Вожди и разведка. От Ленина до Путина - Дамаскин Игорь Анатольевич Страница 34

Вся поступающая из резидентур информация по атомной бомбе, по прямому указанию Сталина, должна была под расписку вручаться только Курчатову. На него были распространены правила, принятые по делу «Энормоз» в разведке: он не имел права при подготовке отзывов или запросов пользоваться чьей-либо помощью, все документы исполнял только лично, от руки. Поступавшая из резидентур информация доводилась им до своих сподвижников в собственной интерпретации. В результате новые моменты в исследованиях, по свидетельству Игоря Васильевича, воспринимались учеными как сведения, поступившие, вероятно, из других отечественных секретных центров. Надо думать, что в некоторых случаях их считали плодами раздумий самого Курчатова, что, конечно, работало на его авторитет (хотя, следует признать, что он действительно был автором многих передовых идей). Такая маскировка содействовала интересам разведки, ибо отвечала требованиям конспирации. Это положение существовало до создания в 1945 году Специального комитета Совета министров СССР по проблеме № 1, после чего круг адресатов расширился.

Поступавшая от разведки информация, с самого начала работы Лаборатории № 2, стала играть важную роль. Значение первых же сведений, с которыми занимался Курчатов, состояло, по его мнению, в том, что они «заставляют нас по многим вопросам пересмотреть свои взгляды» и указывают «на технические возможности решения всей проблемы в значительно более короткие сроки, чем предполагалось. Эта информация имела важное значение, ибо способствовала оптимизации программы создания собственного атомного оружия и необходимых для того теоретических исследований, экспериментов, конструкторских разработок и т. д.».

Вот в качестве примера лишь один из документов Курчатова:

«Соверш. Секретно.

Заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР т. Первухину М.Г.

Произведенное мной рассмотрение материала показало, что получение его имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки.

С одной стороны, материал показал серьезность и напряженность научно-исследовательской работы в Англии по проблеме урана, с другой — дал возможность получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновать весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения…»

Академик Иоффе считал, что получаемые данные «на много месяцев сокращали объем работ и облегчали выбор направлений, освобождали от длительных поисков. Я не встречал ни одного ложного указания».

Не надо говорить, как воодушевляли разведчиков такие отзывы.

Помимо Лаборатории № 2, по указанию Берни была создана и Лаборатория № 3 — на всякий случай, вдруг что-то не получится у Курчатова или он умышленно начнет заниматься надувательством. В нее из «шарашки» подобрали т. н. «дублеров».

В 1943 году Сталин рекомендовал включить кандидатуру Курчатова на избрание его академиком. Но на тайных выборах он не прошел, избрали Алиханова. Иоффе, понимая, что с мнением вождя надо серьезно считаться, убедил президента Академии наук СССР Комарова выйти с предложением в ЦК КПСС о добавлении еще одной единицы для голосования специально для Курчатова. Так Игорь Васильевич в свои сорок лет «без конкуренции» стал академиком. На этот раз Сталин не ошибся в выборе.

В 1942 году между Англией и СССР было заключено соглашение об обмене секретной технологической информацией. Как же британский союзник выполнял свои обязательства?

Летом 1943 года в канадском городе Квебеке Рузвельтом и Черчиллем было подписано секретное соглашение о совместных усилиях по созданию атомной бомбы на территории США. Англия рассчитывала на равноправное сотрудничество, но вскоре американские партнеры начали отстранять англичан от наиболее перспективных направлений в работе. Был в этом соглашении и еще один пункт: «…не сообщать какой-либо информации по атомной бомбе третьим странам». Имелся в виду СССР, несмотря на соглашение 1942 года.

Ну что же, если с нами действовали не по-джентльментски, приходилось и нам не по-джентльментски проникать в чужие секреты.

После открытия Второго фронта вслед за наступающими войсками союзников, а иногда и обгоняя их, по территории Германии двигалась специальная группа, состоящая из разведчиков и специалистов в области ядерной физики, именовавшаяся миссмей «Алсос». Ее задачей было выявить, разыскать и вывезти в США крупных немецких физиков, что она успешно и проделала. Представлявшие особый интерес физики Вернер Гейзенберг, Отто Ган, Макс фон Лау и другие известные немецкие ученые были переправлены в Америку и начали работать на новых хозяев.

После капитуляции Германии подобная группа, по указанию Сталина, была сформирована и в СССР. В нее вошли Харитон, Арцимович, Флёров, Кикоин, Головин, а также несколько разведчиков. Возглавил ее замнаркома внутренних дел, известный инженер и организатор производства Звенягин.

К сожалению, американцы уже успели «почистить» Германию. Советской стороне достался лишь нобелевский лауреат Густав Герц, специалист по металлургии урана Николай Риль, фон Арденне и другие менее значительные фигуры. Зато в наши руки попала большая партия вывезенной немцами из Конго окиси урана (в количестве более 100 тонн). Впоследствии она использовалась как сырье для производства плутония. Кроме того, залежи урановой руды в Судетских горах на территории Германии и Чехословакии попали под наш контроль.

2 июля 1945 года Сталин, Молотов, Берия, а также Курчатов были проинформированы (по шифртелеграмме Квасникова) об ориентировочной дате взрыва американской атомной бомбы (10 июля) и ознакомлены с ее кратким описанием.

Однако наступило 10 июля, прошло еще несколько дней, а ожидаемого взрыва не было, как и информации о нем.

18 июля 1945 года открылась Потсдамская конференция глав трех союзнических государств — СССР, США и Великобритании. И именно к ее открытию американцы подготовили «эффектный номер» — известие о том, что испытание атомной бомбы прошло успешно. Оно состоялось рано утром 16 июля, а телеграмму об этом Трумэн получил (с учетом разницы во времени) в ночь на 18-е, перед самым открытием конференции. Он себя чувствовал «на коне». Как сообщить об этом Сталину? Договорились с Черчиллем сказать ему о бомбе в общей форме, как бы между прочим, и проследить за его реакцией.

Вот как об этом свидетельствует дочь президента США Маргарет Трумэн:

«Мой отец… подошел к советскому лидеру и сообщил ему, что Соединенные Штаты создали новое оружие «необыкновенной и разрушительной силы». Премьер Черчилль и государственный секретарь Бирнс находились в нескольких шагах и пристально следили за реакцией Сталина. Он сохранил поразительное спокойствие… Мой отец, г-н Черчилль и г-н Бирнс пришли к заключению, что Сталин не понял значения только что услышанного…».

А вот как отозвался об этом эпизоде У. Черчилль:

«Сталин не имел ни малейшего представления, насколько важно то, что ему сообщили…».

Есть еще один вариант, согласно которому Черчилль или Трумэн сказал: «Этот азиат ничего не понял».

Но «азиат» все прекрасно понял, он был уже готов к подобному известию, поэтому и был спокоен.

Когда после открытия конференции он вернулся в свою резиденцию, то в присутствии Г.К. Жукова рассказал Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном по поводу бомбы.

В конце беседы он, чуть улыбнувшись, заключил:

— Они посчитали, что я не оценил значения того, чего достигли американцы, и потому печально разочаровались моей реакцией. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении наших работ по атомной программе…

Однако в тот вечер звонок из Потсдама не застал на месте руководителя Лаборатории № 2, и тогда Сталин попросил соединить его с Берией. Воспроизводим этот короткий телефонный разговор по воспоминаниям одного из сотрудников разведки, находившегося в тот момент в кабинете Берии: