В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Окулов Андрей Владимирович Страница 22

Книг он написал огромное количество. Обо всем подряд. Так, как ему все виделось. Как-то раз один из героев, Евгений Кушев, о кагором он написал как о «сироте, никогда не видевшем своего отца», подошел к Анатолию Эммануиловичу и возмутился:

— Что вы здесь понаписали? Я прекрасно знал своего отца!

На что Краснов-Левитин отмахнулся:

— Кому лучше знать, автору или вам?!

Как-то раз после конференции один из участников пригласил его на ужин. Так как все происходило в общем зале, а разговаривали оба громко, я слышал окончание их политической дискуссии.

— Вот вы, Анатолий Эммануилович, говорите, что частную собственность необходимо упразднить. Я в своей лавке день и ночь работаю, так что же я, по-вашему, — эксплуататор?

— А вас за вашу лавку, — отвечает захмелевший старый эсер, — надобно повесить!

— Ну вот, — обиделся собеседник, — а я вас тут бифштексом кормлю!

В тот год выхожу я после доклада и направляюсь в бар. Смотрю, возле бара — кладовка какая-то, за занавеской. Я решил полюбопытствовать — забрался за занавеску, а там масонская атрибутика свалена. Какие-то ритуальные циркули, молотки, фартуки. И целая полка, заваленная кукурузными початками. Зачем масонам кукуруза? Не знаю, но решил найти ей применение. Смотрю — возле бара стоит импозантный Юрка Миллер, молодой энтээсовец из Лондона. С бородой, в шикарном костюме, с черным «дипломатом». Размахивает руками и объясняет что-то члену Европейского парламента, стильной даме, прибывшей на конференцию в качестве гостя. Он обожал напыщенно вещать черт-те что, а сам небось просто пытался произвести впечатление на красивую женщину. Свой шикарный «дипломат» с золотыми буквами «НТС» он поставил рядышком. Возле той самой кладовки.

Пока Юрка был углублен в беседу с депутатом, я тихо взял его чемодан, занес в кладовку и доверху загрузил масонской кукурузой. Закрыл и поставил на прежнее место, а сам стал наблюдать из-за стойки.

Юрка произвел на депутата сильное впечатление. Под конец разговора он говорит:

— А сейчас я покажу вам нашу последнюю резолюцию!

Берет свой «дипломат», открывает его… и по всему залу катятся початки кукурузы! Бар хохочет, Юрка в недоумении, депутат — тоже. Шутка удалась. А масоны и без кукурузы обойдутся.

В 1981 году в «Посеве» мне сказали, что Владимир Буковский прочел мою статью в журнале и хотел бы со мной встретиться, так как скоро он приезжает во Франкфурт по делам. Знаменитый диссидент, которого в 1976 году обменяли на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана. Его книга «И возвращается ветер…» мне очень понравилась: написана прекрасным языком, замечательная иллюстрация к истории диссидентского движения в СССР. Естественно, что маме и мне было очень интересно с ним познакомиться.

Он пригласил нас в китайский ресторан в центре города. Времени у него было не много. Он расспросил о положении дел в Ленинграде, о наших планах на Западе. Я рассказал, что связан с НТС, дальнейшие планы также связаны с этой организацией. Он поморщился:

— Тюлька все это! Весь этот НТС… Кружок пенсионеров во Франкфурте. Я с ним был в контакте с 1965 года. Привезли литературу — спасибо, нужно забрать самиздатскую рукопись — пожалуйста. Ну и всё. Мои друзья, Галансков и Добровольский, к НТС относились так же. А когда Юра Галансков погиб в лагере, эти старики его в свой «исполком» зачислили! Чтобы оправдать свое существование. Нечего тебе с ними возиться. Вот у меня будет все — свои издания, своя организация. Если у тебя есть контакты в Питере, то я буду рад переправить им литературу…

О том, что это за «своя» организация, он тогда не сообщил. «Интернационал сопротивления» еще только создавался. Администрация Рейгана выделила на антикоммунистическую пропагандистскую работу немалые деньги. Многие правозащитники, оказавшиеся на Западе, видели в НТС конкурента, который занимается подобной деятельностью уже не один десяток лет. Им казалось, что если они получат эти средства, то справятся с этим не хуже. В связи с этим нападок в адрес НТС в эмигрантской прессе появилось немало. «Кружок пенсионеров во Франкфурте» на эти нападки не отвечал.

Шла «холодная война». Руководство организации считало, что затевать в это время склоки по одну сторону баррикады нельзя.

Уже в середине девяностых, когда Буковский опубликовал свою книгу «Московский процесс», где обвинил НТС во всех смертных грехах, было решено ответить ему. Ведь война к тому времени закончилась.

Я получил доступ в архив «Закрытого сектора» и посмотрел дело Буковского, Галанскова, отчеты курьеров, которые к ним ездили, переписку с Министерством иностранных дел Чили по поводу обмена на Корвалана. Тогда в журнале «Посев» появилась статья «Наказание за помощь», где эти данные были преданы гласности. Реакции со стороны Буковского не последовало. Но все это случилось позже.

А тогда мы просто поговорили и разошлись. Буковский надписал мне свою фотографию на память: «Андрею и ленинградской молодежной оппозиции с надеждой на будущее. В. Буковский. 15 декабря 1981».

В тот вечер я приехал на квартиру, где жил Миша Назаров. Он занимал лишь половину, во второй останавливались члены НТС и гости организации. На кухне сидел высокий худощавый старик, которого я раньше не видел. Он приветливо представился:

— Столыпин. Аркадий Петрович.

Это был сын великого русского премьера. Старый член НТС. Он долгие годы заседал в совете организации и в Высшем суде совести и чести.

Мы не так долго беседовали: он спрашивал мое мнение о произведениях Солженицына. Ему больше всего нравился «Матренин двор».

Во время взрыва на Аптекарском острове, устроенного эсерами, он катался на трехколесном велосипеде. Его далеко отбросило взрывной волной. Его старшая сестра пострадала гораздо сильнее.

В эмиграцию он попал вместе с Белой армией. Вступил в НТС. Во время Второй мировой был председателем Парижской группы союза. Старики с удовольствием рассказывали, как во время арестов руководства НТС к нему в дом ворвалось гестапо. Аркадий Петрович любил долго поспать. Утром в спальню вбежала его жена и в ужасе закричала:

— Аркадий! Гестапо!

Аркадий Петрович высунулся из-под одеяла, обвел сонным взглядом гестаповцев и произнес легендарную фразу:

— Какой кошмар!

После чего завернулся в одеяло и… снова уснул! Гестаповцы были оскорблены в лучших чувствах: это был единственный человек, который, услышав «гестапо», просто уснул…

Когда советский «историко-писатель» Валентин Пикуль написал очередное творение, касавшееся времени правления Петра Столыпина, он не пожалел черной краски для создания портрета «реакционного премьера». Но когда Аркадий Петрович прочел слова о том, что «Столыпин тяпнул стопку водки», он не только возмутился, по и удивился:

— Отец был трезвенником! На столе за обедом, кроме воды, никаких напитков не было.

Он написал об этом статью в «Посеве». Аркадий Петрович рассказывал, как его, маленького мальчика, по Зимнему дворцу водил старый лакей, служивший еще при Александре II. Он рассказывал про царя-освободителя и про все покушения, совершенные народовольцами. Про выстрел Соловьева у решетки Летнего сада он говорил своими словами:

— Злодей стреляет, стреляет; a Em Императорское Величество всемилостивейше уклоняется!

Аркадий Петрович писал в «Посев» до глубокой старости. Но, как это случилось у многих эмигрантов, внуки его по-русски уже не говорили. Оп скончался в Париже в 1990 году.

Вскоре мне довелось стать свидетелем еще одной попытки создания новой политической партии. Один диссидент из провинции, отсидевший несколько лет за то, что пытался создать партию «демократического социализма» в СССР, выехал на Запад. В НТС к нему отнеслись хорошо, печатали, приглашали на конференции, устроили на работу. Но вскоре стали обращать внимание, что после собраний он отводит людей в сторону и объясняет им, что «НТС — старичье, я скоро сам создам свою партию, вот у меня подучится нечто серьезное! Так что вы уж лучше со мной дело имейте». Старики показали ему от ворот поворот.