Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого - Сюзанна Симард Страница 27

Казалось, эксперимент будет простым.

Боже, меня ожидал сюрприз!

Я планировала проверить, как три доходных вида деревьев – лиственница, кедр, пихта – будут сосуществовать в различных сочетаниях с березой. Я выбрала эти породы в качестве тестовых видов, потому что это жители первичных невырубленных лесов. Я любила кедр за длинные скрученные листья, пихту Дугласа за шелковистые веточки, похожие на ершик, а лиственницу за ее звездчатые иголки, которые окрашиваются в золото, прежде чем осыпаться осенью на лесную подстилку. К этому моменту лесозаготовительная промышленность считала березу одним из самых злостных конкурентов, поскольку предполагалось, что она затеняет заветные хвойные деревья, замедляя их рост. Но если соседство с березовым молодняком полезно для хвойных деревьев, то какие сочетания дадут самые здоровые леса? Три выбранных вида хвойных деревьев различались по степени зависимости от тени березы: от совсем незначительного эффекта для лиственницы с ее звездчатыми иголками до серьезного влияния в случае кедра, пихта находилась где-то посередине. Уже одно это наводило на мысль, что для каждого из видов лучшими окажутся разные комбинации растений.

Я остановилась на проекте, в котором на одном участке береза бумажная сочеталась с пихтой Дугласа, на другом – с кедром красным западным, а на третьем – с лиственницей западной. В третьем случае участок представлял неудачное насаждение на вырубке, где даже сосна скрученная не смогла найти себе пристанище. Такой же эксперимент я собиралась провести на двух других вырубках, чтобы посмотреть, как деревья реагируют на незначительные изменения условий.

Для каждой пары видов я подобрала несколько комбинаций, чтобы сравнить чисто хвойные леса и хвойные деревья с березой в различных пропорциях и при различной плотности, а также проверить мою догадку, что смешанные группы будут лучше расти в определенных конфигурациях – возможно, для лиственницы нужно меньше березы, а для кедра – больше.

Я предполагала, что береза бумажная обогащает почву питательными веществами и служит источником микоризных грибов для хвойных деревьев.

Также мои предыдущие эксперименты показали, что береза каким-то образом защищает хвойные деревья от преждевременной гибели от корневой болезни, вызванной грибами Armillaria.

В общей сложности получилось пятьдесят одно сочетание; для каждого выделили свой участок, разбросав по трем вырубкам.

После сотен дней, проведенных на лесопосадках, экспериментов по «прополке» и наблюдений, как саженцы уживаются с естественной растительностью, я чувствовала, что деревья и другие растения могут каким-то образом определять, насколько близко находятся их соседи, и даже кто они. Молодые сосны, растущие между раскидистыми азотфиксирующими ольхами, протягивали веточки дальше, чем если бы они находились под густым покровом кипрея. Ели прекрасно росли, прижавшись к вечнозеленой гаультерии и подорожникам, но держались подальше от борщевика. Пихты и кедры радовались умеренному покрову березы, но чахли под плотным одеялом дикой малины. Напротив, лиственница демонстрировала лучший рост и наименьшую смертность от корневых болезней, когда березы бумажной по соседству было меньше. Я точно не знала, как растения определяют такие условия, однако опыт подсказывал: сажать тестовые смеси необходимо крайне скрупулезно. Важно соблюдать расстояния между деревьями, а вырубки для максимальной достоверности не должны иметь перепадов высот. Учитывая, что Британская Колумбия – горная провинция, найти три ровных участка было крайне сложно.

Для удобства осмотра корней и контроля, станут ли хвойные деревья лучше соединяться с почвой при соседстве с березой бумажной, я заказала стереомикроскоп и справочник по определению особенностей микоризы и практиковалась на корнях березы и пихты, собранных по дороге домой. Джин закатывала глаза, когда я несла образцы в кладовку, ставшую кабинетом, и подшучивала, если во время приготовления ужина у меня подгорала кастрюля. Моим фирменным блюдом было чили, а ее – спагетти, но ни она, ни я не увлекались кулинарией. Я пропадала в своем примитивном кабинете до полуночи, обрезая кончики корней, делая поперечные срезы и укладывая их на предметные стекла. Вскоре я научилась идентифицировать сети Гартига, пряжки, цистиды и прочие части микоризного кончика корня, которые помогали отличить один вид гриба от другого.

Некоторые виды грибов на пихтах выглядели так же, как грибы на березе бумажной. Если это одни и те же организмы, то, возможно, березовые микоризные грибы перебрались на кончики корней пихты для взаимообогащения. Может быть, в результате такой инокуляции, обмена грибами или симбиоза, молодые высаженные пихты Дугласа не остались с голыми корнями, и им удалось избежать того смертного приговора, который выпал на долю моих пожелтевших саженцев в горах Лиллуэт. Но если пихта нуждается в березе, то береза не вредит пихте, как предполагают лесоводы.

Ровно наоборот.

После нескольких месяцев поисков я нашла три плоские вырубки, все на правительственной территории – места неудачных сосновых лесопосадок, возможно, из-за нарушения биологии почв. На одном из участков я схлестнулась с владельцем ранчо, незаконно пасшим там коров. Он громко протестовал против моей идеи превратить неудачное насаждение в тестовую площадку, утверждая, что имеет право на вырубку, которую обрабатывал в течение многих лет. Он был не в восторге от моего заявления, что я как лесовод-исследователь имею полномочия здесь работать, а он покушается на общественную собственность.

Черт возьми! Только этого мне не хватало.

Подготовка к эксперименту заняла еще несколько месяцев.

Нужно было отметить на земле каждое из восьмидесяти одной тысячи шестисот посадочных мест, но сначала справиться с инфекциями корней на трех вырубках. Пришлось выкорчевать около двадцати тысяч старых пней, потому что корневая гниль, вызванная грибом Armillaria, заражала мертвые корни и, как паразит, распространялась на выжившие деревья. Около тридцати тысяч инфицированных сосен были мертвы, умирали или находились в ужасном состоянии, поэтому их пришлось убрать вместе с инфицированными местными растениями. Кроме того, при работах пострадала лесная подстилка, поскольку бульдозер стаскивал к кромке леса огромные кучи пней, мертвых саженцев и больных растений. Я начинала с чистого листа.

Я не могла решить, на что была похожа территория – на фермерское поле или на поле битвы после того, как с него унесли раненых. Мой исследовательский грант не покрывал установку ограждений для скота, поэтому я нарисовала фальшивую решетку у въезда на участок. Я слышала, что коровы не пересекают линии на дороге, боясь сломать ноги. Это работало первые несколько месяцев. Следующим летом я с бригадой провела месяц под жарким солнцем, кропотливо высаживая саженцы в размеченных местах.

Через несколько недель все саженцы погибли.

Я была потрясена. Никогда не видела такого. Я осматривала гниющие стебли – никаких признаков пагубного