Жизнь проста. Как бритва Оккама освободила науку и стала ключом к познанию тайн Вселенной - Джонджо МакФадден Страница 10

Среди латинских переводов, оказавшихся в Западной Европе, были и фрагменты диалогов Платона, в том числе почти в полном виде его «Тимей», который оказал глубокое влияние на интеллектуальное развитие Аврелия Августина Иппонийского (впоследствии канонизированного и ныне известного как святой Августин). Книга Августина «О граде Божием» сохраняла актуальность и значимость на протяжении всей эпохи Средневековья, а в «Исповеди» он рассказывает о том, как Бог «предоставил мне… некоторые книги платоников, переведенные с греческого на латинский». Эффект был настолько впечатляющим, что, по словам Августина, «умудренный этими книгами, я вновь вернулся в себя; Ты [Бог] стал уже помощником моим (Пс. XXIX, 11), помог мне погрузиться в самые глубины мои»[52].

Несмотря на популярность книги «О граде Божием», человечество предстает в ней в довольно мрачном свете. Августин написал ее после того, как Рим был захвачен и разграблен вестготами в 410 году. Став свидетелем зверств, жестокости и насилия, творившихся в городе на протяжении трех долгих дней, он, возможно, утвердился во мнении, что человечество есть «скопище пороков». Вероятно, сцены варварской жестокости побудили его встать на позиции философского реализма как единственного способа примирить людские злодеяния с образом милосердного христианского Бога. Мир форм Платона находит новое звучание в утверждении Августина о том, что все несовершенства мира есть лишь слабое и искаженное отражение незримого, но совершенного Царства Божия.

В своем автобиографическом сочинении «Исповедь» Августин размышляет о природе времени и о других вопросах, которые сейчас мы бы назвали научными. Однако они рассматривались философом в богословском ключе – например, его интересовало, как неизменный Бог может действовать в рамках меняющегося времени[53]. Августин не склонен полагаться на силу человеческого интеллекта, которому свойственно отклоняться от теологической системы координат и впадать в заблуждение. Он предостерегает:

Есть здесь и еще один вид искушения, несравненно более опасный. Кроме похоти плоти, требующей наслаждений и удовольствий для всех внешних чувств… те же внешние чувства внушают душе желание не наслаждаться через плоть, а исследовать через нее. Это – пустое и жадное любопытство, которое рядится в пышные одежды знания и науки. Но осмелюсь ли я сказать, когда ежечасно и отовсюду в нашу жизнь с шумом вламываются тысячи вещей, вызывающих наше любопытство, что ни одна из них не принудит меня ко внимательному изучению ее и не внушит пустого интереса? Театр, понятно, оставляет меня равнодушным; нет мне дела и до тайного хода светил…[54],[55]

А в трактате «О Книге Бытия» Августин пишет:

Действительно, какое мне дело до того, со всех ли сторон небо, подобно шару, окружает Землю, занимающую центральное место в системе мира, или же покрывает ее с одной только верхней стороны, как круг?[56]

Пренебрежительное отношение Августина к тому, что он называет «еще одним видом искушения», во многом объясняет, почему раннее Средневековье было временем застоя в науке и экономике Европы.

ЗЕМЛЯ ВНОВЬ СТАНОВИТСЯ КРУГЛОЙ

К счастью, учение Августина Блаженного не успело распространиться в страны Ближнего Востока, поскольку большинство ревнителей христианской веры, потеснивших римское язычество, было изгнано с этих территорий, завоеванных арабами в VII веке. Исламские правители проявляли куда большую снисходительность к наследию ученых Античности, чем на Западе, и вскоре в исламском мире начинают возникать центры интеллектуальной жизни, например Дом мудрости – исламская академия в Багдаде, основанная халифом аль-Мамуном в IX веке. В арабском мире особенно ценились уцелевшие греческие рукописи из библиотек Античности, например Александрийской. Сохранившиеся труды Платона, Аристотеля, Пифагора, Евклида, Галена и Птолемея охотно переводились на арабский язык и дополнялись комментариями исламских ученых, владевших греческим, таких как аль-Кинди (ок. 801–873) из Багдада, который составил содержательные комментарии к учению Аристотеля о логике. Марьям аль-Астурлаби – женщина-астроном, жившая в X веке на территории современного города Алеппо на севере Сирии, получила известность благодаря созданию астролябий. Научное наследие греков не только изучалось, но и пополнялось трудами арабских ученых, таких как Ибн аль-Хайсам (965–1039/1040) из Басры, которому принадлежит фундаментальное исследование по оптике в семи томах «Книга оптики» (араб. Kitab al-Manazir), где были представлены результаты его новаторских исследований и опытов по отражению и преломлению света. В частности, его эксперименты позволили доказать прямолинейное распространение света. Помимо этого, он первым доказал, что зрительный образ возникает при попадании в глаз светового луча. Следы исламского доминирования в математике в период раннего Средневековья можно проследить в таких словах с арабскими корнями, как «алгебра», «алгоритм», а такие термины, как «алхимия» и «алкоголь», свидетельствуют о достижениях исламских ученых в области химии. Многие технические изобретения, например ветряные мельницы, дистилляция, тростниковые перьевые ручки, пуговицы, были незнакомы людям Античности и впервые появились в арабском мире[57].

Запад продолжал оставаться на задворках науки, пока на папский престол не взошел Герберт Аврилакский, ученый классической школы, изучавший геометрию, астрономию и философию. В 999 году он принял сан папы римского под именем Сильвестр II. До этого он много путешествовал, в том числе побывал в Испании, где познакомился с рукописями греческих и арабских ученых. Благодаря ему в Европе возродился интерес и уважение к греческой и арабской науке и в обиход вошла арабская система счисления. У папы даже была в ходу армиллярная сфера – модель небесной сферы, сконструированная из концентрических металлических колец, окружающих Землю, которая имела форму шара. Таким образом, вопреки расхожему мифу о средневековой картине мира в представлении образованных людей того времени Земля не была плоской.

Этот несмелый ручеек знания превратился в бурный поток после падения мавританских государств на Пиренейском полуострове под ударами христианской Реконкисты в конце XII и XIII веке. Распахнув двери исламских библиотек Толедо, Кордовы и Палермо, рыцари-крестоносцы с удивлением обнаружили там сокровища из своего забытого прошлого. Испытывавшая интеллектуальный голод Европа вдруг осознала, что наследие греческой и римской науки и философии, которое считалось безвозвратно утерянным, не только уцелело, но и пополнилось новыми трудами, которые были написаны их врагами. Произошел один из самых неожиданных поворотов в истории, своеобразный исторический кульбит. На протяжении нескольких столетий исламские ученые, такие как основоположник арабской философии из Ирака аль-Кинди и персидский ученый-энциклопедист Ибн Сина (родился в 980 г. в Авшане, в государстве Саманидов), известный на Западе как Авиценна, или Ибн Рушд (родился в 1126 г. в Кордове, Испания; известен также под именем Аверроэс), трудились над переводами с греческого на арабский сочинений величайших мыслителей Античности. Европейские ученые, владевшие арабским языком, получив