Александр Мусин - Церковная старина в современной России Страница 41

Одновременно обострилась ситуация в Тобольске в связи с передачей Тобольско-Тюменской епархии части зданий архитектурного музея-заповедника на территории кремля для организации там архиерейской резиденции и семинарии[254] Софийский собор был передан церкви еще в 1991 г.

12 октября 2000 г. появилось обращение сотрудников музея, направленное министру культуры, представителю Президента по Уральскому округу, патриарху и местным губернаторам, в этом обращении епархия обвинялась в «уничтожении культурных памятников». Письмо свидетельствовало о рассеивании иллюзий местной интеллигенции по поводу роли Русской Церкви в ее нынешнем виде в возрождении культурной и духовной жизни. 17 ноября в прямом эфире Тобольского телевидения мэр города В. Воробьев распорядился создать комиссию по проверке изложенных в письме фактов и обратился в городскую прокуратуру. Протоиерей Алексий Сидоренко выступил на защиту епархии, сразу же перейдя в нападение на музейщиков. Музей обвинялся в том, что превратил Софийский двор в бомжатник. Епархия, имея лицензию на реставрационную деятельность, напротив, привела в порядок собор, территорию вокруг здания бывшей консистории, монашеского корпуса и Красной гостиницы. Спорным оставался лишь архиерейский дом. Осложнилась ситуация вокруг другого Софийского собора. Вологодская епархия выразила протест против раскопок у церковных стен, поскольку в этой части соборной площади в 1883 г. был похоронен протоиерей Василий Нордов, и археологические работы были интерпретированы епископом Максимилианом (Лазаренко) как глумление над могилой.

Впрочем, Тобольской епархии в это время было что защищать и от чего защищаться. Еще в декабре 1999 г. в Калининском районном суде Тюмени под председательством судьи Галины Черкасовой и с участием прокурора Грачева началось повторное рассмотрение уголовного дела по обвинению наместника Свято-Троицкого монастыря игумена Тихона (Бобова; р. 1954) по ст. 243, ч. 2 Уголовного кодекса РФ: «Уничтожение памятника истории и культуры общероссийского значения». Первый суд состоялся 4 октября. Наместник обвинялся в сносе деревянного здания на территории монастыря и его «восстановлении в кирпичном исполнении», однако был оправдан «за недоказанностью вины». Прокуратура подала кассационный протест, поскольку судебное решение было принято под давлением общественности. Подлеправославная пресса действительно обвинила местную инспекцию по охране памятников и ее руководителя А. Панфилова в том, что, обладая функциями заказчика, эти органы своевременно не разработали проектносметную документацию.

Двумя годами позже, 13 августа 2003 г., губернатор Тюменской области Сергей Собянин давал пресс-конференцию. На вопрос ГТРК «Регион-Тюмень», сможет ли церковь достойно содержать памятники культуры, вызванный только что состоявшейся передачей епархии Петропавловской церкви Свято-Троицкого монастыря, губернатор обвинил музеи в доведении церквей до безобразного состояния. Он также заявил, что все изъятое у церкви должно быть ей возвращено и что выставлять в церквах мамонтов, медведей и «прочие наглядные пособия» является кощунством. К тому же он подчеркнул, что после подобных передач государственный бюджет перестает содержать церковные здания, в чем видится несомненная государственная выгода. В 2006 г. он стал главой президентской администрации.

Новая Дума вновь вернулась к закону, призванному охранять культуру. 26 апреля 2000 г. консолидированный проект был предпочтен «петербургскому варианту» и принят к рассмотрению в первом чтении. При его обсуждении депутат из «Регионов России» Анатолий Грешневиков не просто поставил вопрос, поддерживается ли данный законопроект церковной иерархией, но и предложил, чтобы в законопроекте был четко определен «хозяин» церковных памятников, который бы единолично определял уровень их сохранности [255]. Представлявшая закон Елена Драпеко отвечала, что «определение уровня сохранности» должно быть возложено не на хозяина, а на государственную экспертизу, а хозяин, будь это и религиозная организация, обязан нести бремя содержания.

В то же время 5 августа 2000 г. новый налоговый кодекс (часть 2, раздел 8, глава 21, статья 149) к числу операций, не подлежащих налогообложению, отнес ремонтно-реставрационные работы, выполняемые на культовых зданиях, находящихся в пользовании религиозных организаций, за исключением археологических работ, а также строительные работы по воссозданию утраченных культовых сооружений. Подобный процесс облегчения церкви финансового бремени при обращении с культурным наследием происходил и на региональном уровне. 28 января 2000 г. Дума Великого Новгорода освободила от налога на недвижимость памятники культуры культового назначения, находящиеся в собственности, владении, пользовании или распоряжении у религиозных организаций.

Однако событием года в области отношения патриархии к культурному наследию и имущественному вопросу стал архиерейский собор 13–19 августа 2000 г. В принятых здесь «Основах социальной концепции» раздел о культуре (XIV.2) понимает этот феномен исключительно в его актуальном значении. Из контекста совершенно очевидно, что под «наследием прошлых веков» и «культурными традициями» имелась в виду лишь та система ценностей, которую определяет и формирует синодальная бюрократия. Этот «новодел» и предлагался обществу в качестве собственной истории. Вопросы охраны, восстановления и развития исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры, были отнесены концепцией к области соработничества Церкви и государства (III.8д). Вопрос соотношения законодательных норм и сиюминутных приходских потребностей в деле реставрации и приспособлении памятников церковной старины в документе не ставился.

Напряженный уровень взаимных ожиданий отразило обращение собора к Президенту. Здесь, в частности, говорилось: «Государство беззаконно изъяло у Церкви собственность, посвященную Богу… заведомо не подлежащую никакому отчуждению». В пример России ставились страны Центральной и Восточной Европы, осуществившие реституцию: «В России этот процесс не только не завершен, но по-настоящему и не начат». Тогда же первый и единственный раз В. Путину поставили в пример его предшественника, много сделавшего для возвращения церкви ее имущества: сегодняшнее государство не предпринимает для этого почти никаких усилий. Прозвучало требование передавать культовое имущество не в пользование, а в собственность. Собор предложил Президенту начать переговоры о полной или частичной компенсации утраченного. Проблемы нынешних пользователей были собором проигнорированы – они не считались препятствием к возврату церковной собственности.

Общество было поражено жесткостью заявлений. Заместитель начальника Главного управления внутренней политики Президента С. Абрамов назвал письмо «излишне категоричным» и «не совсем корректным». Однако в социальной концепции упоминалась возможность акций гражданского неповиновения. Это заставляло серьезно отнестись к требованиям патриархии и заняться разработкой собственной концепции церковно-государственных отношений. В результате промежуточный ответ на вызов архиерейского собора сформулировал замначальника отдела по взаимодействию с религиозными организациями администрации Президента Александр Кудрявцев на семинаре «Религия и СМИ» в Нижнем Новгороде в марте 2001 г. Подчеркнув светский характер российского государства, он заявил, что вопрос о реституции имущества, в том числе и церковного, в дореволюционное состояние должен быть снят с повестки дня.

7 декабря 2000 г. мэр Москвы подписал новое распоряжение «Об упорядочении передачи объектов недвижимости религиозным организациям Русской Православной церкви и других конфессий», усложнившее существующую процедуру. Заявление общины, которое должно быть рассмотрено в двухмесячный срок, сопровождалось пакетом архивных справок и документов, подтверждающих как факт религиозного назначения здания, так и его конфессиональную принадлежность. Очевидно, на столице обкатывалась будущая общероссийская практика. Именно с 2001 г. в общественной жизни наметилась тенденция к инициативе государства в деле передачи памятников, которая в 2004 г. обрела конкретные очертания. Вообще в это время именно имущественный аспект церковно-государственных отношений выходит на первый план [256].

7 июня 2001 г. закон об охране культуры был принят Госдумой во втором чтении. Тема «религиозных» поправок привлекла всеобщее внимание. Представлявший фракцию «Единство» и интересы патриархии Александр Чуев предложил поставить на отдельное голосование поправки 134 (к статье 49.2: возможность нахождения памятников и ансамблей религиозного назначения, входящих в число особо ценных объектов культурного наследия, в собственности религиозных организаций), 143 (памятники религиозного назначения, в том числе входящие в состав историко-культурных заповедников, могут передаваться в собственность только религиозным организациям), 153 (к статье 52: религиозные организации осуществляют право пользования передаваемыми объектами культурного наследия религиозного назначения в соответствии со своими внутренними установлениями) и 179 (к статье 59.2: в случае, если объект культурного наследия религиозного назначения входит в состав историко-культурного заповедника и находится в собственности, пользовании или на ином законном основании у религиозных организаций, режим использования этих объектов устанавливается с учетом внутренних установлений религиозных организаций.