Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1984 год Страница 9

Помню, как в одном из боев на днепровском плацдарме Саша молотком укокошил одного не в меру расхрабрившегося фашиста. Тот вскочил на танк и стал замазывать триплексы, иначе — смотровые щели. Семенов внезапно открыл люк и молотком огрел его по голове. Да еще в придачу лимонку запустил по подбегающим фашистам. Потом подшучивали над ним: «Саша, покажи нам, как надо лупить фашистов кувалдой. Давай, не стесняйся».

У механиков-водителей танков жизнь на войне обычно коротка. Они первыми принимают удар: ближе них к врагу никого нет. Остальные члены экипажа хоть немного, но сзади. Наш Саша был живуч. Под Кировоградом загорелся его танк. Экипаж выскочил, отполз к своим. А Семенова, смотрим, нет. Что за чертовщина? Может быть, не выскочил? Командир уверяет, что видел его вне танка, а куда делся, не поймет. К вечеру является Семенов в батальон, довольный, на лошадке черной масти. На груди немецкий автомат. Смеется во весь рот.

— Ребята, смотрите-ка, Семенов тридцатьчетверку на живой КВ выменял. Давай, Сашок, заводи мотор. Крути хвост, скоро в атаку,— веселились танкисты.

Мы его ругать, а он нам сует бумагу. Читайте, мол. Разобрались. В бумаге командир стрелкового батальона просит нас представить к награде старшину Семенова. Оказалось, Саша при выходе из боя немного отклонился, наткнулся на пехотинцев. Они отражали очередную атаку противника. Не устоял и примкнул к ним. В одной из контратак отбили у немцев конную батарею. За геройство вручили Саше коня и снабдили бумагой.

...В Комаровке быстро нашли штаб стрелкового полка. Он занимал небольшую мазанку. Вошли, представились по форме. Внутри темновато, чадят фитили на солярке. Встретил нас командир полка. Рядом с ним за столом какой-то генерал в кавказской бурке и два или три штабных офицера.

— Опаздываете, капитан. Где танки?

— Ровно в 6.30 будут занимать оборону по северной опушке этого леса,— показал я по карте командира полка.

— Какая еще оборона, вы что, очумели? Мы в 7.00 атакуем Комаровку. Там скопилась уйма гитлеровцев. Надо выбивать их оттуда,— закричал генерал.

— Имею задачу от комбрига занять оборону. Горючее на пределе.

— Капитан! — еще выше поднял голос генерал. Я здесь ставлю задачи. И никто больше. Повторяю, в 7.00 атаковать вместе с пехотой. Иначе...

В мгновение — тысячи мыслей. Атаковать? А приказ Брижинева, а задачи на оборону, которые я поставил командирам рот? Все полетело к чертям. Горючее? Его нет. Остался час до атаки. Местность не видели. Пехоту тоже. С кем атакуем, какой противник, будет ли огневая поддержка — всего этого не знаем.

Делать нечего, надо готовить атаку, а не оборону. Сажусь на танк и еду хоть немного ознакомиться с местностью. Выскочил почти на передний край нашей пехоты. Вижу, в окопах бойцы в касках. Тишина. И вдруг шквал огня обрушился из Комаровки. Закрываю люк. Резко подаю назад. Подбегает пехотный капитан в каске.

— Эй, танкист, это ты поведешь нас в атаку?

— Как только подойдут танки, сразу и пойдем.

На ходу кое-что с ним согласовали. Но вижу, что-то мнется капитан. Спрашиваю:

— В чем сомнение, капитан, выкладывай.

— Да так,— нехотя отвечает он,— зачем атаковать? Они вот-вот сами попрут. Тут мы их и прикончим.

Вижу, подходят обе мои роты. В голове рота Ждановского. Свой танк как вкопанный остановил у моего. Его механик старшина Туз делал это виртуозно.

— Ну, комбат, где развертывать роту для обороны?

Думаю, ну что сказать моим ротным? Ясно же — атака не подготовлена.

Мысль одна — как лучше выполнить приказ в этой неразберихе.

Ровно в 7.00 Ждановский развернул роту в боевой порядок — ив атаку. Мчались танки, поднимая вихрь... Только прошли передний край, как противник обрушил по танкам и пехоте ураганный огонь. Ад кромешный. Шквал огня отрезает пехоту от танков. Она сразу же залегла. Танки идут вперед одни. Прямо под дула противотанковых пушек.

— Комбат, пехота лежит, как быть? Возвращаться за ней или вперед?

— Пехоту поведет Горбачев. Вам — вперед.

— Есть вперед!

Ставлю задачу Горбачеву: вместе с пехотой атаковать за Ждановским. Поначалу я хотел попридержать его. Но деваться некуда, командир полка сам бросился с офицерами поднимать пехоту в атаку. Это помогло. Вот уже за танками Горбачева плотная цепь бойцов. Жмутся к танкам. Это нам и надо. Рота Ждановского ворвалась в деревню. Но без пехоты. За что и погорели. В полном смысле погорели. Буквально за несколько минут подбито несколько танков. Первые убитые и раненые. И если бы не Горбачев с пехотой, то Ждановский и сам бы остался в той деревне.

У Леонида танк сгорел. Он пересел на другой. А его верный друг старшина Александр Туз остался на время без стального коня. Клянет все на свете. Недосмотрел. В упор получили несколько снарядов. И все в борт. Да, в деревню без пехоты не суйся.

Везуч был Туз. Сотни атак выдержал. Сменил несколько танков. Всю войну прошел. И сейчас здравствует в Подмосковье.

За исход атаки переживали вместе с командиром стрелкового полка, молодым, красивым полковником на белом коне.

— Товарищ полковник, садитесь в мой танк — и в деревню. Разве можно гарцевать на коне под таким огнем?

— Я с ним от Курска иду, и ничто не берет. Давай вперед. Я за тобой.

Не успел мой Семенов разогнать танк, как рой мин облепил нас со всех сторон.

Приоткрыл люк. Вижу, к полковнику бегут офицеры.

Оказалось — он смертельно ранен осколком. Его сразу же увезли. Вспоминаю, как боялись иногда некоторые пехотные офицеры садиться в танк. Трудно понять почему, но так было. Жаль было этого молодого офицера... Показалось мне, что только по велению военной необходимости он оказался в этой ситуации. Атака все же была не подготовлена и не обеспечена. Получаем приказ оставить деревню. Возвращаемся в исходное положение, вытягиваем два или три подбитых танка. На танках вывозим раненых.

Ждановский мечет гром и молнии. Сердце обливается кровью. И он остался без танка. Зато рота Горбачева цела. Она шла с пехотой во второй линии. Ну, думаю, воевать еще есть чем.

Пока разбирались, подъехал на машине комбриг. И давай нас крыть почем зря. Николая Моисеевича Брижинева я знаю еще по Сталинградской эпопее. В его полку я был командиром роты. Спокойствие, выдержка — его отличительные черты. А здесь...

— Что тут происходит? Где батальон? Почему танки горят? Где ваша оборона? Безобразие! — горячился он.

Помог подоспевший генерал, который ставил задачу на атаку. Он был чином выше комбрига.

Все стало на место. Начали думать, как лучше подготовиться на случай прорыва немцев из котла.

Комбриг вместе с генералом уточнили нам задачу и отправились в батальон Каратаева.

— Товарищ полковник, горючего почти нет, остались капли. Только на занятие обороны,— крикнул я вдогонку.

— Будет! Колесников не подведет,— ответил комбриг.— И еще: всех ремонтников направлю к вам. Танки восстановить к вечеру.

Да, он слово держать умел. О людях и технике думал. Мудр и опытен был наш комбриг.

...Расставались мы с ним весной 43-го. Так случилось, что наш 3-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус после многомесячных тяжелых боев вывели в резерв. Расположились в районе Кантемировки. Как-то прибыл в корпус офицер из штаба фронта и отобрал нескольких офицеров для работы во фронтовом штабе. Среди них был и я. От судьбы не уйдешь.

Пишу сводки, донесения, доставляю в армии приказы. То мотоциклом, то на знаменитом У-2. Конечно, не летчиком, а офицером связи. Всю Курскую битву отсидел в штабе бронетанковых войск фронта. Штаны протирал, бить фашистов разучился.

Правда, и польза была. Понял это много времени спустя. Видел работу фронтового штаба, всю кухню подготовки и руководства крупными сражениями. Посчастливилось с воздуха видеть знаменитое танковое сражение под Прохоровкой.

Рвусь в боевую часть. Вошел уже в конфликт с начальством. И вот приятная неожиданность. В середине августа из окна хаты, где мы корпели над картами, вижу... Кого?

— Да, Брижинева!

— Товарищ полковник, Николай Моисеевич! — кричу изо всех сил.— Вы ли это? — Бегу ему навстречу. Он ко мне. Обнялись, расцеловались.

— Какими судьбами?

— Да вот прибыл за назначением, бригаду дают.

— И я с вами... Возьмете? Посоветовал Брижиневу просить

27-ю. По долгу службы я знал все отдельные танковые бригады фронта. Особенно отличилась в боях 27-я гвардейская. От самого Сталинграда она воевала в составе 7-й гвардейской армии и была сейчас без командира. Комбриг полковник Невжинский Михаил Васильевич геройски погиб на харьковской земле.

В тот же день Николай Моисеевич отбыл в бригаду. Вскоре и я за ним.

...После боевого накала опять тишина. Белизна вокруг. Слышны только редкие выстрелы дальнобойной артиллерии и стрекотня зенитных пушек и пулеметов: транспортные самолеты все еще вывозят из котла офицеров.