Мы из ЧК - Толкач Михаил Яковлевич Страница 28

— У кого прижился?

— Иногда ночует у кухарки генеральской. Что все рукавички вяжет. Помнишь?.. Постоянно якорь еще не бросил — дрейфует. Молодой, интересный…

Леонов взбил черный чуб и стал поспешно натягивать одежду. Васильев хитровато прищурил глаз.

— А как же сутки, Семен Григорьевич?..

— Громов, Зеликман — за мною! — распорядился Леонов, взбираясь по крутому подъему.

Дворник понимающе смотрел на нас, отвязывал деревяшку от культи. Васильев хотел помочь ему. Морячок отстранил руку чекиста, ловко стянул тельняшку и, прыгая на одной ноге, вбежал в реку, упал на живот, ухнул и поплыл саженками…

…В садочке возле «Астории» на скамейке сидела Зоя. Чуток под хмельком. Нос густо напудрен. В глубоком вырезе кофты открывались пухлые груди. Увидев Леонова, поднялась навстречу.

— Гражданин начальник! — начала она. — Я женщина честная и не люблю штучек фраеров. Дело у меня к вам.

Семен Григорьевич проводил ее в свой кабинет.

— Садитесь, Зоя Викторовна. Что такое случилось?..

— Свои рубли я зарабатываю честно, — продолжала Зоя, усаживаясь на стул. — И нечего за мною следить! Смотрю, филер за углом. А ко мне в гости фронтовик. Такой беленький, ужасть. А я, извиняйте, не могу спокойно — очень они симпатичные, беленькие… — Зойка тряхнула рыжими кудерками. — А ваш филер торчит. Какое удовольствие?.. Так что, гражданин чекист, не нужно аплодисментов!

— Он еще придет, беленький твой?..

Зоя Викторовна кокетлива погрозила пальцем:

— Уж не ревнуете ли?

Леонов нахмурился и сухо оборвал:

— Давайте о деле, гражданка! Зачем пришли?

Женщина надула крашеные губы:

— Зойку все любят и уважают. Пусть это знают ваши филеры. Семен Григорьевич, а того, что керенки мне подсунул, куда задевали?

— Прогнали! Вы что, за этим приходили? — Леонов начинал терять терпение. — Ближе к делу!

— Так вот, гражданин чекист, зачем я пришла. Филеры, думаю, не за мною охотятся. Я птичка! Правильно думаю?.. Молчишь! Зойка понимает, что к чему! Мне хроменький беленький тоже не понравился. Понятно?.. Выпили мы. Уснули. Все по-честному. А он зубами скрыгает — мороз по коже! Страсть не люблю. И все бормочет, бормочет… Прислушалась: по-польски. Всю ночь не давал спать… Утром спрашиваю: «Ты по-польски можешь?» Всполошился: «А что?» Говорю ему: «Интересно знать». А он: «С поляками воевал. Нахватался ихних словечек». Говорю ему: «Радуйся! Поляков выгнали из Киева». А он на меня с кулаками.

Леонов положил широкую свою ладонь на плечо женщины:

— Зоя Викторовна, пусть еще придет твой беленький.

— А вы хорошо делаете, что зовете меня Викторовной. Это приятно!

— Так договорились? Ну, и сама знаешь, Викторовна: ты меня не видела, и я тебя не слышал.

— Могила! — Зоя вынула из ридикюля зеркальце и пуховкой припудрила носик. — Зашли бы, Семен Григорьевич. Чайком побаловались бы…

— Работать тебе нужно, Зоя Викторовна. Может, подыскать? Легкую, в тепле. Советская власть полное равноправие дала…

— А я сама себе хозяйка. Что хочу, то и делаю. — Женщина поднялась, одернула короткую юбку и вышла за дверь…

«Придется обратиться в местком профсоюза. Пусть займутся ею» — думал Леонов о дальнейшей судьбе Зойки Рыжей.

В тот же день, назвавшись инспектором пожарной части, Иосиф Зеликман обошел дом № 121 по улице Карла Маркса, в центре Сечереченска. Чекист спустился и в полуподвальное помещение, где квартировала Зоя Викторовна. Пробирался к ней по узкому темному коридору, примечая повороты и выступы. Операция могла быть и ночью — вести придется! Единственное окно, выходившее во двор, было зарешечено и запылено, и свет едва сочился.

Вернувшись в ЧК, Зеликман по памяти нарисовал план дома № 121 — выходы, окна, двери, коридоры. И отнес его Платонову.

…А у Васильева в комнате сидел знакомый стрелочник, совсем лысый, в холщовой рубахе навыпуск и степенно рассказывал:

— Стою у будки, чищу стекло. Подходит хромой гражданин: «Здорово!» «Здорово!» — отвечаю. «Прикурить не найдется?» — Подаю сирныки. Чиркает спичкой и мизинец отгибает, як тот барин. «Що з пальцем?» — спрашиваю. «Привычка» — и глаза отвел. Смикитил я: его благородие не хочет быть его благородием. Ну, черт с тобою! На том и расстались. А сегодня поехал к мосту, покопаться в огороде. И снова — здорово: барин мой — ось вин! На бережку покуривает, будто бы той стороной любуется. А сам глаз не спускает с моста. Дождался смены караульных и смылся. А тут, понимаете, на соседнем огороде мужичонка в клетчатой кепке топчется, что-то ковыряет. И на мост зеньки пялит. Фу-ты! Только мой барин потопал — этот незнакомый огородник следом. Чудеса! Говорю соби: Мыкита, справа нечистая. Крой швыдче к товарищу Васильеву. Проверьте оцэ.

— И проверим, товарищ дорогой! Дякую за сообщение…

Стрелочник за двери, а на порог — Никандр Фисюненко. Весь в черноземе. Клетчатая кепчонка на макушке.

— Проследил-таки Войтовича! От Зойки Рыжей подался на станцию. Потом к мосту попер! — восторженно докладывал Никандр, вытирая руки о старенькие штаны в узкую полоску.

— Понимаешь, место чистое. Как следить?.. Пришлось на огород налечь. Удивится хозяин: нашелся дурак бесплатно грядки полоть!

— Идем, огородник липовый!

— Как все случайно выходит, Федор Максимович, — говорил Васильев в кабинете начальника дорожно-транспортной ЧК. — Дворник случайно подсказал. Стрелочник случайно увидел. Зойка Рыжая случайно…

Платонов размеренно вышагивал по кабинету. Это меня всегда раздражало — приходилось водить головой ему вслед.

— Случайность помогает тому, кто к ней подготовлен, Василий Михайлович. Открытие Войтовича в значительной мере обусловлено тем, что наш народ настроен против всяческой мрази. Он настроен помочь нам в борьбе с врагом. Наша борьба — его борьба! «Теперь не надо бояться человека с ружьем» — помните слова Ленина? Народ вложил нам в руки меч. А мы должны быть такими же мудрыми, сметливыми, бесстрашными, волевыми, как сам народ…

Чекисты зацепили шпиона и прилипли к нему — не разлить водой! Второй тенью его стали Вася Васильев и Фисюненко. У Платонова и Леонова стягивались в узелок все ниточки: где бывал Войтович, что делал, с кем встречался, где ночевал, куда заходил обедать…

…Тимофей Морозов поднял Леонова телефонным звонком среди ночи:

— Еду к вам насчет гостя!

А утром докладывает, сердитый, невыспавшийся, с красными от переутомления глазами:

— Этот самый Пащенко Борис Федорович получил мандат в паровозном депо. Зина Очерет сама печатала. Она машинисткой работает. А взял документ Мусий Якименко.

— Что за птица? — спросил Леонов, настороженно поводя черными усами.

— Был членом петлюровской Центральной рады. Теперь — машинист. Поет в клубном хоре…

Вошел Платонов. Чекисты встали. Он поздоровался, присел рядом с Леоновым:

— Продолжайте, Тимофей Иванович!

— На разработку поставлю Скрипниченко. Дельный хлопец. Проверен в деле. Из Самары приехал, большевик.

Платонов согласился, но посоветовал:

— Зина пусть в клубный хор запишется. Присмотритесь к драматическому кружку. С душком нехорошим самодеятельность…

— А ведь Якименко там главным закоперщиком! — хлопнул себя по лбу Морозов.

— Вот-вот, присмотритесь…

Уехал Морозов в Долгушино, а на нас нагрянули новые тревоги: Войтович вторые сутки не выходил от Зойки Рыжей. Самые различные предположения рождались: вдруг заметил слежку?.. А может, Зойка Рыжая сболтнула?.. А может, наши парни проморгали?..

Из Москвы, из центрального аппарата ВЧК, сигнал: вражеский лазутчик будет прорываться в столицу. Арестовать шпиона в Сечереченске!

— А где он? — нервничал Леонов.

— Не майся, Семен Григорьевич, — успокаивал Васильев. — Перед прыжком в Москву залег медведь. Чтобы следы запутать. И Зою не выпускает. А насчет нее не сомневайся: дивчина верная. Если дала слово — кремень!

— Как операцию проведем, так займись, Вася, ее устройством. Куда-нибудь работать. Нельзя терпеть такую…