Падение в пропасть - allig_eri Страница 9

сейчас мне повезло, был с местным, который, судя по виду, где-то там и обитает. А что будет, если пойду один? Хер бы его знал. Может, ничего, а может, соберу проблем. Я, конечно, крут и всё такое, но если завалю десяток отбросов, то не вызову ли этим каких проблем? Всё-таки не зря руководство Морбо опасается своего населения. Проклятые кашмирцы, рисковать нежелательно…

Кстати, площадь, как и все пустые пространства аналогичного характера, использовалась под место для торговли. И вроде ничего необычного, но подозрительно громкий крик на таскольском, моём родном и понятном языке, заставил меня, как и прочих людей вокруг, обернуться в сторону центра небольшого базара.

— … хулишь имя Хореса, нашего единого бога и повелителя! — разобрал я голос какого-то мужчины, а замеченные — из-за спин начавшей собираться толпы — стражники лишь подстегнули интерес. Я подошёл ближе, продолжая оставаться на некотором расстоянии ото всех.

— Она восхваляла Амму прямо при жреце, — громко пояснил кто-то из толпы, специально для новоприбывших.

— Вот дура, — добавил ещё один мужчина и покачал головой. — Бабы! — в сердцах бросил он, будто бы одно это слово объясняло всё происходящее.

Толпа вокруг роптала, но преимущественно на мунтосе, хоть временами я и разбирал знакомые слова.

— Тц, мало того, что ничего не понятно, так ещё и не видно! — Я потёр ладони, а потом оглянулся, подмечая удобный прилавок.

Поймав мой взгляд, стоящий за ним продавец на миг задумался, а потом растянул губы в усмешке.

— Десять медяков — и можешь встать, — указал он на доски своего навеса.

— Два медяка, — заявил я, а потом подпрыгнул на пятачок свободного пространства, между товарами, засыпая его пылью со своих сапог. Благо, на них были нанесены руны, иначе мои ноги давно сопрели бы до состояния вонючего болота.

— Я песок за два медяка убирать не буду! Девять монет и деньги сейчас! — возмутился он, стукнув по столу непонятно откуда вытащенной сучковатой дубиной.

— Пять, сразу, — кинул я ему медь, сосредоточив внимание на центре рынка, где высокий мужчина в одежде жреца на вытянутых руках удерживал какую-то женщину, укутанную в привычные взгляду тряпки. Рядом стояли солдаты — стандартный десяток стражи, оглядывающийся офицер и маг. Точнее — волшебница. Причём та самая, которую я видел по дороге!

— Давай шесть! — азартно заявил торговец, но я лишь бросил на него короткий взгляд, не удостоив ответа и вновь сосредоточив внимание на происходящем.

Вот жадные ублюдки. Раздражает эта черта кашмирцев. Иной раз кажется, что они и жопу свою продать готовы. Думаю, даже этот бородатый кретин был бы не против, предложи я десять золотых. Хотя… сторговались бы на пяти.

Между тем с женщины содрали ткань, оголив лицо и часть тела, просто порвав наряд. Я бы дал ей порядка сорока лет, что для низшего класса уже представляет собой тот возраст, который не красит человека. Безусловно, опытные целители могли всё поправить, превратив её в молодую девушку (имею в виду — внешне), но их услуги стоят золота. Очень большого количества золота.

Суть в том, что чисто внешне она не представляла никакого интереса, ещё и заливалась слезами, крича и умоляя отпустить. Утверждала, что исправится и забудет Амму, что каждый день будет молиться Хоресу, но жрец был неумолим.

— Тебе повезло, что обойдёшься обычной поркой, — по итогу постановил офицер, подходя ближе. — В наше время открытое почитание других богов может быть приравнено подстрекательству к мятежу.

Жест мужчины ознаменовал факт того, что её, полуголую (кусок ткани, которым она прикрывалась, окончательно оторвался), схватили стражники и начали привязывать к ближайшему столбу, на который был натянут тент от солнца. Там, как бы, находился чей-то прилавок, но всем было плевать. Кроме продавца, которого отогнали едва ли не пинками, чтобы не мешался.

— Во дают, — почесал я затылок, с опозданием заметив, что рядом со мной уже стоял тот самый кашмирец и вполголоса ругался на своём грёбаном мунтосе. Лицо мужчины было перекошено, а руки гневно мяли длинные засаленные рукава.

Отчего-то вспомнились строки некогда читанного «Века позора», вышедшего из-под пера Гильема Кауеца: «Раздор — это путь любой империи. Однажды я спросил отца, что это значит, и он описал империю как вечное отсутствие мира. Если нация воюет, сказал он мне, не по периодической прихоти агрессоров — как внутренних, так и внешних, а всегда, это значит, что один народ постоянно навязывает свои интересы другим народам и нация уже не нация, а империя. Он был мудрее меня, уже тогда понимая, что война и империя для нашего легендарного бессмертного правителя — суть одно и то же. Вещи, видимые с разных вершин, единственное мерило могущества и единственная гарантия славы».

По какой-то причине буйный нрав толпы, окруживший эту группу стражи, ускользнул и от жреца, и от офицера. И если последний поначалу ещё отслеживал настроение людей, то потом, видимо, увлёкся, лично достав плеть и начав избивать нарушительницу, пока жрец читал молитвы.

О самой женщине я не мог сказать ничего. Слышал часть её слов и криков, но суть ускользала. Даже не мог сказать, правда ли она восхваляла Амму или лишь упомянула её, ведь не был свидетелем. Однако закон, касающийся других богов, и правда достаточно суров. Плевать, что я знаю: люди продолжают поклоняться не только истинно сущему Хоресу, но и ложным идолам, вот только если они делают это тайно, то какая разница? Пусть продолжают действовать тайно, дабы не смущать всех остальных. За прилюдное же восхваление другого бога (порицание приветствуется) и правда полагается наказание, так что стража и жрец в своём праве, однако…

— Надо, мать вашу, головой думать, — едва слышно произнёс я, хотя мог и орать в полный голос. Гвалт стоял такой дикий, что звуки заглушались, не успевая покинуть пределы моего рта. Толпа внезапно рванула к страже в каком-то едином порыве, набрасываясь на них и начиная забивать всем чем только можно: кулаками, ногами, палками, камнями, ножами… Полыхнула магия, но волшебница то ли не успела, то ли растерялась, то ли напугалась. Страх — это эмоция некромантов, позволяющая обращать в прах мёртвую плоть, скопившуюся на теле поднятой марионетки. Ну, и конечно же, он используется в рунах и алхимии. Никак не при нападении толпы обезумевших горожан!

Я начал действовать быстрее, чем успел подумать. Зря! Подумать бы надо было! Зачем мне влезать в это дерьмо⁈ Зачем, Кирин⁈ На хера⁈

Струя