Лестница в небеса. Исповедь советского пацана - Артур Болен Страница 93

человек лезет на рожон. Нужна веская причина. В восьмидесятые годы протесты приобретали причудливые формы. Кто-то не выдержал и выкинул телевизор с пятого этажа, наивно полагая, что вместе с ним выкинул и опостылевшего ненавистного Леонида Брежнева. Кто-то, напившись, разбил бюст Ильича в Красном уголке. Насмотрелся я на этих протестантов. На одного подлинного героя, который восстает против несправедливости, приходится тысяча пустозвонов, честолюбие которых не знает покоя. Из этого перегноя вырастает странное ядовитое племя бездельников, ругателей и пьяниц, которые полагают себя совестью нации и спасителями человечества. Их главная отличительная особенность основана на нескольких незыблемых постулатах. Первое – это твердая вера в то, что они ни в чем не виноваты. Второе – что они достойны много лучшего. Третье – что в «этой» стране ничего не получится. Отсюда следует четвертый вывод – поэтому ничего делать и не надо. Казалось бы, ну и уймись наконец. Нет, эволюция мысли продолжается. Пятое, и главное, «эта страна» – говно, и люди в ней говно. Шестое: но есть избранные – они не говно. Им просто выпала горькая участь жить среди говна. Поэтому они страдают. И обличают, обличают, обличают… Просто невозможно себе представить, что стало бы с этим племенем, лиши их возможности обличать. Обличая, они дают себе право грешить напропалую, потому что «все равно ничего не выйдет». Любой дельный человек вызывает у них раздражение, а чужой успех равен оскорблению.

Однажды, сто лет назад, это племя неудачников уже сгубило Россию, теперь, на исходе семидесяти лет советской власти, неудачники наплодились вновь. Скоро их час настанет.

Однако я отвлекся от литературы.

Теперь я с удовольствием читаю советскую прозу. Иногда с иронией, иногда с ностальгией. Иногда с любопытством, какое случается, когда читаешь что-то интересное про экзотические страны. Про папуасов, например…

Разве это не экзотика? Кипит работа! Мудрый, как удав Каа, секретарь обкома (непременно для меня в образе артиста Евгения Матвеева) отечески вразумляет боевого товарища, секретаря райкома, который умудрился влюбиться в замужнюю женщину: «Не дело ты, Иван, затеял, не дело! И народ все видит, жалеет тебя, дурака! А это плохая жалость, Иван!» В литературе той поры, в негласной табели о рангах, насколько я понял, за секретарями райкомов закреплялось право влюбиться в замужнюю женщину, с условием высоких производственных показателей и дальнейшей горькой расплаты. Председатель колхоза мог грешить и не каяться, но и на высокие удои при этом ему рассчитывать не приходилось. И если подгулявшего секретаря райкома вразумлял секретарь обкома, то председателя колхоза учил уму-разуму секретарь райкома. По-настоящему грешили бригадиры. Эти могли и напиться, и морду набить. Завхозы были падшие создания: мелкие, вертлявые, мутные и скользкие.

Секретарь обкома был уже недосягаем для греха и находился в прямой связи с высшими партийными силами. Еще выше стояли уже полубоги, которые редко попадали в кадр или на страницы романов. Они, в свою очередь, мудро вершили суды и направляли, исполняя волю верховного жреца, которого, как в еврейской религиозной традиции, по имени нельзя было называть, да и всуе вспоминать не стоило.

В каждом колхозе был свой мудрый дед, который держал связь времен, видел живого Дзержинского или Калинина, и в критической ситуации изрекал глубокие народные мудрости. Дед мог позволить себе критиковать начальство, к которому обращался на «ты», мог даже вольнодумствовать на религиозные темы; над дедом посмеивались, но и прислушивались весьма серьезно. Если деда не было или его было недостаточно, всегда наготове был секретарь парткома. Секретарь парткома был сед. У настоящего, чистой пробы, секретаря парткома под сердцем должен был остаться осколок с гражданской или Отечественной войны. Не знаю, как в реальности, но в литературе в задачу секретаря входило поднять дух колхозников, когда наступала очередная жопа.

Это, так сказать, главные персонажи. Но в советской литературе был аромат «ложного благополучия», как после хорошей дозы мепробамата, который теперь невозможно воссоздать и очень талантливому перу. Так в нынешнем кинематографе невозможно воссоздать советские послевоенные лица. Как ни стараются приблизиться к правде режиссер, костюмер, обряжая артистов в карикатурные тельняшки и кирзачи, заставляя их зверски корчить рожи и произносить грубые слова, а получается «клюква». Для того, чтобы правдиво изобразить работягу шестидесятых, надо пожить в рабочем общежитии годика два и протереть брюки на заднице на различных собраниях, а по утрам шесть раз в неделю втыкаться в переполненный автобус, чтоб доехать до заводской проходной. Даже в юных лицах из семидесятых появляется некое самомнение, которого нет в шестидесятниках. Лица пятидесятых только и ждут, когда их поведут на подвиг. Нынешние лица для обывателя той поры – это вообще иностранцы из капиталистических стран. Попробуйте заставить сыграть даже гениального голливудского актера пролетария с Обуховки середины шестидесятых…

А такие мульки, как переходящие вымпелы ударников коммунистического труда (помните?!). Повышенные обязательства? Борьба с мещанством, борьба с фарцовщиками, борьба со стилягами, борьба с пережитками, с природой, с родимыми пятнами капитализма, за мир, за Анжелу Дэвис, за прогресс, за урожай… Борьба, борьба, борьба!

Кто вел нас в этот вечный бой? Трудно поверить, что Брежнев, который едва добирался до трибуны без посторонней помощи. Суслов? Даже не смешно. Юные секретари комсомольских органов, конечно, пыжились, играя в пламенных бойцов, но кто им верил и кто шел за ними?..

Наверное, была все-таки в национальном характере русского народа заложена ядерная бомба, фитиль которой так опрометчиво зажег неуемный еврейский народ. Могучая и неуправляемая стихия получила строгое направление: в светлое будущее! Символ веры – «Москва – Третий Рим» – в сердцах народа не угас, но зазвучал по-новому: на музыку Пьера Дегейтера. В «машиахах» тоже недостатка не было. Началась великая смута, которую пролетарские горлопаны назвали революцией без конца. Честолюбивые и злые получили точку опоры, смиренные – новое ярмо на шею. Мир вздрогнул от дурного предчувствия и только умолял большевиков продолжать адский эксперимент в границах бывшей Российской империи, не выплескиваясь наружу. С таким же успехом либералы могли взывать к спокойствию взбесившийся океан или бушующий пожар, который сами же и раздували. Кто виноват в этом безумии? Помимо главного библейского зачинщика, имя им – легион! Все сплясали кровавый краковяк на костях своих отцов. Все и наплакались. Всем и ответ держать. Тем более, что вместо троцкистско-ленинского дурмана, с Запада приходит новый дурман, едва ли лучший. Но ведь и прежний казался таким желанным, особенно когда смотришь на него через линзы Голливуда в говнодавах фабрики «Скороход».

Короче, с Машей-идейной психопаткой было покончено. С кривлякой Игорьком тоже. Любви не получилось. Получилась какая-то похабель, причем с первой же страницы. 146 страниц машинописного