозяйственной деятельности превращал кочевника в хорошего воина. Обладание стадами верблюдов позволяло бедуинам собираться быстро и незаметно для противника, наносить удары, а в случае неудачи рассеиваться в недоступную для противника пустыню. Наконец, военно-демократическая организация племен давала готовую и удобную структуру для чисто военной организации, облегчала руководство большими массами людей в походах и сражениях.

Военная, политическая и хозяйственная роль кочевников в современном Египте невелика. Их численность — сто-двести тысяч человек в сорокавосьмимиллионном населении страны — ничтожна. Но такая пропорция сложилась сравнительно недавно. Еще во времена экспедиции Наполеона в конце XVIII столетия бедуинов было триста-четыреста тысяч на два с половиной миллиона населения, что в сочетании с их военной организацией придавало им непропорционально большое влияние в стране. Со времен завоевания Египта арабами кочевники, смешиваясь с египетскими феллахами, способствовали их арабизации, во многих районах воздействовали на формирование этнического типа египтян. Но в целом бракам и ассимиляции препятствовало убеждение «аристократов пустыни» в благородстве своей крови: самый бедный бедуин гнушался отдать дочь замуж даже за очень состоятельного крестьянина.

Боязнь пустыни ассоциируется у многих феллахов с полузабытыми воспоминаниями о набегах кочевников. Противопоставление «оседлый» — «кочевник» было знакомо и в политической практике, и в быту, и в идеологии традиционного общества.

Мирный исход столкновения феллахов и бедуинов, невольным свидетелем которого я стал, был благополучен вдвойне: брак был признан и кровь не пролилась. Если бы кто-нибудь был ранен или — еще хуже,— убит, это означало бы первое звено бесконечной цепочки кровной мести.

Противоречивый, но проницательный египетский литератор и философ Аббас Махмуд аль-Аккад отмечал: «Мы не сможем понять, насколько египтянин консервативен или готов к бунту, если не поймем его любви к семье и его преданности традициям и семейным обычаям. Он консерватор в смысле сохранения семейного наследия, и во имя этого сохранения, консерватизма он готов на восстание, чтобы защитить свои традиции. Египтянин может забыть все, за исключением чувства снисхождения, милосердия и норм поведения в семье».

Египтяне стремятся к стабильности, предпочитая ее переменам, и выше многих других благ ставят семейный очаг. Мало того, улемы-богословы сходятся во мнении, что безбрачие безнравственно и является преступлением перед религией и обществом.

Египетская семья, особенно в деревне, представляет собой большую семейную группу, объединенную родственными связями по мужской линии. Во главе ее стоит пожилой мужчина и его жена; и эта группа включает женатых сыновей, их детей, возможно, женатых внуков и правнуков. Нередко они вместе питаются, владеют общим имуществом, вместе работают, вместе решают дела. Но их связывают не только общие экономические интересы и кровное родство, но и так называемая «асабия» — «кодекс чести» — социальные связи и обязанности большой семьи. У оседлых «асабия» охватывает большую семейную группу, называемую в нашей этнографической литературе «патронимией», у кочевников — племя или даже конфедерацию племен.

Сплоченность большой семьи крепко цементирует обязательство кровной мести. На мужчин — членов большой семьи — распространяется как угроза кровной мести враждебной семейной группы, так и обязанность мстить за своих. Внутри ее собирают и средства для того, чтобы откупиться от мстителей, если старики смогли полюбовно урегулировать спор.

Узы земли

Мудрость опыта предупреждает феллаха против лени, безделья, подсказывает: не будешь работать — не выживешь в этом мире, хотя феллах слишком хорошо знает, что вознаграждение неравноценно вложенному труду. Слишком высокая пирамида паразитов грабит его, живет за его счет.

«Над всеми чувствами феллахов господствует земля, привязанность к земле,— писал А. Аиру в начале 50-х годов.— Земле, которую феллах буквально разминает и руками и ногами, он отдается со всей страстью, если она принадлежит ему. Однако она почти никогда не бывает его собственностью. Здесь не земля принадлежит человеку, а человек земле. В этом кроется объяснение лености и бедности феллаха».

Леность феллаха? Не противоречит ли это свойство отмеченному трудолюбию египетского крестьянина?

Феллах трудится, потому что иначе ему не на что жить. При его питании и болезнях, при египетской летней жаре он трудится на пределе своих возможностей, если работает на себя. Но что может побудить его самоотверженно трудиться на других?

Безземелье — бич крестьянина. Оно было всеобщим в начале пятидесятых годов, о которых А. Аиру писал в своей книге. Оно стало еще более безысходным спустя тридцать лет, несмотря на проведенную аграрную реформу.

Аграрная реформа стала одной из первоочередных задач насеровской революции 1952 года. Социальное неравенство в деревне было выражено ярче, чем граница между пустыней и оазисом. На одном полюсе — двенадцать тысяч помещичьих семей, владевших более чем третью всей земли. На другом — более двух миллионов семейств, пятнадцать миллионов душ, не владевших ничем или владевших жалкими участками. Презрение к деревне, к тому, кто ее кормил, одевал и обеспечивал роскошью, к мужикам, испытывала египетская верхушка. Само слово «феллах» в этой среде стало оскорблением: «деревенщина», «дуралей», «быдло».

Аграрные реформы насеровской эпохи, установив максимум землевладения в сто федданов, ликвидировали класс крупных египетских помещиков. Лишив их политической власти, они подорвали и основу их экономического могущества. К середине шестидесятых годов у помещиков был изъят почти миллион федданов земли.

Земли распределяли участками от двух до пяти федданов в зависимости от их качества. Предпочтение отдавалось арендаторам или наемным работникам, жителям той деревни, где расположены участки, а также главам больших семей.

Аграрная реформа дала землю тремстам тысячам крестьянских семей. В шестидесятые годы были освоены новые посевные площади, и это также несколько ослабило земельный голод.

Но население деревни росло куда быстрее, чем количество земли, а промышленность не в силах была поглотить все излишние рабочие руки. Земельные угодья непрерывно дробились. Вчерашний середняк, разделив свои пять федданов между сыновьями, обрекал их на положение бедняков. Феллахи горько шутили, что многие участки можно прикрыть собственной галабеей. Почти треть феллахов вообще не имеет земли, представляя собой сельский пролетариат — поденщиков, батраков, арендаторов.

У более чем половины всех крестьянских хозяйств в восьмидесятые годы было всего по полфеддана земли, а то и того меньше. Советские исследователи называют такие хозяйства «мнимособственническими»: семьи эти в состоянии удовлетворить лишь меньше трети своих потребностей, но зато у них есть сознание того, что они землевладельцы.

Рабочий скот — после земли — самая вожделенная собственность феллаха. «Береги свой скот, и да продлится твоя жизнь»,— говорит пословица. Но у беднейших крестьян нет ни буйволов, ни коров, ни ослов.

Перепроизводство рабочих рук в деревне к восьмидесятым годам стало все более давящим. Сельское хозяйство дает лишь половину дохода сельских жителей. Остальной доход приносят случайные занятия, ремесла, сфера услуг, строительство и, наконец, все более растущая часть — денежные переводы от эмигрантов.