Ольга Клещевич - Иероглифика Петергофа. Алхимические аллюзии в символике Петергофского садово-паркового ансамбля Страница 4

Таким образом, президент Берг-коллегии и директор Санкт-Петербургского Монетного двора Яков Брюс, занимал в российской государственной системе те же посты, которые занимали в западной Европе люди, имеющие непосредственное отношение к алхимии. В своей московской резиденции, располагавшейся в Сухаревой башне, Я. Брюс много времени уделял научным экспериментам. Именно здесь Брюс основал первую астрономическую обсерваторию в России, и именно здесь таинственное «Общество Нептуна» якобы практиковало алхимию. Подавляющее большинство легенд, ссылаясь на неустанное стремление Брюса к различным видам магии и алхимии, описывают Сухареву башню как его штаб-квартиру, в подвальной лаборатории которой он без устали работал по ночам.[50]

Самое серьезное свидетельство глубокого интереса Брюса к алхимии, несомненно, можно найти в его личной библиотеке. Она, по содержанию алхимических, герметических и оккультных книг, безусловно, находится на одном уровне с конфискованной впоследствии библиотекой Николая Новикова. Более того, утверждение, что розенкрейцерство и розенкрейцерские тексты были привезены в Россию сотрудником Новикова И. Г. Шварцем в 1770 и 1780-х гг., опровергается характером библиотеки Брюса, которая содержит много работ в розенкрейцеровском духе.[51] Р. Коллиз, ссылаясь на каталог библиотеки Я. Брюса, пишет о 143 алхимических работах, написанных 87-ю авторами, без учета многих других произведений, имеющих отношение к естественной магии, геомантии и астрологии.[52] Следует отметить также большое количество современных ему (и преимущественно немецких) алхимических работ. К ним относятся, например, работы девятнадцати немецких алхимиков, написанных и опубликованных после 1700 г.: Иоганна Михаэля Фауста, Иоганна Кристофа Отто фон Гельвига, Фридриха Цобеля и других.[53]

Вторым деятелем, связанным с реформами Петра I в России и имеющим несомненный интерес к эзотерике, Р. Коллиз называет Феофана Прокоповича (1681–1736). Вот как о роли Прокоповича пишет известный исследователь русской философской мысли проф. А. Ф. Замалеев: «вокруг него (Петра – О. К.) складывается “ученая дружина” – когорта интеллектуалов, поднявшая стяг европеизации России. Во главе ее стояли Феофан Прокопович и Татищев, два крупных мыслителя-прагматика, сыгравших важную роль в сплочении русского ранне-интеллигентского движения». [54]

Вплоть до своей смерти в 1736 г. Прокопович, архиепископ Новгорода, оставался стойким приверженцем наследия Петра, в создании которого он сам играл значительную роль, будучи главным идеологом петровского абсолютизма, воплощенного в «Правде Монаршей Воли» (1722) и в многочисленных панегириках, посвященных величию Императора начиная с Полтавской победы в 1709 и заканчивая его похоронами в 1725 г.[55]

Знакомство Прокоповича с Петром состоялось в 1709 г., в Киеве, во время торжеств по случаю победы русских войск под Полтавой. Царь обратил внимание на Прокоповича во время чтения последним «Похвального слова», и с того времени он постоянно покровительствовал Феофану, а в 1715 г. вызывал его в Петербург для подготовки церковной реформы.

По приезде в 1716 г. в Санкт-Петербург, Прокопович стал основным двигателем программы радикальной духовной реформы. Это проявилось с публикацией «Духовного регламента» или «Устава» (1721), сопровождающаяся учреждением Священного Синода в Санкт-Петербурге, где Прокопович был назначен Вице-президентом. Впредь, на всех церковных службах имя Патриарха было заменено упоминанием Священного Синода, вошедшего в новую систему государственных коллегий, представляющих новую правительственную иерархию. Эта духовная реформа шла рука об руку с образовательной реформой, как это было обрисовано в общих чертах в самом Регламенте, который провозглашал: «учение доброе и основательное есть всякои ползы, как отечества, так и церкве, аки корень и семя и основание».[56]

Прокопович был последовательным защитником всеобщего образования. Он не видел никакого противоречия между научными исследованиями и религиозной верой. Фактически, в «Регламенте» он активно поощряет духовное просвещение через науку. Прокопович играл активную роль в организации Санкт-Петербургской Академии наук, и с ее первых дней поддерживал ее ученых.[57] До прибытия в Санкт-Петербург, Прокопович был профессором в Киевской Академии, где в 1704 г. читал курсы богословия, риторики, поэтики и философии (которая включала в себя логику, естественную философию, математику и этику).[58] Сохранившиеся рукописи его лекций 1707–1709 гг., изданные в Киеве в 1979–1981 гг., показывают человека, который со знанием дела говорил и писал о последних достижениях во всех областях естественной философии, включая алхимию.[59]

Прокопович посвящает три страницы своей «Естественной Философии» предмету алхимии, ее истории и высказываясь положительно по поводу ее практики и целей. Во вводном параграфе описания алхимии Прокопович заявляет, что «нет необходимости возражать против факта, что искусство может обладать силой природы, и поэтому я считаю, что оно не может быть отделено от природы».[60] Он признает, что алхимики, несмотря на «большое постоянство и замечательное упорство» не получили, вплоть до сего дня, настоящее золота,[61] однако допускает, что неудача алхимиков в прошлом не отрицает возможности того, что они справятся со своей задачей в будущем.

В трактате «Естественная Философия» Ф. Прокопович показывает достойные эксперта знания в практической и теоретической областях процесса химического разделения элементов и подробно описывает их качества. Эта часть работы основывается в большой степени на исследованиях Даниэля Сеннерта (1572–1637). «Даниэль Сеннерт, – писал Прокопович, описывая ртуть, – называет её божественной жидкостью или духом, который с только большим усилием можно отделить от превосходной серы и очень редкой соли».[62]

Прокопович утверждал, что знание природы не направлено против христианских законов, поскольку Бог уважает тех, кто пытается изучить природу, и вера является основой для ума, стремящегося к знанию. Он также отмечал, что истинное понятие причины кроется в понимании божественной гармонии природы, которая кажется благоухающей верой по аналогии с макро и микро-мирами.[63]

С переездом в Санкт-Петербурге в 1716 г., Прокопович не оставил свои изыскания в области естественной философии, и предположительно стал Оратором так называемого «Общества Нептуна», связанного с научным экспериментированием, алхимией и даже масонством.[64] Более того, он примкнул к литературно-философскому кружку, так называемой «ученой дружине», в котором состояли Яков Брюс и В. Н. Татищев.[65] В Санкт-Петербурге Прокопович полностью отдался библиомании, собирая библиотеку, составившую более чем 3000 томов на момент его смерти в 1736 г. Большинство этой коллекции имело теологическую направленность, но имелось и значительное количество алхимических работ 34-х авторов, включая Даниэля Сеннерта, и множество оккультных трактатов, таких авторов, как Генрих Корнелиус Агриппа (1486–1535), Левий Лемин (1505–1568), Марчелло Пилиндженио, Джироламо Кардано (1501–1576) и Джованни Баттиста делла Порта (1535–1615).[66]

Алхимическая коллекция Прокоповича не столь обширна как у его друга и коллеги Брюса, но весьма значима. Трудно представить любое другое духовное лицо в России в то время, способное сделать успешную теологическую карьеру, имея такие «сомнительные» научные интересы. Обладание Прокоповичем коллекцией алхимических трактатов, по словам Коллиза, было смелым и опасным предприятием, которое, вероятно, покоилось на протекции и патронаже самого Царя. Поддержка Петра была крайне важна для начала карьеры Прокоповича в Санкт-Петербурге, где он столкнулся серьезным противостоянием конкурентов. Так, назначение его Епископом Пскова в 1718 г., было отклонено Стефаном Яворским, на том основании, что Прокопович – еретик, защищающий иноверие, что было серьезным обвинением.

Третьим сподвижником Петра Великого в области «тайных наук» Коллиз называет шотландского врача Роберта Эрскина (1677–1718). Он прибыл в Россию летом 1704 г. и играл существенную роль в стране вплоть до своей ранней смерти в возрасте сорока одного года в ноябре 1718 г. В начале своей карьеры он был личным врачом А. Д. Меншикова, затем быстро продвинулся и стал лейб-медиком царя, а затем архиатром – главой всего медицинского ведомства.[67] В этой роли Эрскин был инициатором создания первого аптекарского и ботанического сада России в Санкт-Петербурге. В 1714 г. Царь назначил Эрскина первым директором Кунсткамеры, а также директором ее библиотеки. В 1716 г. он стал членом Государственного Совета, что давало привилегию наследуемого дворянства. Большое уважение, которое Петр I питал к Эрскину, отражено в организации его государственных похорон в январе 1719 г. и то, что он был похоронен рядом с любимой родной сестрой Царя, Наталией Алексеевной, в Александро-Невской Лавре.