Последняя надежда - Феликс Эйли Страница 97

Когда гвардеец ушёл, Сестра и Брат снова встали вместе на стеклянном полу. Внизу бушевало море.

Эрнст посмотрел на Изабеллу и подумал:

«Всё будет хорошо», – он ласково взял её за руку.

Он улыбался своей Сестре – тепло и искренне, желая, чтобы ей стало лучше.

«Да, Эрнст», – ответила Изабелла, – «да».

Она тоже улыбнулась своему Брату, но её улыбка была горькой и задумчивой.

«Мы что-нибудь придумаем», – подумал Эрнст.

«Не нужно слов», – мысленно произнесла его Сестра

Изабелла протянула ему вторую руку, и он взял её. Брат и Сестра ощутили тепло, исходящее друг от друга. То самое, что всегда их согревало в трудную минуту. Эрнст смотрел на Изабеллу, и Изабелла смотрела на Эрнста ясным, обнадёживающим взглядом.

Они подошли ещё ближе и крепко обнялись. Словно на мгновение всё исчезло – комната, Лимбо, планы Арабеллы – и остались только они вдвоём. Сестра и Брат, которые были рядом друг с другом ещё до фиолетовой силы и Поля. Шум прибоя постепенно затих. Они стояли вместе, не желая разнимать объятия, а внизу, под их ногами и стеклянным полом, снова спокойно зеленел луг и росли цветы.

Глава 16

Тайны Лимбо

Посреди голубого неба парила крепость из белого металлопластика. Её шпиль, увенчанный статуей женщины, выступал посреди на вид мягких, похожих на вату облаков. Золотые шпили башен блестели под палящим солнцем Рая.

К этой крепости летели три маленькие точки. То были три ангела из Небесного Воинства. Размахивая крыльями, они направлялись к белоснежной стреле, парящей высоко над бескрайним океаном Рая. Когда ангелы приблизились к небесной цитадели, воздух озарила голубая вспышка силового щита. Воины Зевса ударились о нематериальную преграду, и их бездыханные тела разлетелись в разные стороны, чтобы, в конечном счете, провалиться сквозь облака и сгинуть навеки в море.

Внутри одной из башен небесного оплота Лимбо открылись автоматические двери. Его хозяйка, Арабелла Тереза Эмма Левски, вошла в комнату с голубыми стенами и прозрачным полом, под которым росли цветы. При виде своей пленительницы Эрнст и Изабелла насторожились, готовясь к худшему. Прошло две недели, и всё это время Брат и Сестра пребывали в практически полном одиночестве и из живых существ видели лишь друг друга. Только механические гвардейцы приносили им еду и уходили.

– Вот я снова здесь, – спокойно сказала Арабелла.

– Чем мы обязаны твоему визиту? – ядовито усмехнулся Эрнст.

– Я хотела… поговорить, – не сменяя тона, Левски.

Волшебница снова села в белое просторное кресло. Она выглядела так уверенно, будто уже склонила близнецов на свою сторону.

– Ну же, присаживайтесь, – доброжелательно произнесла Арабелла, кивком указывая на диван рядом с креслом.

Изабелла и Эрнст сели, с недоверием глядя на Левски.

– Чего ты хочешь? – спросила Сестра, – чтобы мы встали на твою сторону?

– Этому не бывать, – жёстко отрезал Брат.

Арабелла улыбнулась в ответ.

– Вы так считаете, – сказала она, – вот скажите, не всё ли вам равно, что случится с Богом? Вы же в него никогда не верили.

– Нам всё равно, что будет с Зевсом, – ответил Эрнст, – но не всё равно, что случится со Вселенной. Если у него действительно такая большая сила, то ты сможешь сделать с ней всё, что угодно. Ты будешь очень опасна.

Арабелла раздражённо вздохнула.

– Слова, пустые слова, – произнесла волшебница, – кто это говорит? Ты или твоё желание быть хорошим?

Эрнст задумался. Изабелла озадаченно посмотрела на своего Брата.

– На самом деле у нас больше причин сотрудничать, чем воевать, – с улыбкой сказала Арабелла.

– Каких же? – бросила Сестра.

– Мы с вами очень похожи, – мягко ответила Арабелла.

– Это ложь, – холодно произнёс Эрнст.

Он всем естеством отрицал, что у него с Изабеллой могло быть что-то общее с опасной колдуньей, которая хочет убить Бога и может уничтожить всё живое. Но в то же время рассказ Арабеллы о своём прошлом вызвал у Брата, как и у Сестры, весьма противоречивые чувства…

– Правда? – усмехнулась волшебница, – разве вы не испытываете то же глубинное, неистребимое недоверие к миру, что и я? Вспомните своё детство и то, что было до фиолетовой силы. Ещё с малых лет вы чувствовали себя чужими, брошенными здесь. Ваши родители любили вас, но между вами и ими словно всегда была непреодолимая стена. Вам казалось, что они погрязли в предрассудках своего времени, и вы стремились к лучшей жизни, более простой в чём-то, а в другом – более сложной, осмысленной, где есть место не нелепым условностям, а разуму и свободе. Вы не голодали и не жили в бедности, несмотря на лихие времена Ульчини, но воспринимали это как должное, при этом желая большего, но уже не в материальном плане. Вы видели насквозь, что ваши родители неидеальны, и хотели стать лучше их. Вы оглядывались на прошлое своей семьи. Ваши прапрабабушки и прапрадедушки были аракастскими и лемонтскими крестьянами, которых добрый социалист Рамирес посчитал достойными жизни после апокалипсиса. Затем с каждым поколением жизнь улучшалась, даже несмотря на массовые чистки Айзенманна. Всё больше членов вашей семьи получали высшее образование и более престижные должности. А затем случились реформы Ульчини. Конечно, они поставили крест на научной карьере ваших родителей, но не помешали им развить ваши умы ещё до школы, подогрев вашу врождённую любознательность. Хорхе и Жаклин Перес надеялись, что интеллект для вас, как и для большинства работников умственного труда, будет инструментом, который дома можно положить на полочку ради милых сердцу мещанских традиций, но вы использовали его и для осмысления всего вокруг, для понимания, как устроена реальность. Вам хотелось большего, и школа подтверждала в ваших глазах, что вы идёте правильной дорогой. Вы были в ней самыми умными, но никогда не теми хорошими мальчиком и девочкой, которых хотела видеть Максима Гаритос. Одноклассники вас презирали и ненавидели, и вы отвечали им абсолютно тем же, успокаивая себя тем, что они начали войну.