За ядовитыми змеями - Юрий Борисович Ильинский Страница 13

Однажды, когда я подходил к солонцу, оттуда взлетел орел, зажав в когтях крупное бьющееся тело. Орел хлопал крыльями, набирал высоту, но делал это неуверенно, преодолевая сильное сопротивление жертвы. Затем птица резко снизилась, разжала когти, и прямо мне под ноги тяжело шлепнулся на гребень бархана тот самый варан, размерам которого я много раз удивлялся. Вероятно, орел устал бороться со свой жертвой. Жизнь едва теплилась в ящере, когти орла нанесли ему серьезные повреждения, разорвали кишечник, повредили почки. Варан лежал без движения, свесившись с гребня бархана. Однако он нашел в себе силы перепоясать меня хвостом.

На следующий день варан был еще жив, но по-прежнему лежал на гребне, свесив голову и передние лапы. Я наблюдал за ним в течение двух недель. Варан с необыкновенным упорством цеплялся за жизнь. И он выжил — раны заросли. При моем приближении варан ковылял к норе. В конце концов мне надоело наблюдать варана издали, и я решил его поймать. Выследить пораженное животное несложно, и, улучив момент, я выскочил из-за бугра и занял место у норы. Безусловно, я пошел по линии наименьшего сопротивления, решив изловить ослабевшее от ран животное.

Увидев, что путь к отступлению отрезан, варан замер, пристально уставившись на меня круглыми глазами. Будь он совершенно здоров, он неминуемо удрал бы в степь и, описав круг, через некоторое время вышел бы на прежнее место. Вполне возможно, что он не стал бы спасаться бегством, а просто бросился бы на меня и наверняка прорвался бы, так как я не имел даже палки, а хватать варана голыми руками весьма рискованно. Израненный, не окрепший после болезни, варан был слишком слаб. У него не было сил, чтобы бежать, и варан поступил иначе. Зашипев, разинул зубастую пасть и пополз прямо на меня. Он полз не слишком быстро, но и не медленно, полз, не сводя с меня глаз. Почти все животные испытывают необоримый ужас перед человеком, инстинктивно сознавая его превосходство. Варан тоже испытывал страх, но, преодолевая его, полз вперед.

Я неподвижно стоял у норы, варан остановился в двух метрах, зашипел и снова пополз вперед. Пораженный бесстрашием пресмыкающегося, я преграждал ему дорогу до тех пор, покуда крепкие челюсти варана не щелкнули в сантиметре от моего сапога, и тогда я посторонился. Варан неторопливо прополз мимо и исчез в норе.

Отдавая должное варанам, следует сказать, что они необыкновенно храбры, словно совершенно лишены нервов. Если змеи, особенно кобры, крайне нервозны, то вараны наоборот.

И все же я поймал этого варана. Я изловил его на следующий день ременной петлей. В неволе варан проявил редкое упорство. Посаженный в фанерный ящик, он целыми днями скреб его лапами, рвался на свободу, и в конце концов разломал ящик. Я пересадил его в новый, увернувшись от хлещущих ударов его хвоста; на варана новоселье не произвело никакого впечатления, и он продолжал настойчиво скрести фанеру, разрушая свою тюрьму. Восхищенный такой волей к жизни, я даровал ему свободу. Вынесенный за дувал, ящер быстро пополз в степь. Мой хозяин, пожилой железнодорожник, давно наблюдавший за схваткой характеров, одобрительно произнес:

— Варан — это орел среди пресмыкающихся, лев!..

Мы поглядели, как этот «орел-лев» скользит все дальше и дальше, покачиваясь среди барханов, словно челнок на волнах. Мелькнуло песчаное облачко, и ящер скрылся из виду.

Вараны обычно питаются насекомыми и грызунами. Утром, пока еще солнце не слишком палит, они выходят на охоту. Знакомый ученый рассказывал мне, что однажды заинтересовался, почему вараны, поедая множество различных жуков, не охотятся на саранчовых. Ему пришлось наблюдать небольшого варана. Варан бегал по степи, гоняясь за саранчой. Верткая саранча ускользала от пресмыкающегося; варан стремительно бросался на насекомое, подпрыгивал, падал. За два часа он так устал, что мешком свалился на землю. Он поймал несколько саранчовых, но растратил массу энергии и, конечно, остался голоден. Вечером этот варан уже не обращал внимания на саранчовых. Преподанный жизнью урок был им усвоен.

Варанчик, которого я поймал, был точно таким же молодым несмышленышем. Преследуя насекомых, он неразумно растратил все свои силы и неосмотрительно поступил, удалившись от своей норы, поэтому я изловил его сравнительно легко. Мне давно хотелось выдрессировать варана или хотя бы приручить его.

Пойманный молодой варан и должен был подвергнуться соответствующей обработке. Я бился немало времени, но особых сдвигов не наблюдалось. Увеличивалось лишь количество рубцов на моих руках. Методы «кнута» и «пряника» чередовались, но варан по-прежнему не поддавался никакому воздействию. Помимо всего, он так кусался, что я был готов разорвать хвостатого злюку и удерживался от этого намерения с большим трудом. Однако постепенно варан привык ко мне, кусаться стал реже и даже хвост в ход пускал в исключительных случаях: например, когда я его гладил.

Если варан ел, его можно было беспрепятственно теребить за хвост, дергать за лапы, не рискуя потерять при этом палец. Однако едва обед заканчивался, нужно было держать ухо востро.

Мне так и не удалось выдрессировать варана. Слишком часто он выводил меня из душевного равновесия. Дух сопротивления, гнездившийся в этом упрямце, ежедневно давал о себе знать. Опытные дрессировщики говорят, что с животными приятно работать, они понимают требования человека и подчас «поправляют» его, принимая более верное решение. Собаки, лошади, слоны — «сами идут навстречу», «помогают» дрессировщику, работают в контакте с ним. Выдрессировать же пресмыкающихся почти невозможно. Хотя варан — существо наиболее «сговорчивое» из всех холоднокровных, но и он, по сути дела, всего-навсего лишь привыкает к кормящему его человеку и не кусает его только потому, что всегда голоден и слишком занят поглощением пищи, чтобы обращать внимание на что-либо другое. Само собой разумеется, это меня ни в коей мере не устраивало, и я долго еще безуспешно пытался приручить пресмыкающееся.

В конце концов нервы мои не выдержали, и пришлось выпустить ящера во двор, махнув рукой на дрессировку.

Я был в полной уверенности, что варан воспользуется многочисленными отверстиями в ограде и улизнет, избавив меня от дальнейших хлопот. Ящер действительно вскоре вырвался в степь, но к вечеру возвратился и, сердито шипя, бродил вокруг крыльца в ожидании ужина. Варан привык получать обильную пищу из моих рук. В степи он целый день гонялся за насекомыми и убедился, что отвык от этого нужного дела. Голодный и злой, он возвратился обратно и теперь настойчиво требовал пищи.

В благодарность за обильный ужин варан схватил меня зубами за пальцы, но не трепал