Наталья Казьмина - О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011 Страница 4

25 января

Встреча с В. Ивановым. По поводу вечера М. Рощина. Приехала Таня Бутрова (театровед, жена Рощина), пришел Жук, Пашка. Я еще раз подумала: как хорошо с этими людьми, с живыми глазами, потому что Загуменнов сидел, как рыба, не повернув головы. Что он может? Какой режиссер из него получится!? Даже главный режиссер г. Вольска, куда он намылился, из него никуда. «Молчалин наших дней», сказала про него Марго.

Володя был в ударе. Видимо, все-таки мой «сценарий» его зацепил. Во всяком случае, фонтанировал. Жук тоже был… благосклонен. Кое-что решили и кое-куда двинулись.

На секторе – скучное обмывание званий и юбилеев, первый тост выпили, а дальше не о чем говорить. Я поздравила Шахиню, Т. Никитину и Т. Никольскую с Татьяниным днем.

Весь вечер угробила на то, что говорила по телефону: про вечер Рощина, сборник, «Театр», про фигню всякую. Я так устаю от этих разговоров…

26 января

Позвонила днем Неелова. Извинилась за молчание. Ее два дня не было. Но уже поздно, я же не могла и Костю, и оператора держать на привязи всю неделю? В итоге дала ей моб. Райкина – пусть связываются и решают сами.

27 января

Хоронили В. Шумакова, замечательного хирурга, и И. Дмитриева (советский и российский артист театра и кино, 1927–2008).

Атлантида продолжает тонуть.

«Роберто Зукко», Бернар-Мария Кольтес.

Пошла во второй раз, чем явно обрадовала и Каму, и Гету. Лешке Демидову (он тоже был) понравилось. И очень. Встретила Людочку Титову (актриса театра и кино), которая мне издалека тепло и мило махала рукой (она была с дочкой Варей). Гета рассказала смешную историю про журнал «Эсквайр», для которого их с Камой фотографировали «демонстрантами».

28 января

С утра – кафедра РГГУ. Пошла посмотреть, что это за работу предложил мне Оренов. Не понравилось. С деканом не встретилась. Она, назначив мне определенное время, просила подождать еще час. В другое время я, может, и не возмутилась бы, и подождала, но меня ждали у Дашки в школе. Поэтому я ушла. А из того, что мне рассказала секретарь Володи, я поняла, что кафедра дышит на ладан. Надо доказывать необходимость ее существования, и главное – не столько читать лекции по истории театра, сколько приглашать в РГГУ всяких замечательных людей (устраивать встречи на уровне даже не факультета, а всего университета). Володя, как я понимаю, пересидел там времечко, пока ему не попалась более «хлебная» работа. Наприглашал тех, кого везде и всегда приглашает, своих друзей, типа Кима, Левитина, Геты и т. д., потом выдохся, получил то ли Челябинский ТЮЗ, то ли еще какой-то и укатил. А я опять брошена в прорыв. Что ж мне так не везет на легкие деньги?!

Говорили с Мариной Нееловой. Час, наверное. Обо всем. В частности об Александровой и Хаматовой. К Маше она относится с уважением и явной симпатией. Уверяла меня, что она не глупа. Ну, может, начиталась? Сказала, что она трудяга, и к делу настоящему относится, вникая. Чулпан мы косточки перемыли. Но она дает повод. М. с явным сарказмом – про первую артистку поколения. Я – про карьеризм, который ущербляет искренность. Про коньки говорили. Я не видела, мама моя и Ленка Сидякина говорили, что у нее это ловко получается. Но зачем? Это и Сандрик меня спросил после «Меченосца»? «Лажовое кино. А твоей Чулпан, уже знаменитой, зачем это нужно? Она же может уже выбирать, где сниматься». Она везде давно одинаковая, очень травестюшная, играет героинь, от которых герои умирают, но сексуальности – как, кстати, было у Марины – ни на грош. «Но она свое получит. Она хорошо знает, как строить карьеру», – сказала Марина. Но голосом поколения, как Марина, она не станет. Будет официально известной. И ко мне всегда так истово, но фальшиво кидается. «Вы – для меня!»

Еще Марина меня испугала тем, что вокруг нее вертится А. Жолдак. Долго рассказывал про свое историческое значение в Европе, про то, как его там ценят, про свой крутой авангардизм и про то, как он решил теперь (!) поработать с большими актерами. И пришел ее соблазнять. А она ничего не видела, не знает. Я начала было ее отговаривать. Потом одумалась. Сказала, что пусть спросит Костю, мы с ним вдвоем парились на его «Кармен» – чудовищной!!! Сказала – пусть сама посмотрит, не соглашается вслепую. Она очень смешно и язвительно его пересказывала, но я совсем не поняла, что она ему отказала. А что он ей предлагал!!? «Королева Лир» – очередная переделка классики. «Медею» Еврипида – он запросто изменит «своей» Маше Мироновой. И третье – совсем уж непонятное – «Слуга двух господ», где Марина должна играть Труффальдино. Всё – дурацкая затея. «И почему-то им всем хочется чего-то трагического» – это Марина. «Причем потом они это трагическое превращают в балаган» – это я. Она – с сожалением – хочется играть, а у кого и что? Я начала ее уговаривать что-нибудь сотворить с проверенными кадрами, Фокиным, Гинкасом, Райкиным. Она – с обидой: они живут своей жизнью, бегут, о ней не думают. Я: так надо подать сигнал, что она хочет, чтобы они о ней подумали! А она говорит, что время идет, и она это так понимает, а продолжает лежать на диване.

29 января

ГИИ. Собирались у директора (без Веры)(Максимова). Обговаривали план и сроки «Вопросов театра». Все мы успеваем. Зачем Вера гонит пургу и истерит, я не понимаю.

30 января

Демидов благодарил за встречу с С. Сосновским. Я свела их, его и Алену Бабенко, чтобы С. им посоветовал, как потратить спонсорские деньги на постановку.

Почти весь день телефон не смолкал. Опять рутина, переговоры о вечере Рощина. А для статьи про «Горе» написала два абзаца.

Оренов прислал мне статью о Васильеве, которую вроде бы собирается печатать М. Дмитревская. А Коля Песочинский (театровед, историк театра и театральный критик), как сообщил Володя, уже не кланяется с ней за это. Я попросила почитать. В итоге – гадость ужасная. Пасквиль наподобие «Дела о конокрадстве». Отталкивается от книжки Полины. Называет все время Богданову талантливым писателем, а сам приводит самые, на мой взгляд, неудачные ее формулировки. Лежачего не бьют, это нехорошо. Написано талантливо, убедительно и успокоительно для тех, кому хочется верить, что Васильева никогда не было. Талантливо, но с такой филистерской самодовольной интонацией. Так гадко! При этом даже по тексту видно, что кроме «Взрослой дочери» и «Вассы», он ничего не видел.

Сил махать руками, шуметь, разносить новость по Москве, перестать с ним здороваться, когда жизнь прожита бок о бок, у меня нет. Это выглядело бы как-то театрально и нелепо. И потом он взял с меня слово, что, пока статья не вышла, я никому про нее не скажу. Но я ему самому скажу, что я думаю о статье. И скажу, что обязательно ему отвечу, если он это опубликует.

31 января

Таня Бутрова сказала, что 31-е – еще один день рождения Рощина, это когда ему М. Дебейки (американский кардиохирург) сделал операцию, т. е. попросту спас. Она смеется, что я теперь самый большой специалист по М. Рощину: «Теперь тебе надо докторскую по нему защитить». Я тут кандидатскую никак не защищу, а она… Все-таки лень. Хотя дел, действительно, на пару месяцев.

1 февраля

До сектора успела слетать в Дом актера. Сбор у В. В. Иванова. Весело, когда люди умеют в связке работать, в компании, в общую копилку кидать мысли и идеи.

На секторе обсуждали В. Березкина, его Летопись творчества Боровского. Он попросил меня обсудить, я ему отказать не могла, хотя дел по горло. Претензии у меня были. Главная – он впихнул туда (по кускам) почти всю книжку Боровского, это как-то нехорошо. Ну, и не секрет, что Витя все видел, все знает, но писать и описывать не мастак. Я нашла тон и постаралась деликатно что-то посоветовать. После меня выступала наша новоиспеченная докторица Гудкова. Она говорила с присущей ей интонацией сноба и знатока, хмыкая и посмеиваясь. Многие вещи говорила даже правильные, но форма… Эти наши «большие ученые» (как люди средние и корпоративные поэтому) держатся друг за друга. Для своих выражения выбирают (у них получается, что и Старикова, и Звенигородская, и Светаева, и их аспиранты – безупречны), а к чужим – беспощадный гамбургский счет, причем, именно с позиции «мы, большие ученые», как говорит Люда С. И такое для них удовольствие – тыкать людей носом в ошибки. После выступления Гудковой Слава сотворил скандал, которого никто не ждал.

Все знают, что у Славы с Витей ужасные отношения, и один скандал осенью у них уже был: Витя даже написал ему письмо, просто вызов на дуэль, про то, что Слава – индивидуалист, а не руководитель сектора, все гребет под себя, окружает себя бездарными людьми, которые пашут на него, как рабы, про то, что на секторе никто не занимается живым театром и т. д. А Слава бегал жаловаться в дирекцию: «Оградите меня от оскорблений». А тут он вдруг (и все на взводе, дрожащим голосом, вроде как, сдерживая «священный гнев») спрашивает сектор, будем ли мы рекомендовать эту работу Ученому совету. С чего? Столько всего сектор пропускает беззвучно, а тут вдруг…