Власть. Новый социальный анализ - Бертран Рассел Страница 12

– но не обязательно быть красноречивым в традиционном смысле слова, поскольку Робеспьер и Ленин не были красноречивы, но были ораторами решительными, страстными и смелыми. Страсть может быть холодной и контролируемой, однако она должна быть и ее должны ощущать. Во времена возбуждения политику не нужна сила рассуждения, оценка безличных фактов или крупица мудрости. Он должен обладать способностью убеждать толпу в том, что ее страстные желания действительно осуществимы и что он благодаря своей непреклонной решимости – именно тот человек, который претворит их в жизнь.

Наиболее успешными демократическими политиками становятся те, кому удалось уничтожить демократию и стать диктаторами. Это, конечно, возможно лишь в определенных обстоятельствах; никто не смог бы добиться этого в Англии XIX века. Но когда это возможно, требуется высокая степень тех же качеств, что требуются от демократических политиков в целом, по крайней мере во времена возбуждения. Ленин, Муссолини и Гитлер обязаны своим вознесением демократии.

Как только диктаторская власть установлена, качества, благодаря которым человек может стать наследником мертвого диктатора, становятся совершенно не теми, благодаря которым была исходно создана диктатура. Подковерные игры, интриги и придворный фаворитизм – вот наиболее важные методы, применяемые, когда наследственный принцип не работает. По этой причине после смерти своего основателя диктатура существенно меняет свой характер. А поскольку качества, благодаря которым человек может унаследовать диктаторскую власть, не столь впечатляющи, как те, посредством которых был создан сам этот режим, велика вероятность неустойчивости, дворцовых переворотов, а также перехода к какой-то другой системе. Однако сегодня люди надеются на то, что современные методы пропаганды могут успешно противодействовать этой тенденции, подогревая популярность главы государства, так что ему самому не нужно демонстрировать популярных качеств. Пока, однако, невозможно сказать, в какой мере такие методы окажутся успешными.

Существует одна определенная форма власти индивидов, о которой мы пока не упомянули, а именно закулисная власть – власть придворных, интриганов, шпионов, знатоков закулисных игр. Во всякой большой организации, где люди, управляющие ею, обладают значительной властью, всегда есть другие, менее заметные люди, которые приобретают влияние на руководителей, используя свои личные методы. Мастера закулисных игр и партийные боссы относятся к одному и тому же типу, хотя их техники могут быть разными. Без лишнего шума они ставят своих друзей на все ключевые позиции, а потому со временем обретают контроль над организацией. В диктатуре, не являющейся наследуемой, такие люди могут надеяться унаследовать власть в случае смерти директора, но обычно они предпочитают не выходить под свет рампы. Это люди, которые любят власть больше славы; часто они не слишком общительны. Порой они, подобно евнухам в восточных монархиях или любовницам короля, по той или иной причине не могут официально получить властные посты. Их влияние оказывается наибольшим в тех случаях, когда номинальная власть является наследуемой, и наименьшим – когда она является наградой за личное умение и энергию. Такие люди, однако, даже в самых современных формах правления непременно добиваются значительной власти в тех областях, которые обычный человек считает таинственными. В наше время наиболее важными из них является монетарная и внешняя политика. Во времена кайзера Вильгельма II барон Гольштейн (постоянный глава немецкого министерства иностранных дел) обладал огромной властью, хотя и не появлялся на публике. Мы не можем сказать, насколько велика власть штатных чиновников британского министерства иностранных дел, поскольку, чтобы это узнать, понадобятся документы, которые станут доступными только для наших детей. Качества, необходимые для закулисной власти, существенно отличаются от тех, что нужны для всех остальных ее разновидностей, и, как правило, хотя и не всегда, это качества достаточно неприглядные. Система, отдающая много власти придворному или знатоку закулисных игр, в целом поэтому не может быть той системой, которая бы работала на общее благополучие.

4

Священническая власть

В этой и следующей главах я предлагаю рассмотреть две формы традиционной власти, которые играли наибольшую роль в прошлом, а именно священнический и царский авторитет. Сегодня оба в какой-то мере утратили свое величие, и, хотя опрометчиво было бы утверждать, что они никогда не возродятся, их закат, будь он окончательным или временным, позволяет изучать оба этих института с полнотой, которая недостижима с теми формами власти, которые пока еще вполне могущественны.

Священники и цари, пусть и в зачаточной форме, существуют даже среди наиболее примитивных обществ, известных антропологам. Иногда обе функции соединяются в одном человеке. И такое случается не только среди дикарей, но и в весьма цивилизованных государствах. Август в Риме обладал титулом «Pontifex Maximus», а в провинциях его считали богом. Калиф был главой мусульманской религии, но также главой государства. Микадо в настоящее время обладает схожим статусом в синтоистской религии. Среди царей наблюдалась устойчивая тенденция утрачивать свои секулярные функции из-за самой их святости, а потому превращаться в священников. Тем не менее в большинстве мест и времен различие между священником и царем было очевидным и определенным.

Наиболее примитивной формой священника является знахарь, у которого две способности, называемые антропологами религиозной и магической. Религиозные способности зависят от покровительства сверхъестественных существ, тогда как магические считаются естественными. Но в нашем контексте это различие не представляется важным. Важно то, что знахарь считается – в силу будь то магии или религии – способным приносить пользу или вредить другим людям, причем его способности не присущи всем и каждому. Предполагается, что какую-то магию могут практиковать и простолюдины, однако магия знахаря сильнее. Когда человек заболевает, или когда с ним происходит несчастный случай, причиной считается злая магия врага, однако знахарь знает способы снять проклятие. Так, на островах Дьюк-оф-Йорк знахарь, выяснив путем прорицания причину болезни пациента, берет в руки комок тины и зачитывает магическую формулу:

Тина изгнания. Изгоняю осьминога; изгоняю змею тео; изгоняю дух Ингиет (тайного общества); изгоняю краба; изгоняю водную змею; изгоняю змею боливо; изгоняю питона; изгоняю собаку кайя. Тина изгнания. Изгоняю жижу; изгоняю ползучее растение; изгоняю То Пилана; изгоняю Вуву-Тавур; изгоняю Тумбал. Утопили их в глубине моря. Пар поднимется, чтобы держать их вдали; тучи поднимутся, чтобы держать их вдали; темнота воцарится, чтобы держать их вдали; сами себя утянут в глубину моря[11].

Не следует предполагать, что эта формула обычно остается бездейственной. Дикари гораздо более подвержены внушению, чем цивилизованные люди, а потому их болезни очень часто и вызываются, и излечиваются именно этой причиной.

По словам Риверса, в большинстве районов Меланезии человек, лечащий болезни, является колдуном или священником. Видимо, в этих регионах нет четкого различия между знахарями и всеми остальными, и некоторые простые лекарства могут использоваться каждым. Однако

те, кто сочетают медицину с магическими или религиозными