Я и Ты - Мартин Бубер Страница 5

действующей на самоё себя силы, как вулканическая деятельность, не подчиняющаяся никакой последовательной логике. Мана – это первобытная абстракция, возможно более примитивная, чем число, но не более сверхъестественная, чем оно. Дисциплинируемая самообучением, память выстраивает последовательность великих событий отношения, стихийных потрясений: выступает вперед, возвышается, приобретает самостоятельность как самое важное для инстинкта самосохранения и самое необычное для инстинкта познания; незначительное, необщее, изменчивое Ты частных переживаний отступает на задний план, изолируется в памяти, мало-помалу овеществляется и объединяется в группы и виды; как нечто третье, ужасающее своей обособленностью, призрачностью – пожалуй, большей, нежели призрачность Луны и даже мертвеца, но неумолимое в своей реальности предстает как устойчивый, вечно остающийся тождественным самому себе партнер – Я.

Осознанное Я так же мало связано с инстинктом «само»-сохранения, как и с другими инстинктами: не Я хочет размножаться, а тело, не знающее пока никакого Я; не Я, а тело хочет делать вещи, орудия, игрушки, тело хочет быть «созидателем»; и в первобытной познающей функции невозможно отыскать cognosco ergo sum [познаю, следовательно существую (лат)] у познающего в опыте субъекта даже в наивной, инфантильной форме. Я стихийно возникает из расщепления первоначальных переживаний, животворящих изначальных слов «Я-воздействующее-на-Ты» и «Ты-воздействующее-на-Я» после субстантивации и опущения причастия «воздействующее».

Фундаментальная разница между двумя основными словами в духовной истории первобытных народов выявляется в том, что она заявляет о себе уже в изначальном событии отношения Я – Ты, то есть до того, как человек осознает свое Я, причем основное слово Я – Оно вообще обусловлено этим осознанием, возможностью обособления Я.

Действительно, первое основное слово разбивается на Я и Ты, но возникло оно не из их соединения – оно предшествовало Я; второе же основное слово возникло из соединения Я и Оно, и это второе основное слово возникло после обособления Я.

В первобытном событии отношения заключено Я – вследствие его исключительности. Так как событие отношения по самой своей природе во всей полноте реальности содержит только двух партнеров – человека и его визави, так как мир в этом событии становится дуалистичной системой, человек ощущает в ней космическую патетику Я, хотя и не осознаёт этого.

Однако Я еще не включено в природную данность, которая переходит в основное слово Я – Оно, в приобретаемый Я опыт. Эта данность являет собой отделенность человеческого тела – носителя ощущений – от окружающего его мира. Тело учится познавать и различать себя в этой особости, но различение остается в пределах чистого сопоставления и поэтому не способно усвоить имплицитный характер глубинного Я.

Но когда Я вышло из отношения и стало существовать в своей обособленности, оно разбавляется и приобретает функциональность, переходит в естественное состояние отделенности тела от окружающего мира и пробуждает ощущение собственного «я». Только теперь может возникнуть осознанное действие Я, первый образ основного слова Я – Оно: обособившееся Я объявляет себя носителем ощущений, а окружающий мир – их объектом. Это происходит «первобытно», а никоим образом не в «теоретико-познавательной» форме; предложение «Я вижу дерево», впервые произнесенное в таком виде, рассказывает не об отношении между человеком-Я и деревом-Ты, а о сознательном восприятии дерева как предмета; между субъектом и объектом, тем самым воздвигается преграда; впервые произносится слово разделения – основное слово Я – Оно.

– Но, значит, скорбь нашей судьбы возникла уже в самом начале праистории?

– Да, конечно, потому что осознание жизни сопровождает человека с самого начала его истории. Но в осознанной жизни становление человека есть лишь повторение мирового бытия. Дух появляется во времени как результат, даже как побочный продукт природы, но именно он присутствует в ней изначально, вне времени.

Противопоставление основных слов в разные времена и эпохи имело множество наименований, но в своей безымянной истине оно присуще творению.

– Итак, ты веришь, что праисторические времена были раем для человечества?

– Они могли быть и адом – и наверняка так оно и было; насколько я могу проследить ход истории, те времена были наполнены злобой и страхом, мучениями и жестокостью, – но они были живыми и реальными.

Встречи первобытных людей отнюдь не отличались смиренным благорасположением, но лучше насилие над реальным живым существом, чем призрачная забота о безликих числах! От первого путь ведет к Богу, от второго – в ничто!

Жизнь современного первобытного человека, даже если мы смогли бы полностью ее понять, может послужить лишь несовершенным подобием жизни реального древнего первобытного человека; мы можем лишь бегло взглянуть на осуществление во времени связи между обоими основными словами. Более полные сведения мы получаем от ребенка.

Здесь нам с предельной ясностью открывается тот факт, что духовная реальность основных слов возникает из реальности природной: реальность основного слова Я – Ты – из природной связи, реальность основного слова Я – Оно – из природного же разделения.

Жизнь ребенка до рождения представляет собой чисто природную, физическую связь с матерью, телесный обмен с нею; при этом жизненный горизонт развивающегося существа уникальным образом вписан в горизонт вынашивающего существа, но одновременно и не вписан; дело в том, что плод покоится не только в материнском чреве. Связь плода общемировая, общемировая настолько, что предполагает как бы неполное, тревожащее душу прочтение древних письмен; в еврейской мифологии утверждается, что в материнском чреве человек знает вселенную, а после рождения ее забывает. Эта связь остается в человеке как втайне желаемый образ. Но тоска эта не означает стремления вернуться, что воображают себе те, кто в духе – который они путают со своим интеллектом – видит паразита природы; нет, это устремление не паразит, а духовный цветок. Эта тоска устремлена к связи выброшенного в мир существа с общемировым, своим подлинным Ты.

Каждое находящееся в процессе становления человеческое дитя покоится в чреве великой Матери, нерасчлененного, не имеющего формы прамира. Отделившись от этого мира, оно вступает в личную жизнь, и только в ночные часы мы в здоровом сне ускользаем от нее и снова приближаемся к прамиру. Но такое освобождение не происходит внезапно и катастрофично, как при выходе из материнской утробы; человеческому ребенку дается срок для того, чтобы заменить утраченную природную связь с миром связью духовной. Ребенок из раскаленной тьмы хаоса вступает в холодный свет Творения, но оно пока не принадлежит ему; он еще должен его уловить, сделать действительным; он должен увидеть свой мир, услышать, прикоснуться к нему, воссоздать его для себя. Творение раскрывает свой образ при встрече; оно не откроется ожидающему чувству – оно встает навстречу принимающему чувству. То, что состоявшемуся человеку представляется привычным окружением, дается находящемуся в процессе становления человеку напряженным